О чем стих гумилева сон
«Сон (Застонал я от сна дурного…)» Н. Гумилев
Застонал я от сна дурного
И проснулся, тяжко скорбя.
Снилось мне – ты любишь другого,
И что он обидел тебя.
Я бежал от моей постели,
Как убийца от плахи своей,
И смотрел, как тускло блестели
Фонари глазами зверей.
Ах, наверно таким бездомным
Не блуждал ни один человек
В эту ночь по улицам темным,
Как по руслам высохших рек.
Вот стою перед дверью твоею,
Не дано мне иного пути,
Хоть и знаю, что не посмею
Никогда в эту дверь войти.
Он обидел тебя, я знаю,
Хоть и было это лишь сном,
Но я все-таки умираю
Пред твоим закрытым окном.
Дата создания: 1917 г.
Анализ стихотворения Гумилева «Сон»
Произведение, написанное в 1917 г., вошло в сборник «К Синей звезде», изданный после гибели автора. Революционный год застал Гумилева в Париже, где он увлекся Еленой Дюбуше. «Девушка с газельими глазами» отвергла ухаживания поэта и вскоре вышла замуж за состоятельного американца. Одной из основных особенностей стихотворений парижского периода становится тема неразделенной любви к юной лирической героине, которая отождествляется с прекрасной и недосягаемой Синей звездой.
«Сон» начинается с будничного сообщения о кошмаре, мучившем душу лирического «я». Обида, которую нанес любимой счастливый соперник в воображаемом мире сна, воспринимается героем-рыцарем как настоящая и побуждает его к действию. Романтик отправляется к дому героини.
Начало пути напоминает бегство. Этот эффект усиливает сравнение с «убийцей», стремящимся поспешно скрыться «от плахи». Дорога пролегает по городским улицам, но привычный урбанистический пейзаж приобретает оригинальный фантасмагорический облик. Блеск фонарей напоминает герою «глаза зверей», а «улицы темные» – «русла высохших рек». Выразительные детали пейзажа, подкрепленные изначальной размытостью границ между сном и явью, актуализируют принцип многоликости лирического субъекта, знаковый для гумилевской поэтики. На фоне городского пейзажа возникает образ охотника, бесстрашно идущего по следу в темных джунглях.
Что видит лирический субъект в конце пути? Пространство конечного пункта, дома возлюбленной, определяют две особенности – закрытые дверь и окно. Обыденные детали приобретают иносказательный подтекст: они выражают отдаленность, неприступность и нежелание героини принять любовь своего рыцаря. Последний понимает обреченность своих чувств, но не в силах от них отречься. Мужественной личности, движимой благородными помыслами, тяжело находиться в вынужденном бездействии: герой не смеет нарушить четко обозначенные границы.
Финальные строки продолжают тему взаимопроникновения реального и воображаемого миров. В сознании героя сон уравнивается с явью, и обида, существовавшая в кошмаре, становится зримой, настоящей. В концовке обостряются противоречивые чувства героя. Желание прийти на помощь прекрасной даме и невозможность пересечь обозначенный предел порождают страдания, которые выливаются в формулу обреченности: «Я все-таки умираю».
«Сон Адама» Николая Гумилёва: из комментария
Олег Лекманов
Материалы по теме:
В апреле 1910 года, в московском символистском издательстве «Скорпион» вышла книга Николая Гумилёва «Жемчуга. Стихи». В этой книге поэмой «Сон Адама» завершался первый раздел – «Жемчуг черный».
В чем состоял смысл гумилёвской перестановки?
Для того чтобы попытаться ответить на этот вопрос, нам, как водится, сначала придется задуматься над другим: какую роль поэма «Сон Адама» играла в «Жемчугах» 1910 года?
Как известно, составляя второй вариант книги, Гумилёв снял два посвящения, имевшиеся в первом варианте – общее («Посвящается моему учителю Валерию Брюсову») и предпосланное последнему разделу («Посвящается Анне Андреевне Горенко»). Также была упразднена разбивка книги на разделы, каждый из которых в первом издании «Жемчугов» сопровождался эпиграфом: первый раздел из Альфреда де Виньи; второй – из Брюсова; третий – из Вячеслава Иванова; четвертый – из Анненского. Все эти эпиграфы, как и первое посвящение, служили «знаками эстетической ориентации Гумилёва в то время». 2
Для нас сейчас важно, что совершенно неслучайным был выбор эпиграфа из Альфреда де Виньи для первого раздела «Жемчугов», поскольку этот эпиграф был тесно увязан с посвящением ко всей книге. Именно Брюсов в 1909 году, в петербургском издательстве «Пантеон», выпустил сборник своих переводов «Французские лирики XIX века», куда включил и два перевода из Альфреда де Виньи, сопровождавшиеся брюсовской же биобиблиографической справкой о французском поэте. Нужно заметить, что до этого стихи Виньи, в отличие от его романов, переводились на русский язык редко и скупо – едва ли не все, имевшиеся к тому времени переводы были собраны в маленькой анонимной книжице «Альфред де Виньи (1797 – 1863). Его жизнь и произведения. С приложением его стихотворений» (М., 1901).
Отзвуки поэзии Виньи слышатся на многих страницах «Жемчугов». Так, в гумилёвском стихотворении «Влюбленная в дьявола» варьируется тема ранней мистерии Виньи «Элоа» об ангеле-женщине, полюбившей Сатану, а образ волка, встречающийся в стихотворениях Гумилёва «Поединок» и «Товарищ» (из первого раздела книги, сопровождавшегося эпиграфом из Виньи) почти наверняка восходит к одной из самых известных поэм Виньи «Смерть волка». В этой поэме упоминаются и вскормленные молоком римской волчицы Ромул и Рем, ставшие героями стихотворения Гумилёва «Основатели» из все того же, первого раздела «Жемчугов».
Однако теснее всех остальных стихотворений первого раздела книги с поэзией Альфреда де Виньи связаны стихотворение «Адам» и поэма «Сон Адама», что́ в самом общем виде было подмечено еще Ахматовой, в 1925 году наставлявшей биографа Гумилёва, Павла Лукницкого: «Что-то такое Виньи… он очень увлекался Виньи… Я считала, что это очень скучно». 3
При этом сюжет гумилёвского произведения – пророческий сон еще безгрешного Адама о грядущих сладостных познаниях и мучениях человечества – как раз не был позаимствован русским поэтом у Виньи. Скорее, источником могла послужить эротическая картина французского художника Жюля Арсена Гарнье, так и называвшаяся – «Сон Адама». Зато целый ряд конкретных мотивов поэмы Гумилёва, действительно, восходит к фрагментам и микрофрагментам из Виньи. Таков, прежде всего, зачин второй строфы «Сна Адама»:
Он видит пылающий ангельский меч,
Что жалит нещадно его и подругу,
И гонит из рая в суровую вьюгу,
Где нечем прикрыть им ни бедер, ни плеч…
отчетливо перекликающийся с теми строками поэмы Альфреда де Виньи «Париж» («Paris»), где говорится о пламенном мече, изгнавшем из рая Еву, своим клинком распахавшем земной шар и засеявшем его войной и страданиями.
Сразу же обратим внимание на то обстоятельство, что в стихах Виньи почти всегда больше света падает не на Адама, а на Еву, имя которой даже заместило в личном биографическом мифе французского поэта имя его возлюбленной, актрисы Мари Дорваль. Именно образ Евы, каким он предстал у Виньи, в первую очередь в его поэме «Хижина пастуха» («La Maison du berger»), образ, не столько союзницы, сколько сладострастной и коварной соперницы Адама, возникает в тех трех строфах гумилёвского «Сна Адама», где дан развернутый портрет прародительницы мира. 4
Наконец, и первостепенно важный для поэмы Гумилёва мотив «беспредельной усталости» сильного человека от бесцельных тягот жизни находит себе соответствие в поэтических произведениях Альфреда де Виньи, в частности, в его поэме «Моисей» («Moise»), герой которой, так же, как гумилёвский Адам, умоляет Высшую Силу даровать ему смерть:
Прошу Тебя мне дай почить… 5
Рожденный из праха, да буду я прахом…
Получается, что в первом издании книги стихов «Жемчуга» (1910) поэма «Сон Адама» должна была восприниматься как вариация на любимые темы Альфреда де Виньи, то есть – того поэта, образ которого был совсем недавно освежен в памяти русского читателя Валерием Брюсовым, адресатом всей гумилёвской книги.
Сняв во втором издании «Жемчугов» (1918) общее посвящение Брюсову, а также эпиграф-подсказку из Виньи к первому разделу и переместив «Сон Адама» на последнее место в книге, Гумилёв, тем самым, превратил свою поэму из текста, находящегося в символистской орбите Брюсова в текст, предвещающий формирование акмеизма-адамизма (сложившегося, как мы помним, в 1912 году).
Отметим, в заключение, что тема «Акмеисты и Альфред де Виньи» по-прежнему ждет своего тщательного исследования. Пока же ограничимся еще только одним наблюдением: ключевой для эссе Осипа Мандельштама «О собеседнике» (1913) образ художественного произведения, как письма в бутылке, отправляемого неизвестному потомку, почти наверняка восходит к поэме Виньи «Бутылка в море» («La Bouteille à la mer») и/или следующему его высказыванию из «Дневника поэта»: «Книга – это брошенная в море бутылка, на которую следовало бы наклеить этикетку: “Улови, кто может”».
____
1. Богомолов Н. А. Примечания // Гумилёв Н. С. Сочинения: в 3-х тт. Т. 1. М., 1991. С. 497.
2. Там же. С. 496.
3. Лукницкий П. Н. Acumiana. Встречи с Анной Ахматовой. Т. I. 1924 – 25 гг. Paris, 1991. С. 139.
4. Ср. также в поэме Виньи «Гнев Самсона», откуда Гумилёв (слегка перепутав слова) взял эпиграф для первого раздела «Жемчугов» (1910): «Ведь не всегда, любя нас, женщина пленяет, // И тайная вражда к мужчине в ней живет…». Цитирую по переводу В. А. См.: Альфред де Виньи (1797 – 1863). Его жизнь и произведения. С приложением его стихотворений. М., 1901. С. 27. Разумеется, Гумилёв читал Виньи по-французски.
5. Цитирую по переводу В. А. См.: Альфред де Виньи (1797 – 1863). Его жизнь и произведения. С приложением его стихотворений. С. 21.
Выделите ее мышкой и нажмите
«Сон Адама»
От плясок и песен усталый Адам.
Заснул, неразумный, у Древа Познанья.
Над ним ослепительных звезд трепетанья,
Лиловые тени скользят по лугам,
И дух его сонный летит над лугами,
Внезапно настигнут зловещими снами.
Он видит пылающий ангельский меч,
Что жалит нещадно его и подругу
И гонит из рая в суровую вьюгу,
Где нечем прикрыть им ни бедер, ни плеч…
Как звери, должны они строить жилище,
Пращой и дубиной искать себе пищи.
Обитель труда и болезней… Но здесь
Впервые постиг он с подругой единство.
Подруге — блаженство и боль материнства,
И заступ — ему, чтобы вскапывать весь.
Служеньем Иному прекрасны и грубы,
Нахмурены брови и стиснуты губы.
Вот новые люди… Очерчен их рот,
Их взоры не блещут, и смех их случаен.
За вепрями сильный охотится Каин,
И Авель сбирает маслины и мед,
Но воле не служат они патриаршей:
Пал младший, и в ужасе кроется старший.
И многое видит смущенный Адам:
Он тонет душою в распутстве и неге,
Он ищет спасенья в надежном ковчеге
И строится снова, суров и упрям,
Медлительный пахарь, и воин, и всадник…
Но Бог охраняет его виноградник.
На бурный поток наложил он узду,
Бессонною мыслью постиг равновесье,
Как ястреб врезается он в поднебесье,
У косной земли отнимает руду.
Покорны и тихи, хранят ему книги
Напевы поэтов и тайны религий.
И в ночь волхвований на пышные мхи
К нему для объятий нисходят сильфиды,
К услугам его, отомщать за обиды —
И звездные духи, и духи стихий,
И к солнечным скалам из грозной пучины
Влекут его челн голубые дельфины.
Он любит забавы опасной игры —
Искать в океанах безвестные страны,
Ступать безрассудно на волчьи поляны
И видеть равнину с высокой горы,
Где с узких тропинок срываются козы
И душные, красные клонятся розы.
Он любит и скрежет стального резца,
Дробящего глыбистый мрамор для статуй,
И девственный холод зари розоватой,
И нежный овал молодого лица, —
Когда на холсте под ударами кисти
Ложатся они и светлей, и лучистей.
Устанет и к небу возводит свой взор,
Слепой и кощунственный взор человека:
Там, Богом раскинут от века до века,
Мерцает над ним многозвездный шатер.
Святыми ночами, спокойный и строгий,
Он клонит колена и грезит о Боге.
Он новые мысли, как светлых гостей,
Всегда ожидает из розовой дали,
А с ними, как новые звезды, печали
Еще неизведанных дум и страстей,
Провалы в мечтаньях и ужас в искусстве,
Чтоб сердце болело от тяжких предчувствий.
И кроткая Ева, игрушка богов,
Когда-то ребенок, когда-то зарница,
Теперь для него молодая тигрица,
В зловещем мерцаньи ее жемчугов,
Предвестница бури, и крови, и страсти,
И радостей злобных, и хмурых несчастий.
Он борется с нею. Коварный, как змей,
Ее он опутал сетями соблазна.
Вот Ева — блудница, лепечет бессвязно,
Вот Ева — святая, с печалью очей,
То лунная дева, то дева земная,
Но вечно и всюду чужая, чужая.
И он, наконец, беспредельно устал,
Устал и смеяться и плакать без цели;
Как лебеди, стаи веков пролетели,
Играли и пели, он их не слыхал;
Спокойный и строгий, на мраморных скалах,
Он молится Смерти, богине усталых:
«Узнай, Благодатная, волю мою:
На степи земные, на море земное,
На скорбное сердце мое заревое
Пролей смертоносную влагу свою.
Довольно бороться с безумьем и страхом.
Рожденный из праха, да буду я прахом!»
И, медленно рея багровым хвостом,
Помчалась к земле голубая комета.
И страшно Адаму, и больно от света,
И рвет ему мозг нескончаемый гром.
Вот огненный смерч перед ним закрутился,
Он дрогнул и крикнул… и вдруг пробудился.
Направо — сверкает и пенится Тигр,
Налево — зеленые воды Евфрата,
Долина серебряным блеском объята,
Тенистые отмели манят для игр,
И Ева кричит из весеннего сада:
«Ты спал и проснулся… Я рада, я рада!»
Описание произведения.
Темой поэмы «Сон Адама» является судьба человечества. Прародитель Адам видит пророческое сновидение об изгнании из рая и последующего существования людей на грешной земле. Текст написан четырёхстопным амфибрахием, создающим эффект неспешного эпического повествования. Произведение включает в себя восемнадцать строф, каждая из которых состоит из шести стихов с опоясывающей и параллельной рифмовкой. Структура строфы, возможно, связана с кольцевой композицией произведения и мотива зеркального отражения и тождества, поскольку Адам смотрит на человечество сквозь зеркало сна, воплощаясь в разных эпохах в облике не отдельного индивида, а человечества в целом.
Адам, устав «от плясок и песен» засыпает «у древа познанья» в раю. Его дух, «летящий над лугами», настигнут снами, которые Гумилёв наделяет эпитетом «зловещие». Прародителю снится роковой момент человеческой истории: ангел с «пылающим мечом» прогоняет из рая Адама и Еву «в суровую вьюгу» и оставляет их в одиночестве на враждебной земле, где «как звери, должны они строить жилище, / Пращой и дубиной искать себе пищи».
В этой «обители труда и болезни» начинается путь человечества. Еве предстояло, по словам Господа: «В болезни рожать детей» (Быт. 3: 16). Адаму же пришлось с большим трудом вспахивать землю, чтобы добыть пропитание. Гумилёв кратко изображает новых людей, уже отлучённых от рая: «Вот новые люди. Очерчен их рот, / Их взоры не блещут, и смех их случаен». В мире начинает царствовать зло: Каин убивает Авеля.
В следующей строфе Адам переносится во время Ноя: «И многое видит смущённый Адам: / Он тонет душою в распутстве и неге, / Он ищет спасенье в надёжном ковчеге». С этой строфы начинается сплав личного и общечеловеческого – Адам воплощает собой всех тех, кто стремится к познанию и Божественному совершенству – созидателей. Человек-творец «налагает узду» на бурные потоки рек; «постигает равновесье» с помощью отвлечённых размышлений; ястребом «врезается он в поднебесье»; проникает в глубины земли, чтобы добыть руду; создаёт книги, хранящие для него «напевы поэтов и тайны религий». Созидатель покоряет не только пассивную материю, но и мир духов: «К нему для объятий нисходят сильфиды, / К услугам его, отомщать за обиды – / И звездные духи, и духи стихий. ».
Жажда познания заставляет Человека отправиться на поиск «безвестных» стран. Однако пейзаж новых земель так же груб и враждебен. Гумилёв показывает это с помощью эпитетов: «волчьи» поляны, «узкие» тропинки в горах, с которых срываются козы, «душные» розы. Контраст этих образов с очерченным в первой строфе раздольем лугов Эдема создаёт впечатление, что цель открытий людей в том, чтобы вернуться в потерянное состояние райской гармонии.
С этим же намерением Адам обращается к искусству, создавая статуи и картины. Однако ни живопись, ни скульптура, не возвращает его в состояние совершенства, а приводит к усталости. Уставший Человек «слепым и кощунственным взглядом» смотрит в звездное небо, «клонит колена и грезит о боге». Новые мысли и озарения к Адаму приходят из «розовой дали», что в поэтике Гумилёва является образом рая. Однако, переходя границу Эдема, «светлые» мысли насыщаются «печалями» и «страстями», заставляющими сердце болеть «от тяжких предчувствий».
Даже невинная Ева в новом мире меняет свой облик, превращаясь из кроткой спутницы в «предвестницу бури, и крови, и страсти, и радостей злобных, и хмурых несчастий». Матерь человечества – прообраз всех земных женщин – таит в себе «темные силы» и является противоречивой соперницей мужчины: «Он борется с нею. Коварный, как змей, / Её он опутал сетями соблазна, / Вот Ева – блудница, лепечет бессвязно, / Вот Ева – святая, с печалью очей / То лунная дева, то дева земная, / Но вечно и всюду чужая, чужая».
Бесконечная усталость от противоречий внутри себя и вокруг, от бессмысленности стремлений к раю заставляет Адама молить о смерти: «Довольно бороться с безумьем и страхом / Рождённый из праха, да буду я прахом!». За этой мольбой следует картина конца земного бытия: «И медленном рея багровым хвостом, / Помчалась к земле голубая комета, Вот огненный смерч перед ним закрутился, / Он дрогнул и крикнул… и вдруг пробудился».
Образ Адама в поэме является универсальным прототипом для героев Гумилёва – творцов, воинов, первооткрывателей, поэтов, которые отдали грубой земле свои созидающую мощь и любовь, но не забыли о первоначальном состоянии райской гармонии и, благодаря своим подвигам, показали, что достойны снова войти в Эдемский сад.
История создания.
Поэма «Сон Адама», написанная в 1909 году, впервые была опубликована в журнале «Аполлон» (1910 г.), а впоследствии вошла в поэтический сборник Николая Гумилёва «Жемчуга», посвящённый учителю поэта Валерию Брюсову. В этой книге поэт подводит итоги своего ученичества и пытается найти свой путь, выходящий за границы символизма.
Особо следует отметить образ Евы, который связан не только с поэтикой Виньи, но и с биографией самого Гумилёва. Исследователи отмечают, что в этом персонаже поэт отразил свои противоречивые отношения с Анной Ахматовой. Непостоянство девушки, череда согласий и отказов на предложения Гумилёва стать его женой, возможно, легли в основу изменчивого поведения Евы.
Поэма «Сон Адама» является важной вехой в творчестве Гумилёва, поскольку она стала почвой для создания нового оригинального направления в русской литературе – «акмеизма», который в обиходе его основателей имел еще одно название: «адамизм».
Отношение автора к вере.
Однако после революции поэт перестал скрывать свои православные убеждения, бунтуя против варварства большевиков. Современники не раз замечали, как Гумилёв, сняв шапку, крестился у храма, в тот же самый час, когда с церквей сбивали кресты.
Во время Первой мировой войны христианские темы начинали занимать всё большее место в творчестве Гумилёва. По словам Анны Ахматовой, основной темой поэтической книги «Колчан» (1916 г.), наполненной военными мотивами, являлось Православие. Именно на войне поэт осознаёт важные для себя нравственные истины: «Мне с трудом верится, чтобы человек, который каждую ночь обедает и каждую ночь спит, мог вносить что-нибудь в сокровищницу культуры духа. Только пост и бдение, даже если они невольные, пробуждают особые, дремавшие прежде силы».
Вершиной гумилёвской поэтической выразительности стала последняя книга «Огненный столп», в которой автор рассуждает о Боге, небе, земле, душе и слове. В нём Гумилёв выражает своё ощущение порочности и пустоты мира, забывшего о Творце.
В августе 1921 года, будучи уже под арестом, Николай Гумилёв просит привести ему Новый Завет и «Одиссею» Гомера – самые важные книги в жизни поэта-путешественника, стремящегося к спасению души.
Биография.
Николай Степанович Гумилев родился 3 (15) апреля 1886 года в Кронштадте, в семье корабельного врача. Детство будущего писателя проходило сначала в Царском селе, а затем в городе Тифлис. Первое стихотворение поэта было напечатано в 1902 году.
В 1903-ем Николай Степанович поступил в 7-й класс Царскосельской гимназии. В этом же году писатель познакомился с будущей женой – Анной Горенко (Ахматовой). В 1905-м в жизни Гумилева произошло важное событие: был опубликован первый сборник поэта «Путь конквистадоров».
После окончания гимназии в 1906 году, Гумилев уезжает в Париж и поступает в Сорбонну. Пребывая во Франции, Николай Степанович пытался издавать изысканный по тем временам журнал «Сириус» (1907). В 1908 году выходит второй сборник писателя «Романтические цветы», посвященный Анне Ахматовой.
Николай Степанович возвращается в Россию, однако вскоре снова уезжает. Писатель посещает с экспедициями Синоп, Стамбул, Грецию, Египет, страны Африки.
В 1909 году Гумилев поступает в Петербургский университет сначала на юридический факультет, но после переводится на историко-филологический. Писатель принимает активное участие в создании журнала «Аполлон». В 1910 году вышел сборник «Жемчуга», получивший положительные отзывы В. Иванова, И. Анненского, В. Брюсова.
В апреле 1910 года Гумилев женился на Анне Ахматовой.
В 1911 году при участии Гумилева было создано поэтическое объединение «Цех поэтов», в который входили О. Мандельштам, С. Городецкий, В. Нарбут, М. Зенкевич, Е. Кузьмина-Караваева. В 1912 году Николай Степанович объявил о появлении нового художественного течения «акмеизм». Вскоре был создан журнал «Гиперборей» и выходит сборник Гумилева «Чужое небо». В 1913 году писатель снова отправляется на Восток.
С началом Первой мировой войны Гумилев добровольно идет на фронт, за храбрость награждается двумя Георгиевскими крестами.
В 1918 году Гумилев возвращается в Россию. В августе этого же года писатель разводится с Ахматовой.
В 1919 – 1920 годах поэт работает в издательстве «Всемирная литература», преподает, выполняет переводы с английского, французского. В 1919 году женится на Анне Энгельгардт, дочери Н. Энгельгарда. Стихи Гумилёва из сборника «Огненный столп» (1921) посвящены второй жене.
В августе 1921 года Николая Гумилева арестовали по обвинению в участии в антиправительственном «таганцевском заговоре». Через три недели ему был вынесен приговор – расстрел, исполненный на следующий же день. Точная дата расстрела и место захоронения Гумилева Николая Степановича неизвестны.
Составитель текста: Горюнов Валерий Валерьевич.