Преступление и наказание сон эпилога
Сон Раскольникова на каторге
В произведении Федора Михайловича Достоевского «Преступление и наказание» отразилась не только эпоха: в нем автор поднимает глобальные вопросы о нравственности и морали, о законах человеческой жизни, о добре и зле. Преступление Раскольникова тем страшнее, что герой сомневается в том, нужно ли ему раскаиваться и уверен в правильности своего поступка даже уходя по этапу. Именно сон Раскольникова на каторге опровергает его страшную теорию.
Содержание сна
Во сне герой видит, как люди уничтожают друг друга. Сами не осознавая причин, люди становятся сумасшедшими, бредят, убивают друг друга. Даже объединяясь в страхе и договариваясь о верности и помощи друг другу, они тут же меняют решение. Заражаясь бессмысленной злобой, они считают себя умными, непоколебимы в своей уверенности и жестокости. Лишь несколько избранных человек могли спастись сами и спасти других. Это люди чистые, светлые. Они не способны на злобу и преступления. Именно они должны возродить мир и спасти человечество.
Символичное значение
Не случайно автор размещает последний сон Раскольникова в эпилоге. Пройдя через все страдания, через множество размышлений и страхов, до сих пор будучи уверенным в своей правоте, именно во сне Раскольников постигает разоблачение своей жуткой теории. Глубокий символизм сна в том, что «трихины» являются страшной опасностью для всего человечества. Они способны привести к утрате всех норм человеческой жизни, всех моральных и нравственных качеств человека. Распространение жестокости приведет к трагедии глобального масштаба. Сон на каторге полностью противопоставляется теории Раскольникова. Если раньше он был уверен, что избранные имеют право на преступления, то теперь он осознает, что гораздо важнее нести свет, очищать землю от преступлений и злобы. Это помогает герою избавиться от «трихинов» в своей душе. Герой, благодаря состраданию, воскресает для новой жизни.
Шанс на спасение
Именно третий сон Раскольникова становится итогом всех его мук. Истинное наказание – в настоящем раскаянии, в муках, которые человек испытывает после преступления. У всех есть шанс на спасение. Герой не обделен положительными качествами изначально. Он способен сострадать и сопереживать, он готов отдать последнее. В поисках ответа, он обвиняет в этом Сонечку Мармеладову, но именно это качество помогает Раскольникову спастись и встать на путь истинный. Только поняв разрушающую силу эгоизма, ненависти и преступлений, герой способен переродиться. Через страдание и сострадание, которое он находит в Соне Мармеладовой, Родион понимает ценности, которые действительно могут спасти человека от страшных грехов и помыслов.
В романе «Преступление и наказание» автором поднимаются глобальные вопросы о человеческой сущности, о нравственности, о разделении добра и зла в человеке. Сон на каторге является итогом мук Раскольникова и началом его новой жизни.
Сон Раскольникова на каторге (третий сон о трихинах и конце света)
…Он пролежал в больнице весь конец поста и Святую. Уже выздоравливая, он припомнил свои сны, когда еще лежал в жару и бреду. Ему грезилось в болезни, будто весь мир осужден в жертву какой-то страшной, неслыханной и невиданной моровой язве, идущей из глубины Азии на Европу. Все должны были погибнуть, кроме некоторых, весьма немногих, избранных. Появились какие-то новые трихины[1], существа микроскопические, вселявшиеся в тела людей. Но эти существа были духи, одаренные умом и волей. Люди, принявшие их в себя, становились тотчас же бесноватыми и сумасшедшими. Но никогда, никогда люди не считали себя так умными и непоколебимыми в истине, как считали зараженные. Никогда не считали непоколебимее своих приговоров, своих научных выводов, своих нравственных убеждений и верований. Целые селения, целые города и народы заражались и сумасшествовали. Все были в тревоге и не понимали друг друга, всякий думал, что в нем в одном и заключается истина, и мучился, глядя на других, бил себя в грудь, плакал и ломал себе руки. Не знали, кого и как судить, не могли согласиться, что считать злом, что добром. Не знали, кого обвинять, кого оправдывать. Люди убивали друг друга в какой-то бессмысленной злобе. Собирались друг на друга целыми армиями, но армии, уже в походе, вдруг начинали сами терзать себя, ряды расстраивались, воины бросались друг на друга, кололись и резались, кусали и ели друг друга. В городах целый день били в набат: созывали всех, но кто и для чего зовет, никто не знал того, а все были в тревоге. Оставили самые обыкновенные ремесла, потому что всякий предлагал свои мысли, свои поправки, и не могли согласиться; остановилось земледелие. Кое-где люди сбегались в кучи, соглашались вместе на что-нибудь, клялись не расставаться, — но тотчас же начинали что-нибудь совершенно другое, чем сейчас же сами предполагали, начинали обвинять друг друга, дрались и резались. Начались пожары, начался голод. Все и всё погибало. Язва росла и подвигалась дальше и дальше. Спастись во всем мире могли только несколько человек, это были чистые и избранные[2], предназначенные начать новый род людей и новую жизнь, обновить и очистить землю, но никто и нигде не видал этих людей, никто не слыхал их слова и голоса.
Раскольникова мучило то, что этот бессмысленный бред так грустно и так мучительно отзывается в его воспоминаниях, что так долго не проходит впечатление этих горячешных грез…
Ф. М. Достоевский «Преступление и наказание», эпилог, глава II.
[1] Ему грезилось в болезни, будто весь мир осужден в жертву какой-то страшной, неслыханной и невиданной моровой язве — Появились какие-то новые трихины… — В конце 1865— начале 1866 г. в русских газетах печатались тревожные сообщения о неизвестных в то время медицине существах — трихинах и о повальной болезни, причиняемой ими. Срочно была издана брошюра: Руднев М. О трихинах в России. Нерешенные вопросы трихинной болезни. СПб., 1866.
[2] Спастись во всем мире могли только несколько человек, это были чистые и избранные… — Символический сон Раскольникова — предупреждение человечеству, философский итог романа: герой сознает гибельные последствия, которые имели бы для судеб культуры торжество индивидуализма, забвение нравственных связей между людьми. Стилистически строки навеяны Апокалипсисом, образы которого Достоевский наполняет более широким содержанием (см.: Откровение св. Иоанна Богослова, гл. 8-17). Ряд стихов Апокалипсиса подчеркнут или отмечен Достоевским в принадлежавшем ему экземпляре Нового завета (ст. 11, гл. 13; ст. 9, гл. 17 и др.).
Анализ
Великий русский писатель Фёдор Михайлович Достоевский в произведении «Преступление и наказание» отразил не только эпоху, но и поднял нравственные проблемы, законы человечности, добра.
Ужас преступления Родиона заключается в том, что он сомневается в том, что нужно ли ему раскаиваться в страшном поступке. Именно во сне опровергаются все его сомнения.
Что снилось Раскольникову на каторге?
Во сне Раскольников видит убийство людей. Он наблюдает, как люди сходят с ума, бредят, уничтожают друг друга. Даже создавая союзы и договариваясь между собой, они быстро изменяют своё решение. Люди считают себя умными, у них непоколебима вера в свои поступки. Парень уверен, что избранные люди могут спасти всё общество. В этой категории людей нет злобы и подлости. На них возлагается миссия по спасению человечества.
Что означают символы в сне Раскольникова?
Автор специально располагает последний сон Родиона в эпилоге. Преодолевая боль и страх, он был уверен в своих идеалах, но во сне ему приходит разоблачение страшной теории. Смысл сна заключается в том, что «трихины» являются серьёзной угрозой для жизни людей. Они могут приводить к полной потере всех привычных ценностей и душевных качеств.
Усиление насилия приведёт к серьёзной трагедии, а сон в местах лишения свободы противостоит теории Родиона. Если раньше он считал, что избранные люди могут вершить казнить людей, то теперь он стремиться очистить землю от зла. Эти поступки помогают ликвидировать «трихинов» в душе, а сочувствие даёт ему шанс вернуться к нормальной жизни.
Как Раскольников спасёт свою душу?
Последний сон Родиона считают отражением всех его тяжелых жизненных испытаний. В этой ситуации настоящее наказание заключается в его раскаянии в совершении преступления, но даже у него есть шанс на спасение души. Изначально герой обделён хорошими качествами, но он может сочувствовать и сопереживать. В своих бедах он пытается обвинить Сонечку Мармеладову, но она помогает Родиону обрести новую жизнь. Только после осознания своих пагубных страстей, герой может вернуться к жизни. Через жалость и сочувствие, которое он находит в Соне Мармеладовой, Родион осознаёт вещи, спасающие его душу.
В романе автор поднимает важные вопросы нравственности, морали, душевных качеств в человеке. Сон на каторге считается прекращением страданий, испытаний и началом нового этапа в его сложной жизни.
Также читают:
Картинка к сочинению Сон Раскольникова на каторге
Популярные сегодня темы
«Человек без мечты, как птица без крыльев». Эта фраза как нельзя точно отражает жизнь человека, который не любит и не умеет мечтать.
«Айвенго» Вальтера Скотта является образцом рыцарского романа. В нем есть все элементы, присущие жанру. Главный герой – доблестный рыцарь без страха и упрека.
По замыслу Островского Пелагея Егоровна является простой русской женщиной. Она полно доброты и мудрости. Привыкла женщина жить скромно, по старине. У Пелагеи Петровны есть супруг – Гордей Торцов
Поэма Мороз красный нос рассказывает нам историю простую, но в тоже время фантастическую, а смысл её заключается в описании простой бытовой жизни. В данной простоте автор и раскрывает главную идею произведения и его смысловую цель.
Когда я был довольно маленьким, то жил в районе, который трудно назвать благоприятным в смысле безопасности, этот район изобиловал представителями всяческих радикальных молодежных сообществ
Преступление и наказание сон эпилога
…Он пролежал в больнице весь конец поста и Святую. Уже выздоравливая, он припомнил свои сны, когда еще лежал в жару и бреду. Ему грезилось в болезни, будто весь мир осужден в жертву какой-то страшной, неслыханной и невиданной моровой язве, идущей из глубины Азии на Европу. Все должны были погибнуть, кроме некоторых, весьма немногих, избранных. Появились какие-то новые трихины [1], существа микроскопические, вселявшиеся в тела людей. Но эти существа были духи, одаренные умом и волей. Люди, принявшие их в себя, становились тотчас же бесноватыми и сумасшедшими. Но никогда, никогда люди не считали себя так умными и непоколебимыми в истине, как считали зараженные. Никогда не считали непоколебимее своих приговоров, своих научных выводов, своих нравственных убеждений и верований. Целые селения, целые города и народы заражались и сумасшествовали. Все были в тревоге и не понимали друг друга, всякий думал, что в нем в одном и заключается истина, и мучился, глядя на других, бил себя в грудь, плакал и ломал себе руки. Не знали, кого и как судить, не могли согласиться, что считать злом, что добром. Не знали, кого обвинять, кого оправдывать. Люди убивали друг друга в какой-то бессмысленной злобе. Собирались друг на друга целыми армиями, но армии, уже в походе, вдруг начинали сами терзать себя, ряды расстраивались, воины бросались друг на друга, кололись и резались, кусали и ели друг друга. В городах целый день били в набат: созывали всех, но кто и для чего зовет, никто не знал того, а все были в тревоге. Оставили самые обыкновенные ремесла, потому что всякий предлагал свои мысли, свои поправки, и не могли согласиться; остановилось земледелие. Кое-где люди сбегались в кучи, соглашались вместе на что-нибудь, клялись не расставаться, — но тотчас же начинали что-нибудь совершенно другое, чем сейчас же сами предполагали, начинали обвинять друг друга, дрались и резались. Начались пожары, начался голод. Все и всё погибало. Язва росла и подвигалась дальше и дальше. Спастись во всем мире могли только несколько человек, это были чистые и избранные [2], предназначенные начать новый род людей и новую жизнь, обновить и очистить землю, но никто и нигде не видал этих людей, никто не слыхал их слова и голоса.
Сон Раскольникова о трихинах. Слушать текст
Раскольникова мучило то, что этот бессмысленный бред так грустно и так мучительно отзывается в его воспоминаниях, что так долго не проходит впечатление этих горячешных грез…
[1] Ему грезилось в болезни, будто весь мир осужден в жертву какой-то страшной, неслыханной и невиданной моровой язве — Появились какие-то новые трихины… — В конце 1865— начале 1866 г. в русских газетах печатались тревожные сообщения о неизвестных в то время медицине существах — трихинах и о повальной болезни, причиняемой ими. Срочно была издана брошюра: Руднев М. О трихинах в России. Нерешенные вопросы трихинной болезни. СПб., 1866.
[2] Спастись во всем мире могли только несколько человек, это были чистые и избранные… — Символический сон Раскольникова — предупреждение человечеству, философский итог романа: герой сознает гибельные последствия, которые имели бы для судеб культуры торжество индивидуализма, забвение нравственных связей между людьми. Стилистически строки навеяны Апокалипсисом, образы которого Достоевский наполняет более широким содержанием (см.: Откровение св. Иоанна Богослова, гл. 8-17). Ряд стихов Апокалипсиса подчеркнут или отмечен Достоевским в принадлежавшем ему экземпляре Нового завета (ст. 11, гл. 13; ст. 9, гл. 17 и др.).
Сон Раскольникова. Фрагмент романа «Преступление и наказание» (Ф. Достоевский)
Страшный сон приснился Раскольникову. Приснилось ему его детство, еще в их городке. Он лет семи и гуляет в праздничный день, под вечер, с своим отцом за городом. Время серенькое, день удушливый, местность совершенно такая же, как уцелела в его памяти: даже в памяти его она гораздо более изгладилась, чем представлялась теперь во сне. Городок стоит открыто, как на ладони, кругом ни ветлы; где-то очень далеко, на самом краю неба, чернеется лесок. В нескольких шагах от последнего городского огорода стоит кабак, большой кабак, всегда производивший на него неприятнейшее впечатление и даже страх, когда он проходил мимо его, гуляя с отцом. Там всегда была такая толпа, так орали, хохотали, ругались, так безобразно и сипло пели и так часто дрались; кругом кабака шлялись всегда такие пьяные и страшные рожи… Встречаясь с ними, он тесно прижимался к отцу и весь дрожал. Возле кабака дорога, проселок, всегда пыльная, и пыль на ней всегда такая черная. Идет она, извиваясь, далее и шагах в трехстах огибает вправо городское кладбище. Среди кладбища каменная церковь, с зеленым куполом, в которую он раза два в год ходил с отцом и с матерью к обедне, когда служились панихиды по его бабушке, умершей уже давно и которую он никогда не видал. При этом всегда они брали с собой кутью на белом блюде, в салфетке, а кутья была сахарная из рису и изюму, вдавленного в рис крестом. Он любил эту церковь и старинные в ней образа, большею частию без окладов, и старого священника с дрожащею головой. Подле бабушкиной могилы, на которой была плита, была и маленькая могилка его меньшого брата, умершего шести месяцев и которого он тоже совсем не знал и не мог помнить: но ему сказали, что у него был маленький брат, и он каждый раз, как посещал кладбище, религиозно и почтительно крестился над могилкой, кланялся ей и целовал ее. И вот снится ему: они идут с отцом по дороге к кладбищу и проходят мимо кабака; он держит отца за руку и со страхом оглядывается на кабак. Особенное обстоятельство привлекает его внимание: на этот раз тут как будто гулянье, толпа разодетых мещанок, баб, их мужей и всякого сброду. Все пьяны, все поют песни, а подле кабачного крыльца стоит телега, но странная телега. Это одна из тех больших телег, в которые впрягают больших ломовых лошадей и перевозят в них товары и винные бочки. Он всегда любил смотреть на этих огромных ломовых коней, долгогривых, с толстыми ногами, идущих спокойно, мерным шагом и везущих за собою какую-нибудь целую гору, нисколько не надсаждаясь, как будто им с возами даже легче, чем без возов. Но теперь, странное дело, в большую такую телегу впряжена была маленькая, тощая саврасая крестьянская клячонка, одна из тех, которые — он часто это видел — надрываются иной раз с высоким каким-нибудь возом дров или сена, особенно коли воз застрянет в грязи или в колее, и при этом их так больно, так больно бьют всегда мужики кнутами, иной раз даже по самой морде и по глазам, а ему так жалко, так жалко на это смотреть, что он чуть не плачет, а мамаша всегда, бывало, отводит его от окошка. Но вот вдруг становится очень шумно: из кабака выходят с криками, с песнями, с балалайками пьяные-препьяные большие такие мужики в красных и синих рубашках, с армяками внакидку. «Садись, все садись! — кричит один, еще молодой, с толстою такою шеей и с мясистым, красным, как морковь, лицом, — всех довезу, садись!» Но тотчас же раздается смех и восклицанья:
— Этака кляча да повезет!
— Да ты, Миколка, в уме, что ли: этаку кобыленку в таку телегу запрег!
— А ведь савраске-то беспременно лет двадцать уж будет, братцы!
— Да садись, чего! — хохочут в толпе. — Слышь, вскачь пойдет!
— Она вскачь-то уж десять лет, поди, не прыгала.
— Не жалей, братцы, бери всяк кнуты, зготовляй!
— Пусти и меня, братцы! — кричит один разлакомившийся парень из толпы.
— Садись! Все садись! — кричит Миколка, — всех повезет. Засеку! — И хлещет, хлещет, и уже не знает, чем и бить от остервенения.
— Папочка, папочка, — кричит он отцу, — папочка, что они делают! Папочка, бедную лошадку бьют!
— Пойдем, пойдем! — говорит отец, — пьяные, шалят, дураки: пойдем, не смотри! — и хочет увести его, но он вырывается из его рук и, не помня себя, бежит к лошадке. Но уж бедной лошадке плохо. Она задыхается, останавливается, опять дергает, чуть не падает.
— Секи до смерти! — кричит Миколка, — на то пошло. Засеку!
— Да что на тебе креста, что ли, нет, леший! — кричит один старик из толпы.
— Видано ль, чтобы така лошаденка таку поклажу везла, — прибавляет другой.
— Заморишь! — кричит третий.
— Не трошь! Мое добро! Что хочу, то и делаю. Садись еще! Все садись! Хочу, чтобы беспременно вскачь пошла.
Вдруг хохот раздается залпом и покрывает все: кобыленка не вынесла учащенных ударов и в бессилии начала лягаться. Даже старик не выдержал и усмехнулся. И впрямь: этака лядащая кобыленка, а еще лягается!
Два парня из толпы достают еще по кнуту и бегут к лошаденке сечь ее с боков. Каждый бежит с своей стороны.
— По морде ее, по глазам хлещи, по глазам! — кричит Миколка.
— Песню, братцы! — кричит кто-то с телеги, и все в телеге подхватывают. Раздается разгульная песня, брякает бубен, в припевах свист. Бабенка щелкает орешки и посмеивается.
…Он бежит подле лошадки, он забегает вперед, он видит, как ее секут по глазам, по самым глазам! Он плачет. Сердце в нем поднимается, слезы текут. Один из секущих задевает его по лицу; он не чувствует, он ломает свои руки, кричит, бросается к седому старику с седою бородой, который качает головой и осуждает все это. Одна баба берет его за руку и хочет увесть; но он вырывается и опять бежит к лошадке. Та уже при последних усилиях, но еще раз начинает лягаться.
— А чтобы те леший! — вскрикивает в ярости Миколка. Он бросает кнут, нагибается и вытаскивает со дна телеги длинную и толстую оглоблю, берет ее за конец в обе руки и с усилием размахивается над савраской.
— Разразит! — кричат кругом.
— Секи ее, секи! Что стали! — кричат голоса из толпы.
— Живуча! — кричат кругом.
— Сейчас беспременно падет, братцы, тут ей и конец! — кричит из толпы один любитель.
— Топором ее, чего! Покончить с ней разом, — кричит третий.
— Добивай! — кричит Миколка и вскакивает, словно себя не помня, с телеги. Несколько парней, тоже красных и пьяных, схватывают что попало — кнуты, палки, оглоблю — и бегут к издыхающей кобыленке. Миколка становится сбоку и начинает бить ломом зря по спине. Кляча протягивает морду, тяжело вздыхает и умирает.
— Доконал! — кричат в толпе.
— А зачем вскачь не шла!
— Мое добро! — кричит Миколка, с ломом в руках и с налитыми кровью глазами. Он стоит, будто жалея, что уж некого больше бить.
— Ну и впрямь, знать, креста на тебе нет! — кричат из толпы уже многие голоса.
Но бедный мальчик уже не помнит себя. С криком пробивается он сквозь толпу к савраске, обхватывает ее мертвую, окровавленную морду и целует ее, целует ее в глаза, в губы… Потом вдруг вскакивает и в исступлении бросается с своими кулачонками на Миколку. В этот миг отец, уже долго гонявшийся за ним, схватывает его, наконец, и выносит из толпы.
— Пойдем! пойдем! — говорит он ему, — домой пойдем!
— Папочка! За что они… бедную лошадку… убили! — всхлипывает он, но дыхание ему захватывает, и слова криками вырываются из его стесненной груди.
— Пьяные, шалят, не наше дело, пойдем! — говорит отец. Он обхватывает отца руками, но грудь ему теснит, теснит. Он хочет перевести дыхание, вскрикнуть, и просыпается.
Он проснулся весь в поту, с мокрыми от поту волосами, задыхаясь, и приподнялся в ужасе.
— Слава богу, это только сон! — сказал он, садясь под деревом и глубоко переводя дыхание. — Но что это? Уж не горячка ли во мне начинается: такой безобразный сон!
Все тело его было как бы разбито; смутно и темно на душе. Он положил локти на колена и подпер обеими руками голову.
— Боже! — воскликнул он, — да неужели ж, неужели ж я в самом деле возьму топор, стану бить по голове, размозжу ей череп… буду скользить в липкой теплой крови, взламывать замок, красть и дрожать; прятаться, весь залитый кровью… с топором… Господи, неужели?
Он дрожал как лист, говоря это.
[1] Кичка — старинный праздничный головной убор замужней женщины.
Что снилось Родиону Раскольникову? Комментарий психотерапевта
Содержание сна
Во сне герой видит, как люди уничтожают друг друга. Сами не осознавая причин, люди становятся сумасшедшими, бредят, убивают друг друга. Даже объединяясь в страхе и договариваясь о верности и помощи друг другу, они тут же меняют решение. Заражаясь бессмысленной злобой, они считают себя умными, непоколебимы в своей уверенности и жестокости. Лишь несколько избранных человек могли спастись сами и спасти других. Это люди чистые, светлые. Они не способны на злобу и преступления. Именно они должны возродить мир и спасти человечество.
Сны Свидригайлова
Свидригайлов — персонаж, которому также снятся символические сны, пронизанные глубоким смыслом. Аркадий Иванович — пресытившийся жизнью человек. Он равно способен как на циничные и грязные поступки, так и на благородные. На его совести лежат несколько преступлений: убийство жены и самоубийства слуги и оскорбленной им девочки,которой было всего 14 лет. Но совесть его не тревожит, лишь сны передают скрытую, неизвестную самому герою сторону его души, именно благодаря своим сновидениям Аркадий Иванович начинает видеть всю свою подлость и ничтожество. Там он лицезреет себя или отражение своих качеств, которые ужасают его. Всего Свидригайлов видит три кошмара, причем грань между сном и явью настолько размыта, что порой трудно понять, видение это или реальность.
Проснувшись, Аркадий Иванович ощущает свое полное духовное истощение и понимает: сил и желания жить дальше у него нет. Эти сны раскрывают полное нравственное банкротство героя. И, если второй сон отражает попытку воспротивиться року, то последний показывает все уродство души героя, от которого никуда не деться.
Символичное значение
Не случайно автор размещает последний сон Раскольникова в эпилоге. Пройдя через все страдания, через множество размышлений и страхов, до сих пор будучи уверенным в своей правоте, именно во сне Раскольников постигает разоблачение своей жуткой теории. Глубокий символизм сна в том, что «трихины» являются страшной опасностью для всего человечества. Они способны привести к утрате всех норм человеческой жизни, всех моральных и нравственных качеств человека. Распространение жестокости приведет к трагедии глобального масштаба. Сон на каторге полностью противопоставляется теории Раскольникова. Если раньше он был уверен, что избранные имеют право на преступления, то теперь он осознает, что гораздо важнее нести свет, очищать землю от преступлений и злобы. Это помогает герою избавиться от «трихинов» в своей душе. Герой, благодаря состраданию, воскресает для новой жизни.
Богоявленский кафедральный собор в Елохове
Роман Федора Михайловича Достоевского «Преступление и наказание» был написан в 1865-1866 гг. Величайший роман в истории русской и мировой литературы был издан, когда автору исполнилось 45 лет. В. В. Розанов писал о нем: Все остальные произведения Достоевского обширный и разнообразный комментарий к самому совершенному его произведению – “Преступление и наказание”. Общий дух романа, неуловимый, неопределимый, еще гораздо замечательнее всех отдельных поразительных его эпизодов: как – это тайна автора. Колорит этого романа есть новое и удивительное явление во всемирной литературе, есть одно из глубочайших слов, подуманных человеком о себе.
«Преступление и наказание” – самое законченное в своей форме и глубокое по содержанию произведение Достоевского, в котором он выразил свой взгляд на природу человека, его назначение и законы, которым он подчинен как личность.
– Наука же говорит: возлюби, прежде всех, одного себя, ибо все на свете на личном интересе основано, – говорится в романе. В Родионе Раскольникове как будто исчезло все человеческое, и только какая-то звериная хитрость, звериный инстинкт самосохранения дали ему докончить дело и спастись от поимки. Душа его умирала, а зверь был жив.
– Приговор, однако ж, оказался милостивее, чем можно было ожидать, судя по совершенному преступлению, и, может быть, именно потому, что преступник не только не хотел оправдываться, но даже как бы изъявлял желание сам еще более обвинить себя. Все странные и особенные обстоятельства дела были приняты во внимание. Болезненное и бедственное состояние преступника до совершения преступления не подвергалось ни малейшему сомнению. Уже на каторге Раскольников заболел весьма серьезно и лежит в госпитале, в арестантской палате.
Обычно, читатели не обращают внимание на эпилог романа, в котором, содержится сон – предвидение, всецело, как говорит известный современный экономист Валентин Катасонов, автор книг: ««Православное понимание экономики», «Дорога в электронный концлагерь», указующее на наше время.
– Тревога беспредметная и бесцельная в настоящем, а в будущем одна беспрерывная жертва, которою ничего не приобреталось, – вот что предстояло ему на свете. И что в том, что чрез восемь лет ему будет только тридцать два года и можно снова начать еще жить! Зачем ему жить? Что иметь в виду? К чему стремиться? Жить, чтобы существовать? Но он тысячу раз и прежде готов был отдать свое существование за идею, за надежду, даже за фантазию. Одного существования всегда было мало ему; он всегда хотел большего. Может быть, по одной только силе своих желаний он и счел себя тогда человеком, которому более разрешено, чем другому.
– Он пролежал в больнице весь конец поста и Святую. Уже выздоравливая, он припомнил свои сны, когда еще лежал в жару и бреду. Ему грезилось в болезни, будто весь мир осужден в жертву какой-то страшной, неслыханной и невиданной моровой язве, идущей из глубины Азии на Европу. Все должны были погибнуть, кроме некоторых, весьма немногих, избранных. Появились какие-то новые трихины, существа микроскопические, вселявшиеся в тела людей. Но эти существа были духи, одаренные умом и волей. Люди, принявшие их в себя, становились тотчас же бесноватыми и сумасшедшими. Но никогда, никогда люди не считали себя так умными и непоколебимыми в истине, как считали зараженные. Никогда не считали непоколебимее своих приговоров, своих научных выводов, своих нравственных убеждений и верований.
Целые селения, целые города и народы заражались и сумасшествовали. Все были в тревоге и не понимали друг друга, всякий думал, что в нем в одном и заключается истина, и мучился, глядя на других, бил себя в грудь, плакал и ломал себе руки. Не знали, кого и как судить, не могли согласиться, что считать злом, что добром. Не знали, кого обвинять, кого оправдывать. Люди убивали друг друга в какой-то бессмысленной злобе. Собирались друг на друга целыми армиями, но армии, уже в походе, вдруг начинали сами терзать себя, ряды расстраивались, воины бросались друг на друга, кололись и резались, кусали и ели друг друга.
В городах целый день били в набат: созывали всех, но кто и для чего зовет, никто не знал того, а все были в тревоге. Оставили самые обыкновенные ремесла, потому что всякий предлагал свои мысли, свои поправки, и не могли согласиться; остановилось земледелие. Кое-где люди сбегались в кучи, соглашались вместе на что-нибудь, клялись не расставаться, – но тотчас же начинали что-нибудь совершенно другое, чем сейчас же сами предполагали, начинали обвинять друг друга, дрались и резались. Начались пожары, начался голод. Все и всё погибало. Язва росла и подвигалась дальше и дальше.
Спастись во всем мире могли только несколько человек, это были чистые и избранные, предназначенные начать новый род людей и новую жизнь, обновить и очистить землю, но никто и нигде не видал этих людей, никто не слыхал их слова и голоса.
Под подушкой его лежало Евангелие. Он взял его машинально. Эта книга принадлежала Соне, была та самая, из которой она читала ему о воскресении Лазаря. В начале каторги он думал, что она замучит его религией, будет заговаривать о Евангелии и навязывать ему книги. Но, к величайшему его удивлению, она ни разу не заговаривала об этом, ни разу даже не предложила ему Евангелия.
Он сам попросил его у ней незадолго до своей болезни, и она молча принесла ему книгу. До сих пор он ее и не раскрывал. Он не раскрыл ее и теперь, но одна мысль промелькнула в нем: Разве могут ее убеждения не быть теперь и моими убеждениями? Ее чувства, ее стремления, по крайней мере.
Но тут уж начинается новая история, история постепенного обновления человека, история постепенного перерождения его, постепенного перехода из одного мира в другой, знакомства с новою, доселе совершенно неведомою действительностью.
ПРОРОК В СВОЕМ ОТЕЧЕСТВЕ. ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ (1821 – 1881)