По ту сторону сна лавкрафт

По ту сторону сна лавкрафт

Как я уже говорил меня всегда занимала жизнь человека во сне, отсюда понятно нетерпение, с каким я приступил к осмотру пациента, предварительно ознакомившись со всеми документами. Он, казалось, почувствовал мою симпатию и нескрываемый интерес к нему, оценил и ту мягкость, с которой я его расспрашивал. В дальнейшем он не узнавал меня во время приступов, когда я затаив дыхание внимал его хаотичному рассказу о космических видениях, зато всегда узнавал в спокойные периоды, сидя у зарешеченного окна за плетением корзин и, возможно, тоскуя о навсегда утраченной жизни в горах. Родные его не навещали, они, наверное, нашли другого главу семейства, как это принято у отсталых горных племен.

Постепенно я все более восхищался безумным и фантастическим миром грез Джо Слейтера. Сам он был поразительно убог в интеллектуальном и языковом отношении, однако его ослепительные, грандиозные видения, пусть и переданные на бессвязном варварском жаргоне, могли зародиться лишь в особом, высшем сознании. Я часто задавал себе вопрос: как могло случиться, что неразвитое воображение дегенерата с Катскиллских гор могло вызвать к жизни картины, отмеченные искрой гения? Как мог неотесанный тупица воссоздать эти блистающие миры, полные божественного сияния и необъятных пространств, о которых Слейтер вещал в безумном бреду? Я всё больше склонялся к мысли, что в жалком человечишке, подобострастно взирающем на меня, таится нечто, выходящее за рамки понимания, как моего, так и моих более опытных, но наделенных скудным воображением коллег.

Из того, что рассказывал Слейтер, я уяснил, что он и «сверкающая штуковина» обладали равной мощью, что сам он во сне тоже был «сверкающей штуковиной» — словом, принадлежал к той же породе, что и его враг. Эту догадку подтверждали и его частые упоминания о полетах сквозь пространства, когда он сжигал на своем пути все преграды. Эти видения облекались больным в нескладную, совершенно неадекватную форму, что позволило мне прийти к выводу, что в мире его сновидений, если он действительно существовал, общение происходит без помощи слов. Может быть, душа, сопутствуя этому убогому созданию в его снах, изо всех сил пыталась передать ему нечто такое, что не выговаривалось на его примитивном и ограниченном языке? И возможно, я встретился с интеллектуальной эманацией, чью тайну я мог бы раскрыть, если бы нашел способ. Я не поверял свои мысли старым врачам: с возрастом люди становятся скептиками и циниками, с трудом принимая новое. Кроме того, совсем недавно главный врач по-отечески предостерег меня: по его мнению, я слишком много работаю и нуждаюсь в отдыхе.

Я всегда думал, что человеческая мысль в своей основе поток атомов и молекул, который можно представить в виде либо радиоволн, либо лучевой энергии, подобно теплу, свету и электричеству. Эта идея развилась в убеждении, что телепатия, или мысленная связь, может осуществляться с помощью соответствующих приборов. Еще в колледже я собрал приемник и передатчик, напоминающие те громоздкие устройства, которые применялись в беспроволочном телеграфе, когда еще не существовало радио. Со своим другом, тоже студентом, я провел ряд ни к чему не приведших опытов, после чего запрятал приборы подальше, вместе с другим учебным хламом, пообещав себе когда-нибудь заняться этим снова.

И вот теперь, охваченный желанием разгадать тайну сна Джо Слейтера, я отыскал эти приборы и провозился с ними несколько дней, готовя для испытаний. Приведя устройство в порядок, я не упускал ни одного случая испробовать его. Как только у Слейтера начинался приступ бешенства, я тут же закреплял передатчик на его голове, а приемник — на своей и, слегка поворачивая рукоятку настройки, пытался отыскать, возможно, существующую волну умственной энергии. Я с трудом представлял себе, в какой форме — в случае успеха — будет усваиваться эта энергия моим мозгом, но не сомневался, что сумею распознать и истолковать ее. Я проводил эти эксперименты, никого не поставив о них в известность.

Это случилось 21 февраля 1901 года. Оглядываясь назад, я отдаю себе отчет в фантастичности случившегося и иногда задумываюсь, не был ли прав доктор Фентон, приписавший мой рассказ игре больного воображения. Помнится, он выслушал его сочувственно и терпеливо, однако тут же дал мне успокоительное и сделал все, чтобы уже на следующей неделе я смог уйти в полугодовой отпуск.

Той роковой ночью я был до крайности возбужден и расстроен, так как стало ясно, что, несмотря на прекрасный уход и лечение, Джо Слейтер умирает. То ли ему недоставало его родных горных просторов, то ли ослабший организм уже не мог справляться с бурями, сотрясавшими его мозг, но, каковы бы ни были истинные причины, огонек жизни еле теплился в его измученном теле. В тот день он всё время дремал, а с наступлением темноты впал в беспокойный сон.

Против обыкновения я не надел на него смирительную рубашку, решив, что он уже слишком слаб и не может представлять опасности, даже если перед смертью переживет еще один приступ помешательства. Однако я все же закрепил на наших головах провода космического «радио», смутно надеясь получить, хоть в эти последние часы, первое и единственное послание из загадочного мира сна. В палате кроме меня был еще санитар, простоватый парень, ничего не смысливший в моем устройстве и не пытавшийся расспрашивать меня о цели моих манипуляций. Часы тянулись медленно; я заметил, что голова санитара свесилась на грудь, но не будил его. Вскоре я и сам, убаюканный равномерным дыханием здорового человека и умирающего, должно быть, задремал.

Меня разбудили звуки странной музыки. Аккорды, отзвуки, экстатические вихри мелодий неслись отовсюду, а перед моим восхищенным взором открылось захватывающее зрелище неизъяснимой красоты. Стены, колонны, архитравы, как бы наполненные огнем, ослепительно блистали со всех сторон. Я же, находившийся в центре, казалось, парил в воздухе, устремляясь ввысь, к огромному, уходящему в бесконечность своду, великолепие которого я бессилен описать. Рядом с величественными дворцами (а точнее сказать, время от времени вытесняя их в калейдоскопическом вращении) появлялись бескрайние равнины, мирные долины, высокие горы, уютные гроты. Я сам мог прибавлять им очарования: стоило мне подумать о чем-то, что могло украсить их еще больше, и это тут же возникало, вылепляясь по моему желанию из некой сверкающей, легкой и податливой субстанции, в которой равно присутствовали и материя и дух. Созерцая всё это, я быстро осознал, что во всех восхитительных метаморфозах повинен мой мозг: каждый новый, открывающийся передо мной вид был именно таким, каким хотело видеть мое переменчивое сознание. Я не чувствовал себя чужим в этом раю: мне был знаком каждый его уголок, каждый звук, как будто я обитал здесь и буду обитать вечно.

Затем ко мне приблизилась сверкающая аура моего солнечного собрата, и у нас завязался разговор — душа с душой, бессловесный и полный обмен мыслями. Приближается час его триумфа, скоро он отбросит сковывающую его тленную плоть, навсегда освободится от нее и ринется за своим ненавистным врагом в отдаленный уголок Вселенной, где огнем свершит грандиозное возмездие, которое заставит дрожать небесные сферы. Мы парили рядом, но вот я заметил, как вокруг нас начали меркнуть и исчезать предметы, будто некая сила призывала меня на землю, куда мне так не хотелось возвращаться. Существо рядом со мной, казалось, почувствовало это и стало заканчивать беседу, готовясь к расставанию, однако оно удалялось от меня с меньшей скоростью, чем всё остальное. Мы обменялись еще несколькими мыслями, и я узнал, что у нас со сверкающим братом еще будет встреча, но уже в последний раз. Сдерживающая его жалкая оболочка должна вот-вот распасться, меньше чем через час он будет свободен и погонит своего врага через Млечный Путь, мимо ближних звезд к самым границам Вселенной.

Источник

По ту сторону сна

Американский писатель Х. Ф. Лавкрафт (1890–1937) — блестящий мастер черной фантастики, хоррора и литературы «беспокойного присутствия». Не признанный при жизни, он считается ныне классиком этого жанра. Его успех был, так сказать, неизбежен, поскольку сюжетная изобретательность и ощущение тотального ужаса человеческого бытия соединяются у него с великолепной научной эрудицией. Это писатель мрачный и беспощадный, изобретатель новой карты ада, магический географ потустороннего космоса. Американская критика считает его последователем Эдгара По. Насколько это справедливо, пусть рассудит читатель.

Интересно, задумывается ли большинство людей над могущественной силой сновидений и над природой порождающего их темного мира? Хотя подавляющее число ночных видений является, возможно, всего лишь бледным и причудливым зеркалом нашей дневной жизни — против чего возражал Фрейд с его наивным символизмом, — однако встречаются изредка не от мира сего случаи, не поддающиеся привычному объяснению. Их волнующее и не оставляющее в покое воздействие позволяет предположить, что мы как бы заглядываем в мир духа — мир, не менее важный, чем наше физическое бытие, но отделенный от него непреодолимым барьером. Из своего опыта знаю: человек, теряющий осознание своей земной сущности, временно переходит в иные, нематериальные сферы, резко отличающиеся от всего известного нам, но после пробуждения сохраняет о них лишь смутные воспоминания. По этим туманным и обрывочным свидетельствам мы можем о многом догадываться, но ничего — доказать. Можно предположить, что бытие, материя и энергия не являются в снах постоянными величинами, какими мы привыкли их считать, точно так же пространство и время значительно отличаются там от наших земных представлений о них. Порой мне кажется, что именно та жизнь является подлинной, а наше суетное существование на земле — явление вторичное или даже мнимое.

По ту сторону сна скачать fb2, epub бесплатно

Лучшие произведения Лавкрафта. Они бесконечно разнообразны и многогранны. Одни относятся к классическому «черному неоромантизму», другие – к викторианской литературе ужасов. Но в каждом живет гений писателя, подарившего нам лишь на шаг отстоящий от реальности причудливый мир «богов-демонов» – подводного Ктулху и безликого Азатота, таинственного Шуб-Ниггурата и великого Йог-Сотота.

В данное издание вошли лучшие произведения Говарда Лавкрафта — бесконечно разнообразные и многогранные. Одни относятся к классическому «черному неоромантизму», другие — к викторианской литературе ужасов. Но в каждом живет гений писателя, подарившего нам лишь на шаг отстоящий от реальности причудливый мир «богов-демонов» — подводного Ктулху и безликого Азатота, таинственного Шуб-Ниггурата и великого Йог-Сотота.

При жизни этот писатель не опубликовал ни одной книги, после смерти став кумиром как массового читателя, так и искушенного эстета, и неиссякаемым источником вдохновения для кино- и игровой индустрии; его называли «Эдгаром По ХХ века», гениальным безумцем и адептом тайных знаний; его творчество уникально настолько, что потребовало выделения в отдельный поджанр; им восхищались Роберт Говард и Клайв Баркер, Хорхе Луис Борхес и Айрис Мёрдок.

Один из самых влиятельных мифотворцев современности, человек, оказавший влияние не только на литературу, но и на массовую культуру в целом, создатель «Некрономикона» и «Мифов Ктулху» – Говард Филлипс Лавкрафт.

Мифология Ктулху и других темных божеств, рассредоточенная по американским землям. Селефаис, Ультар, Сарнат, Кадат, Аркхем… Покинутые города и те, что существуют на границе сна и воображения. Чистые, с высокими белыми башнями и умопомрачительными арками. Заросшие плесенью и терном, пропитанные затхлым запахом гниющей рыбы. Однако чудовища могут таиться как в развалинах и закоулках, так и в сверкающих палатах. А самые кровожадные и ужасные монстры рождаются в человеческой душе…

«В начале был ужас» — так, наверное, начиналось бы Священное Писание по Ховарду Филлипсу Лавкрафту (1890–1937). «Страх — самое древнее и сильное из человеческих чувств, а самый древний и самый сильный страх — страх неведомого», — констатировал в эссе «Сверхъестественный ужас в литературе» один из самых странных писателей XX в., всеми своими произведениями подтверждая эту тезу.

В состав сборника вошли признанные шедевры зловещих фантасмагорий Лавкрафта, в которых столь отчетливо и систематично прослеживаются некоторые доктринальные положения Золотой Зари, что у многих авторитетных комментаторов невольно возникала мысль о некой магической трансконтинентальной инспирации американского писателя тайным орденским знанием. Думается, «Некрономикон» станет реальным прорывом в понимании сложного и противоречивого творческого наследия мэтра «черной фантастики» и первой серьезной попыткой передать на русском языке всю первозданную мощь этого ни на кого не похожего автора, сквозящую и в его тяжелом, кажущемся подчас таким неуклюжим синтаксисе, и в причудливо-архаичной лексике.

Вообще, следует отметить крайнюю энигматичность полных «тревожащей странности» текстов Лавкрафта, инкорпорирующего в свой авторский миф весьма темные аспекты эзотерического знания, демонологических ритуалов и оккультных практик, не следует забывать и о мистификационных коннотациях, отсылающих к редким и зачастую фантастическим источникам. Тем не менее некоторые литературные критики пытались причислить чуждое всякой этической дидактики творчество американского писателя к научной фантастике и готическому роману. «В настоящей истории о сверхъестественном есть нечто большее, чем таинственное убийство, полуистлевшие кости и саван с бряцающими цепями. В ней должна быть ощутима атмосфера беспредельного иррационального ужаса перед потусторонними силами, — отвечал мэтр, демонстрируя полный индифферентизм к позитивистской науке и судьбам человечества. — Литература ужаса — это отдельная, но важная ветвь человеческого самовыражения и потому будет востребована лишь очень небольшой аудиторией. И все же кто сказал, что черная фантастика столь уж беспросветна? Сияющая великолепием чаша Птолемеев была выточена из черного оникса».

«К западу от Аркхема много высоких холмов и долин с густыми лесами, где никогда не гулял топор. В узких, темных лощинах на крутых склонах чудом удерживаются деревья, а в ручьях даже в летнюю пору не играют солнечные лучи. На более пологих склонах стоят старые фермы с приземистыми каменными и заросшими мхом постройками, хранящие вековечные тайны Новой Англии. Теперь дома опустели, широкие трубы растрескались и покосившиеся стены едва удерживают островерхие крыши. Старожилы перебрались в другие края, а чужакам здесь не по душе. Никто не прижился на фермах, ни франкоканадцы, ни итальянцы, ни поляки. Как ни старались, ничего у них не получилось. У всех с первых же дней пробуждалась фантазия, и, хотя жизнь текла своим чередом, воображение лишало покоя и навевало тревожные сны. Потому чужаки и спешили уехать, а ведь старый Эмми Пирс не рассказывал им ничего из того, что он помнит о старых временах. С годами Эмми стал совсем чудным, вроде как не в своем уме. Он единственный, кто знает всю правду о прошлом и не боится расспросов, но ему не позавидуешь. Ведь не боится он потому, что его дом стоит на отшибе рядом с полем и проезжими дорогами…»

Дагон, Ктулху, Йог-Сотот и многие другие темные божества, придуманные Говардом Лавкрафтом в 1920-е годы, приобрели впоследствии такую популярность, что сотни творцов фантастики, включая Нила Геймана и Стивена Кинга, до сих пор продолжают расширять его мифологию. Каждое монструозное божество в лавкрафтианском пантеоне олицетворяет собой одну из бесчисленных граней хаоса. Таящиеся в глубинах океана или пребывающие в глубине непроходимых лесов, спящие в египетских пирамидах или замурованные в горных пещерах, явившиеся на нашу планету со звезд или из бездны неисчислимых веков, они неизменно враждебны человечеству и неподвластны разуму. И единственное, что остается человеку – это всячески избегать столкновения с этими таинственными существами и держаться настороже…

Этот сериал смотрят во всем мире уже пятый год. Он вобрал в себя все страхи нашего времени, загадки и тайны, в реальности так и не получившие научного объяснения.

Если вы хотите узнать подробности головоломных дел, раскрытых и нераскрытых неугомонной парочкой спецагентов ФБР, если вы хотите заглянуть за кулисы преступления, если вы хотите взглянуть на случившееся глазами не только людей, но и существ паранормальных, читайте книжную версию «Секретных материалов» — культового сериала 90-х годов.

Браудинг, штат Монтана

— Я не убийца. Никогда в жизни не убивал. Пальцем не трогал. Но мне не нравится, когда режут мой скот.

Пожилой, крепкий мужчина замолк, поджав губы. Прошелся по комнате, недобро посматривая на помощника окружного прокурора. Остановился перед шерифом Чарли Скенитом, вольготно развалившимся в кресле, и, глядя ему в лицо, продолжил:

— До ближайшей скотобойни сто пятьдесят километров. Я согласен ездить, мне не нужен резник на дому. А это уже четвертая разорванная корова за месяц. Как вы думаете, кто, а точнее, что

Этот сериал смотрят во всем мире уже пятый год. Он вобрал в себя все страхи нашего времени, загадки и тайны, в реальности так и не получившие научного объяснения.

Однако — ПОЧЕМУ Скиннер снова и снова оказывается подозреваемым в загадочных убийствах — и, главное, ПОЧЕМУ он — и только он один — снова и снова видит на месте преступления нелепую и страшную старуху в красном? Молдер и Скалли начинают расследование.

Этот сериал смотрят во всем мире уже пятый год. Он вобрал в себя все страхи нашего времени, загадки и тайны, в реальности так и не получившие научного объяснения.

…Отец Фокса Молдера убит. Вот только — был ли он Молдеру ОТЦОМ?

…В пустыне штата Нью-Мексико затерян железнодорожный вагон. Но — что в нем?

Тела инопланетян — ИЛИ.

Около двух миль от побережья штата

Закат на море почти всегда красив, даже если солнце садится в облака. Этот сентябрьский вечер не был исключением: достаточно редкие, сгущавшиеся лишь на западе высокие облака еще хранили отсвет уже невидимого солнца, хотя нежно-розовый цвет их почти сменился темной лиловостью наступающей ночи. Легкий прохладный ветерок слегка тревожил морскую гладь, мягко, но настойчиво напоминая всем живым существам о наступающей осени.

Этот сериал смотрят во всем мире уже пятый год. Он вобрал в себя все страхи нашего времени, загадки и тайны, в реальности так и не получившие научного объяснения.

Девушки делают фотографии, на которых внезапно проявляются изображения демонов…

Странно? Да. Но еще более странно другое — каждая из девушек, сделавших эти фотографии, становится объектом охоты маньяка-убийцы…

Таково новое дело агентов ФБР Фокса Малдера и Даны Скалли. Всего лишь — новое столкновение нормального с паранормальным и реального — с нереальным…

Исследовательский Центр промышленных технологий

Филадельфия, штат Пенсильвания

Источник

Г. Ф. Лавкрафт: За стеной сна

Beyond the Wall of Sleep

«Как мало знает земной человек о жизни и её пределах! Но больше ему, ради его же спокойствия, и не стоит знать». Невежественный горец Джо Слейтер, одержимый во сне сияющим неземным существом, оказывается в психиатрической клинике под наблюдением молодого врача…

Рассказ написан весной 1919 года и впервые опубликован в июне этого же года в журнале «Pine Cones». В «По ту сторону сна» продолжается формирование фирменного стиля Лавкрафта, и именно здесь его истории обретают подлинно космический масштаб. Но несмотря на все достоинства, рассказ выполнен топорно и до краев наполнен злостными классовыми предрассудками автора.

Я чувствую предположение ко сну.
– У. Шекспир

Хотел бы я знать, задумывается ли большинство людей о колоссальном значении снов и о самой природе загадочного темного мира, к которому они принадлежат. Хотя в массе своей наши ночные видения суть лишь слабые и причудливые отголоски дневных событий и впечатлений (если не принимать во внимание Фрейда с его наивным символизмом), встречаются среди снов и такие, происхождение которых восходит к неведомым нам сферам и не поддается логическому объяснению. Неясное, но по особому волнующее воздействие таких снов наводит на мысль, что они приоткрывают нам доступ в сокровенные области сознания, не менее важные, чем физическое бытие, но отделенные от него почти непреодолимым барьером.

Основываясь на собственном опыте, я могу утверждать, что человек, во время сна выходящий за пределы своего земного мироощущения, приобщается к иной, нематериальной форме жизни, резко отличной от всего известного нам в повседневности, но по пробуждении оставляющей в нас только смутные и обрывочные воспоминания. На основе этих сохранившихся в памяти обрывков мы можем о многом догадываться, но ничего не можем утверждать наверняка. Можно лишь предположить, что в мире снов бытие, материя и энергия не являются постоянными величинами, а пространство и время не существуют в том виде, как мы привыкли воспринимать их в состоянии бодрствования. Порой мне кажется, что это менее материальное бытие и есть наша истинная жизнь, тогда как наше суетное существование на земле является чем то вторичным, если не пустой формальностью.

Как раз подобного рода размышлениям я, будучи молодым врачом, предавался в тот самый день зимой с 1900 го на 1901 год, когда в нашу психиатрическую клинику был доставлен пациент, история которого не дает мне покоя по сей день. В документах он значился как Джо Слейтер (или, может, Слаадер) и выглядел как один из типичнейших уроженцев Катскильских гор – этих отталкивающего вида потомков ранних поселенцев, трехвековая изоляция которых в дикой горной местности, почти не посещаемой чужаками, привела к явственному вырождению, особенно если сравнивать с прогрессом их соплеменников, чьи предки когда то облюбовали более подходящие для проживания и ныне уже густонаселенные районы. В среде этих опустившихся и деградировавших людей (на Юге таких именуют «белой швалью») не действуют законы и моральные понятия, а коэффициент их умственного развития, вероятно, является самым низким среди всех групп американского населения.

Джо Слейтер прибыл в клинику под конвоем четверых полисменов как лицо, представляющее опасность для общества, однако при первой встрече я не заметил в нем ничего угрожающего. Хотя он был довольно высокого роста и, похоже, обладал немалой физической силой, его скорее можно было счесть безобидным увальнем, каковое впечатление складывалось при виде этого вечно полусонного выражения маленьких водянисто голубых глаз, жиденькой светлой бороды, никогда не знавшей бритвы, и безвольно отвисшей нижней губы. Точный возраст Слейтера был неизвестен, поскольку в его родных краях никто не регистрирует рождения и смерти, да и постоянные семейные связи там практически отсутствуют; но на основании таких деталей внешности, как обширная залысина и плачевное состояние зубов, главный врач при предварительном осмотре дал пациенту около сорока лет.

Из медицинских и судебных заключений мы выяснили, что этот человек, бродяга и охотник, всегда выглядел странным в глазах своих сородичей. Он имел привычку спать дольше обычного, а по пробуждении рассказывал невероятные вещи в столь причудливой манере, что это порождало страх даже в заскорузлых душах людей, начисто лишенных воображения. Необычной была именно манера, а не язык, ибо он всегда говорил на корявом наречии тех мест, но в интонациях и эмоциональных оттенках его речи заключалось столько экспрессии и загадочной мощи, что слушателей неизменно охватывало ощущение чего то пугающе чужеродного. Да и сам он зачастую был напуган и озадачен не менее своих слушателей, а в течение часа после пробуждения напрочь забывал свои рассказы – или, по крайней мере, то, чем эти рассказы были вызваны, – и возвращался к туповато равнодушному состоянию, характерному для этих горцев.

На третий день Слейтера нашли без сознания в дупле дерева и доставили в ближайшую тюрьму, где он был обследован психиатрами из Олбани после того, как пришел в себя. Свои действия он объяснил чрезвычайно просто. По его словам, однажды он порядком нагрузился виски и заснул где то на заходе солнца, а на другой день очнулся, стоя с окровавленными руками на снегу перед своей хижиной, а рядом лежало растерзанное тело его соседа, Питера Слейдера. Придя в ужас от увиденного, он бросился в лес, желая только оказаться как можно дальше от места преступления, им же, судя по всему, и совершенного. К этому он ничего не смог добавить, несмотря на все усилия экспертов, тщательно формулировавших вопросы в попытке хоть немного прояснить обстоятельства дела.

В ту ночь Слейтер спал спокойно и поутру держался как обычно, разве что в выражении лица произошли некоторые изменения. Наблюдавший пациента доктор Барнард подметил особенный блеск в его выцветших голубых глазах и чуть более твердую линию обычно отвислых губ, что могло указывать на принятие какого то волевого решения. Однако в ходе последовавшего врачебного опроса пациент выказал все ту же типичную для горцев тупую безучастность и только повторил все сказанное накануне.

На следующей неделе было еще два подобных припадка, но врачи не почерпнули из них ничего нового. Они много размышляли над вероятным источником видений Слейтера, который не умел ни читать ни писать и за всю свою жизнь вряд ли слышал хоть одну легенду или сказку. Откуда же тогда возникали столь яркие фантастические образы? Тот факт, что их источником не могли быть какие то мифы или художественные произведения, подтверждался и примитивной речью несчастного безумца, который явно не пересказывал чужие повествования, а говорил о вещах, ему непонятных, но как будто пережитых на собственном опыте. Вскоре психиатры пришли к выводу, что в основе патологии лежат сны пациента с их необычайно яркими и красочными образами, которые могут еще какое то время после пробуждения владеть убогим разумом этого человека. Соблюдая необходимые формальности, Слейтера судили по обвинению в убийстве, оправдали по причине невменяемости и направили в ту самую клинику, где в скромной должности подвизался я.

Как я уже говорил, меня с юных лет занимали вопросы жизни во сне, так что можете себе представить, с каким рвением я взялся за изучение нового пациента, как только ознакомился с историей его болезни. В свою очередь он как будто уверился в моем дружеском расположении, возможно, почувствовав искренний интерес с моей стороны и оценив мягкую ненавязчивую манеру, в которой я вел расспросы. Не думаю, что он вообще замечал мое присутствие во время припадков, когда я, затаив дыхание, угадывал в его бреде картины грандиозного, космического масштаба; однако он узнавал меня в спокойные периоды, обычно занимаясь плетением корзин у зарешеченного окна и, вероятно, тоскуя по своим горам и навсегда утраченной свободе. Никто из родных его не навещал – должно быть, они вскоре нашли себе нового главу семейства, что в порядке вещей у этих деградировавших жителей гор.

Постепенно меня все сильнее увлекал мир безумных фантазий Джо Слейтера. Сам по себе он стоял на удручающе низком уровне в интеллектуальном и языковом отношении, однако его ослепительные, титанические видения – пусть даже переданные посредством корявого варварского жаргона – относились к разряду тех, которые способен породить только высокоразвитый, исключительно одаренный ум. Я часто спрашивал себя: как могло убогое воображение дегенерата с Катскильских гор создавать картины, одно лишь осознание которых предполагало наличие в человеке искры гения? Каким образом неотесанного болвана из лесной глухомани посещали образы величественных миров и гигантских пространств, залитых божественным сиянием, о которых в яростном бреду вопил Слейтер? И я все более склонялся к мысли, что внутри этой жалкой, заискивающей передо мной личности таилось нечто превосходившее мое понимание, как оно превосходило понимание и моих более опытных, но обладающих менее развитым воображением коллег врачей и ученых.

Судя по тому, что и как Слейтер говорил о своем враге, они оба принадлежали к одной расе, то есть в сновидениях он и сам представал в виде точно такой же светящейся твари. Это предположение подкреплялось частыми ссылками на «полеты сквозь пространства», когда он «сжигал» все, что становилось на его пути. Все это излагалось посредством неуклюжих оборотов, совершенно неподходящих для подобных описаний, из чего можно было заключить, что если тот мир сновидений действительно существовал, то устная речь не использовалась в нем для передачи мыслей. Возможно ли, чтобы душа, населяющая это ничтожество во снах, отчаянно пыталась выразить вещи, которые просто не мог передать его нескладный язык? Быть может, я имел дело с интеллектуальными проявлениями совершенно особого рода и загадка прояснилась бы, научись я их распознавать и расшифровывать? Я не говорил на эту тему со старшими врачами, поскольку в их годы люди становятся скептиками и циниками, не склонными принимать новые идеи. Кроме того, главный врач клиники как раз в те дни по отечески пожурил меня, сказав, что я слишком много работаю и нуждаюсь в отдыхе.

Я всегда считал, что в основе человеческой мысли лежит движение атомов или молекул, которое может преобразовываться в излучение тепловой, световой или электрической энергии. Как следствие, я пришел к выводу, что телепатия, или мысленная связь, может осуществляться при помощи соответствующих приборов, и еще в колледже изготовил приемное и передающее устройства, отчасти сходные с громоздкими аппаратами беспроволочного телеграфа, которые применялись в ту эпоху, еще до широкого распространения радио. Я провел испытания с участием друга, тоже студента, но не добился никаких результатов и убрал эти устройства с глаз долой, рассчитывая, впрочем, когда нибудь в будущем продолжить исследования. И вот теперь, горя желанием проникнуть в мир сновидений Джо Слейтера, я вновь извлек на свет свое изобретение и потратил несколько дней на то, чтобы его наладить. Отныне я не упускал возможности испытать приборы на практике. Во время каждого припадка Слейтера я прикреплял контакты передатчика к его лбу, а контакты приемника – к своему и медленно вращал ручку настройки в попытке уловить гипотетические волны интеллектуальной энергии. Я плохо представлял себе, как среагирует мой мозг на эти волны в случае успешной передачи, но почему то был уверен, что смогу их уловить и правильно истолковать. Таким образом, я продолжал свои эксперименты, никого о них не информируя.

Это произошло 21 февраля 1901 года. Сейчас, многие годы спустя, я и сам с трудом верю в реальность случившегося и порой спрашиваю себя: а может, старый доктор Фентон был прав, приписав все это моему разыгравшемуся воображению? Помнится, он очень внимательно и терпеливо выслушал мой рассказ, а затем дал мне успокоительное и тут же оформил мой полугодовой отпуск, начиная со следующей недели.
В ту достопамятную ночь я был чрезвычайно возбужден и встревожен, ибо, несмотря на прекрасный уход за больным, уже не оставалось сомнений в том, что Джо Слейтер умирает. Возможно, дело было в неизбывной тоске по вольной жизни в родных горах, а может, все это смятение в его мозгу сказалось на общем состоянии организма; как бы то ни было, огонек жизни едва тлел в этом измученном теле. Большую часть дня он провел в полудреме, а с наступлением темноты погрузился в беспокойный сон. На сей раз я решил обойтись без смирительной рубашки, которую обычно надевали на него перед отходом ко сну, видя, что он слишком слаб и не может быть опасен, даже если припадок наступит еще раз до того, как бедняга скончается. Однако я не забыл соединить его и мою головы контактами «космического радио», надеясь за немногое оставшееся время все же получить первое и последнее послание из мира сновидений. В палате, кроме нас, находился еще только санитар, недалекий тип, не понимавший назначения моего устройства и не задававший по сему поводу никаких вопросов. Через пару часов он свесил голову на грудь и уснул, сидя в неудобной позе, но я предпочел его не будить. А вскоре я и сам задремал, убаюканный ритмичным дыханием двух людей: здорового и умирающего.

Разбудили меня звуки странной мелодичной музыки. Аккорды, вибрато и экстатические гармонии, казалось, доносились со всех сторон одновременно, а между тем перед моим изумленным взором разворачивалось зрелище невероятной красоты. Стены, колонны и архитравы, полные живого пламени, ослепительно сияли вокруг меня, как будто плывущего в воздухе, и устремлялись ввысь на головокружительную высоту, к венчавшему это помещение радужному куполу. Это царственное великолепие дополнялось – или, скорее, перемежалось, как в калейдоскопе, – картинами бескрайних равнин и цветущих долин, высоких гор и уютных гротов. Каждая из этих сцен таила в себе особое очарование, несказанно услаждая мой взор, а все вместе они создавали нечто целостное – яркое, воздушное и переливчатое, в равной мере сочетающее в себе духовную и материальную субстанции. При этом я чувствовал, что ключ ко всем этим метаморфозам находится не где нибудь, а в моем собственном мозгу: каждый новый открывавшийся вид был мгновенным откликом на мое подспудное желание увидеть именно эту картину. И я отнюдь не был чужаком в этом сказочном царстве – мне были знакомы каждый звук и каждый пейзаж, словно я обитал здесь бесконечно долго и буду обитать вечно.

Затем ко мне приблизилась сияющая аура моего собрата во свете, и мы начали по дружески общаться, обмениваясь мыслями без единого звука, но с идеальным взаимопониманием. Близился час его триумфа: наконец то он навсегда избавится от никчемной телесной оболочки и тотчас устремится за своим ненавистным врагом, преследуя его в самых дальних уголках Вселенной, пока не свершит огненное возмездие, которое должно потрясти сферы! Некоторое время мы плыли рядом, беседуя, а потом предметы вокруг меня начали мутнеть и расплываться, словно некие силы призывали меня обратно в земной мир, куда мне менее всего хотелось возвращаться. Мой собрат также почувствовал эту перемену и стал подводить беседу к концу; при этом его образ тускнел не так быстро, как окружающие предметы. Напоследок мы обменялись еще несколькими мыслями, и я понял, что нам пришла пора вернуться в свое телесное рабство. Правда, для моего сияющего собрата это было последнее такое возвращение: он знал, что его земная оболочка распадется менее чем через час, после чего он ринется в погоню за врагом вдоль Млечного Пути, от ближних звезд и далее в бесконечность.

Видение угасающего света и земная реальность были четко разделены моментом моего действительного пробуждения, когда я, вздрогнув, пристыженно выпрямился на стуле и увидел, что умирающий начинает шевелиться. Джо Слейтер просыпался – вероятно, в последний раз. Приглядевшись, я заметил на его впалых щеках румянец, чего прежде никогда не было. Изменились и губы: теперь они были плотно сжаты, намекая на характер куда более сильный, чем у прежнего Слейтера. В целом черты его лица стали более четкими, голова беспокойно ворочалась на подушке, глаза оставались закрытыми. Я не стал будить санитара, а вместо этого поправил сместившиеся головные контакты телепатического «радио», надеясь уловить последнее послание из мира снов. Вдруг умирающий резко повернул голову в мою сторону и открыл глаза, повергнув меня в изумление. Человек, еще недавно бывший Джо Слейтером, выродком с Катскильских гор, теперь глядел на меня сверкающими, широко открытыми глазами, голубизна которых стала заметно насыщеннее. Ничего маниакального или дегенеративного не ощущалось в этом взоре – передо мной, вне всяких сомнений, было лицо, отражавшее разум наивысшего порядка.

– Джо Слейтер мертв, – произнес леденящий душу голос из за стены сна.

Открыв глаза, я с ужасом взглянул на койку, но голубые глаза по прежнему спокойно глядели на меня, а лицо казалось вполне живым и одухотворенным.

На этом движение мысленных волн внезапно прекратилось, а глаза спящего – или, правильнее сказать, мертвеца? – поблекли и остекленели. В полупрострации я склонился над койкой и пощупал его кисть – она была холодной и окоченевшей, пульс отсутствовал. Впалые щеки вновь побледнели, толстые губы разомкнулись, обнажив гнилые осколки зубов дегенерата Джо Слейтера. Я вздрогнул, накрыл это мерзкое лицо одеялом и разбудил санитара, а затем покинул палату и молча отправился в свою комнату, так как жил в здании больницы. Я испытывал неодолимое желание поскорее заснуть, чтобы увидеть сны, которые по пробуждении не смогу вспомнить.

Вы спросите: а где же тут кульминация? Но разве может простое научное описание претендовать на подобные риторические эффекты? Я всего лишь записал некоторые вещи, которые считаю реальными фактами, а дальше судите сами. Как я уже отмечал, мой начальник, доктор Фентон, отрицает реальность всего мною рассказанного. Он посчитал, что я перенес тяжелый стресс на почве нервного переутомления и нуждаюсь в длительном оплачиваемом отпуске, который он мне тут же великодушно предоставил. Доктор заверил меня, ручаясь своей профессиональной честью, что Джо Слейтер был всего лишь заурядным параноиком, а его фантастический бред мог быть следствием каких то старинных преданий, отголоски которых сохраняются даже в самых отсталых и деградировавших сельских общинах. Все это выглядит весьма убедительно, однако я не могу забыть то, что увидел в ночном небе вскоре после кончины Слейтера. А поскольку вы можете счесть меня предвзятым свидетелем, я передаю слово другому – и не исключено, что его показания все же доведут эту историю до столь ожидаемой вами кульминации. Я дословно процитирую выдержку из труда выдающегося авторитета в области астрономии, профессора Гарретта П. Сервисса, касательно новой звезды в созвездии Персея:

Перевод: В. Дорогокупли

Ниже вы можете скачать все переводы этого рассказа:
• За стеной сна (Перевод В. Дорогокупли)
• За стеной сна (Перевод И. Левшина)
• По ту сторону сна (Перевод В. Бернацкой)

Источник