Притча про бабочку во сне
Сон Чжуан-цзы
«Сон Чжуан-цзы», в котором ему казалось, что он бабочка, и пробуждение с вопросом «Кто кому снится? Бабочка Чжуан-цзы или Чжуан-цзы бабочке?» – возможно, самая известная в мире китайская метафора об устройстве сознания и познании мира. Когда бабочка сделалась мудрецом по имени Чжуан-цзы, тот проснулся в уверенности, что и раньше был китайским мудрецом – которому просто приснилось, будто он на время стал порхающей между цветами бабочкой.
Чжуан-цзы однажды приснилось, что он стал бабочкой. Утром он был очень подавлен. Его друзья были удивлены таким состоянием Мастера и спросили его:
— Что случилось? Мы никогда не видели тебя таким подавленным.
Чжуан-цзы ответил: — Я озадачен, я в растерянности, я не могу понять. Ночью, когда я спал, мне приснилось, что я стал бабочкой.
Один из друзей рассмеялся и сказал: — Никого никогда не беспокоят сны. Когда ты просыпаешься, сон исчезает. Почему он тебя беспокоит?
— Дело не в этом, — ответил Чжуан-цзы. — Теперь я озадачен: если Чжуан-цзы во сне может стать бабочкой, то, возможно, сейчас бабочка уснула и ей снится, что она — Чжуан-цзы.
Если вы становитесь бабочкой во сне, то в чем здесь проблема? Спящая бабочка может увидеть в своем утреннем сне, что она – это вы. И как вы узнаете, кем вы являетесь на самом деле?
Вопрос, поставленный великим китайским мудрецом «кто же кому приснился — бабочке мудрец, или мудрецу бабочка?», остаётся неразрешённым и поныне. Современные философы доказали, что логическим путём парадокс Чжуанцзы разрешить нельзя. Однако мудрецам не хочется в это верить, и они продолжают ломать голову над древним китайским парадоксом.
Что ж, рискнём и мы разобраться, кто же кому приснился?
Каждого из нас интересует ответ на вопрос: «какое отношение имеет к реальности то, что мы видим в сновидении»? Возможность осознанно воспринимать пространство сновидения доказана научно. В осознанных сновидениях есть и движение, и пространство, и время. Возникает главный вопрос: «Если восприятие в пространстве сновидения вполне полноценно, то можно ли отнести, находящиеся в сновидении объекты, к миру физических объектов?
Когда мы пытаемся описать то, что мы видели в сновидении, нужно учитывать, что в конечном итоге там действуют иные законы физики. Все, что мы там видим, всего лишь похоже на известный нам мир. Другая сторона в сновидении видится нам такой, каким мы привыкли видеть хорошо знакомый нам мир. Даже не просто видеть, но и полноценно воспринимать.
Великие мастера воспринимают свою жизнь как мандалу. Это значит, что они видят все на высочайшем уровне. Мир для них – Чистая страна, а существа подобны Буддам. Все сказанное и услышанное – мантры. То, что происходит в их умах, неотделимо от высшей истины и мудрости. Такова реальность просветленных учителей, так они переживают все явления.
Причиной того, что мы на это пока не способны, является неведение. Если мы еще не осознали окончательной истины, жизнь для нас – это нечто, происходящее с момента рождения до момента смерти, и то, как мы воспринимаем ее, полностью зависит от вида накопленной нами кармы. Приятные события с нами происходят или неприятные – все кажется нам настоящим. Мы следуем своим кармическим тенденциям и привычкам и пойманы иллюзией реальности всего, что нас окружает. Мы глупо цепляемся за вещи, считая их действительно существующими, хотя они не таковы. Мы верим, что все постоянно, но это тоже не так.
До тех пор, пока существует это заблуждение, мы пребываем в неведении и расходуем свою энергию впустую. Мы мечемся между желаниями и поступаем, исходя из мотивации получить и удержать то, к чему привязаны, хотя все равно неизбежно потеряем это. Так мы существуем, тратя время на бесполезные занятия. Полностью запутанные, мы проводим всю жизнь, преследуя недостижимые цели.
Ночью все происходит так же, потому что мы не способны практиковать методы, позволяющие засыпать осознанно. Вместо этого мы впадаем в состояние полного неведения, а из накопленных впечатлений и привычек в нашем уме рождаются различные сновидения. Мы не распознаем их как иллюзию. Не понимая, чем являются наши сны, мы верим, что они реальны, хотя это не так. Миларепа говорил, что все проекции ума иллюзорны по своей сути, как радуга, как изображения в зеркале, как отражение луны в воде…
В сознательном состоянии мы не привыкли подвергать сомнению реальность происходящего. Поэтому и во сне мы по инерции воспринимаем всё, как само собой разумеющееся. Разум привык всё контролировать. Но есть один вопрос, который всегда проходит через контроль без проверки: «а происходит ли это на самом деле?» Именно поэтому разум постоянно попадает в ловушку сновидения.
Как говорит Вадим Зеланд: «Сновидение – это виртуальное путешествие души в пространстве вариантов. Мы все каждую ночь отправляемся в пространство вариантов и переживаем там виртуальную жизнь. Эта виртуальная жизнь не имеет под собой осязаемой материальной основы, и в то же время она реальна».
Когда Идрис Шаха, выдающегося суфийского учителя, попросили указать на «основное заблуждение человека», он сказал: «Это думать, что он живет, в то время как он просто заснул в преддверии жизни». Осознанное сновидение может помочь вам понять слова Шаха. Если вы хоть раз, находясь во сне, поняли, что спите, и что ваши возможности значительно шире, чем вы думали, то вы можете вообразить, что аналогичное осознание возможно и по отношению к вашей бодрствующей жизни. В соответствии с Торой: «Наша реальная жизнь по сути — это бодрствование во сне».
Говоря словами Чжуан-цзы: «Всё происходит вокруг нас, но никто не знает, каким образом. Всё является перед нами, но никто не видит источника. Все вместе и каждый в отдельности, люди ценят ту часть знания, которая уже известна. Они не умеют пользоваться неизвестным, чтобы с его помощью достичь знания».
«Что если вы заснули и увидели сон, и что если в этом сне вы полетели на небеса и там сорвали прекрасный неземной цветок, а когда проснулись, этот цветок был у вас в руке? Что тогда?»
Фантастическая идея доказать, что сон так же реален, как и жизнь, вынести из мира сна «цветок Колриджа» всегда занимала учёных, философов и эзотериков. Одни говорят, что сновидения – это иллюзии, другие утверждают, что сама наша жизнь есть не что иное, как сон. Кто же прав?
Сон о бабочке и превращение Лао-цзы
Когда ученики спросили Христа: кто больше всех в Царстве Небесном, то Он, поставив дитя посреди них, сказал: «Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное… Кто умалится [смирится], как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном» (Мф. 18: 1–4).
***
О том, что жизнь это сон, за последние полдюжины тысяч лет не рассуждал только ленивый (еще бы: ленивый-то знает толк в сне!) И все-таки, откуда взялась эта бездоказательная мифологема и ухитрилась рекрутировать столь огромную группу поддержки?!
Лично мне хватило одной беседы с. точнее, проработки со стороны моего бригадира, чтобы чётко уяснить: сон – не жизнь, а наоборот! если сон – это прогул или загул, который может привести к взысканию на месткоме, то жизнь есть подвиг, трудовой или военный, подвиг во благо народа!
. Впрочем, сколь абсурдно бы это ни звучало, между жизнью и сном существует весьма глубинное сходство: как в сновидении, так и в жизни, мы действуем неосознанно и, зачастую, против своей воли (даже когда потворствуем своим желаниям)! Однако свобода достигается – NB! – не в момент смерти, и не в момент пробуждения. Свобода возможна лишь в состоянии, когда действуешь согласно велениям сердца, не нарушая, при этом, правил жизни как ритуала.
ТАК говорил великий Конфуций. А возможно ли это, и КАК – это мы и постараемся узнать, если вы отправитесь, вместе со мною, в царство даосских мудрецов, бабочек и напитков времени.
А начнём мы с одной притчи. Притча эта общеизвестна, но неосознанна, прочитана но непонята, проста, но неисчерпаема:
«Однажды я, Чжуан Чжоу, увидел себя во сне бабочкой – счастливой бабочкой, которая порхала среди цветков в свое удовольствие и вовсе не знала, что она – Чжуан Чжоу. Внезапно я проснулся и увидел, что я – Чжуан Чжоу. И я не знал, то ли я Чжуан Чжоу, которому приснилось, что он – бабочка, то ли бабочка, которой приснилось, что она – Чжуан Чжоу. А ведь между Чжуан Чжоу и бабочкой, несомненно, есть различие. Вот что такое превращение вещей!» (3)
У нас, современных людей, в явном дефиците красота и романтика, зато в запасе имеется уйма подозрений и недоверчивости. В данном пассаже подозрение вызывает фраза «Несомненно, есть различие между Чжуан Чжоу и бабочкой» – тем более, что это единственный вывод, который делает Чуский Мудреца из своего чудесного опыта.
А что было бы, явись вместо скептика из эпохи Борющихся Царств какая-нибудь гусеница? – «Я не знала, то ли я Гусеница Пупсень, которой приснилось, что она бабочка, то ли бабочка, которой приснилось, что она – это я, Гусеница Пупсень». Зачем, спрашивается, огород городить?! Хм! Будучи великим мудрецом, сподобиться волшебного сна, и открыть РАЗЛИЧИЕ между бабочкой и человеком. Странно! И потом: различие между Чжуан Чжоу и бабочкой ничуть не больше, чем различие между бабочкой и гусеницей!
Теперь, как говорится, отсюда и поподробнее!
Можно ли, допустим, сказать: «гусеница превратилась в бабочку»? – ведь они, по понятиям, суть ОДНО, один организм! Разве нет?
А можно ли допустить превращение Чжуан Чжоу в бабочку, или наоборот?! Ведь, по понятиям, они различны (и недаром это подчеркнул сам Мудрец-бабочка!) – так, стало быть, ПРЕВРАЩЕНИЕ допустимо! А то, что оно НЕ ПРЕДСТАВИМО, НЕ является аргументом – ни для людей верующих, ни для людей, знакомых с современной наукой, ни для поклонников «магического реализма» в нашем Цайтрауме!
Итак, еще раз: раз уж мы говорим о превращении, то оно возможно между вещами различными – а не как результат линьки. А то, что превращение невозможно себе представить, так это относится не к самой природе вещей, а лишь к нашей способности представления (Einbildungskraft).
На наше счастье, смыслов в приведённой выше крохотной притче, размером с бабочку, не меньше, чем pas при порхании этой бабочки. Поэтому, постараемся раскрыть тайну Чжуан Чжоу – подобно тому, как Мастер Шёлка распутывает кокон (делая выбор в пользу шёлка, а не бабочки). Результатом наших поисков может стать либо шелковая нить, либо сама бабочка, либо мармелад из шелковицы – все зависит от глубины и аккуратности наших разгадок!
Начнём с того, что до совсем недавней поры, западная наука считала незыблемой две вещи.
Во-первых, метаморфоз гусеницы (или метаморфоз бабочки, как вам будет приятнее) есть средневековое мракобесие и\ли античный атавизм: этого не может быть, поскольку между гусеницей и бабочкой нет внешнего сходства и ничего общего в манере поведения.
Во-вторых, «порывистый порхающий полёт бабочки выдает её примитивный и неумелый летающий аппарат с негодными аэродинамические свойствами». Это типично для западного человека, как учёного, так и НЕ учёного, без разницы: с высоты своего птичьего полёта считать, что бабочки не умеют летать (хотя им, бабочкам, это, почему-то, удаётся, а нам, хапиенсам, – нет!). К счастью, Чжуан-цзы так не считал (впрочем, он «ничего и не заявлял». ).
Парадоксально – а значит, хе-хе, естественно – после того, как homo sapiens «открыл» для себя самолёты и вертолёты, ракеты и дроны, к бабочкам начали присматриваться. Хочется сказать: «и вскоре учёные открыли, что бабочки умеют летать». Но нет, конечно! – западные учёные были осторожны: «порхание, надо сказать, оказалось сложным аэродинамическим трюком, включающим захват попутного воздушного потока, два различных типа вихревого потока (Vortex) на передней кромке крыла, активные и неактивные движения вверх – в дополнение к использованию бабочкой вращательных движений и механизма «хлопок-флинг» Вайс–Фогга». Вот так-то жалкие чешуекрылые обштопали самого Вайс-Фогга! И не ограничились даже этим: оказалось, что за счёт не своих ресурсов, а воздушных потоков, бабочкам удаётся мигрировать на тысячи километров! А ведь для существа размером в пол-пяди (5-6 см.), это, вообще, астрономические расстояния – и в пропорциях, и по ресурсам.
Не знаю, мог ли Чжуан-цзы предвосхитить господина Вайс–Фогга, да это и неважно. Гораздо более важным представляется то, что, будучи человеком весьма тонким и наблюдательным, Чжуан-цзы мог заметить нечто куда более удивительное: при каждом последующем взмахе крылышка, бабочки часто используют совершенно разные движения, используя РАЗНЫЕ механизмы!
А это уже не аэродинамика и энергосбережение: это – ТАЙНА!
И к этой тайне мы еще вернемся, ведь именно в ней заложен один из ключей даосского рассказа: именно порхание побудило Чжуан-цзы задуматься о своем тождестве с бабочкой! Он, собственно, «идентифицирует» себя не с бабочкой как видом или особью, и не в смысле переселения душ (4), а с беззаботным порханием, столь призрачным и таинственным, недолговечным но беззаботным.
Вращение в нашей вселенной не ново! –
И все возвращается снова и снова.
Возможно, не выживет. Пожалуй, не вспомнит,
Но всё-таки, ось – колеса основа.
Теперь надо отметить, что оба этих прецедента-подхода Превращения преломляются в истории о перво-даосе (где, так сказать, Лао превращается в Цзы), и в истории о бабочке-Чжуане.
Да. здесь надо отвлечься, наконец, от этой. как её. лепидоптерологии, и – вернуться в Древний Китай.
Этот человек всю жизнь свою, равно известную и не известную, прослужил архивариусом при императорской библиотеке. Плодом явилось – не могло не явиться – многознание («полиматия»). То самое, которое не только «уму не научает» (Гераклит), но еще и «умножает скорбь» (Экклесисаст). Образно говоря, наш архивариус стал гусеницей (вёл себя как гусеница), но. несмотря на это, «в последний момент» он сделал еще один шаг – тот самый, с которого начинается путь в тысячу ли – или, тот самый шаг, на который черепаха может обогнать Ахиллеса, Пелеева сына. Это – Секунда, меняющая скорости звука и света, это – та самая, тысяча-первая, капля, которая вносит (решающую) трещину в цельность камня.
«Единственное знание, которое чего-то стоит – это знать, что я ничего не знаю!» При помощи этой формулы, Лао-цзы открестился от других создателей и жертв полиматии (8): навскидку вспоминаются, например, другой архивариус, итогом жизни которого стала истина, бесперспективная как горизонт и вечная как грабли: «Кроме цитат, нам уже ничего не осталось» (Х.-Л. Борхес, «Утопия усталого человека»), или Фауст со своим Мефистофелем.
Все это – условности. А сходства – никакого. (12)
Наконец, появляется изящное крылатое создание и взмывает ввысь. скажите, ЧТО у него общего со всеми теми образинами, о которых нам пришлось вести речь выше?
Ответить на этот крайне непростой вопрос поможет еще один образ-концепт из Китайской Мысли.
Возьмем два иероглифа.
Один похож на неподвижно сидящего старца. Центр тяжести внизу.
Второй похож на грациозную танцовщицу: оторвалась – вот-вот, и вспорхнет!
Но только подкованный глаз без труда заметит, впрочем, что это ОДИН И ТОТ ЖЕ иероглиф! – только записан он в разных каллиграфических стилях:
Первый достигается широким нажатием на кисть, с глубоким вдохом, почти без выдоха. А Второй начинается с долгой паузы: словно весь иероглиф уже написан пальцем Гао Ципэя в воздухе… вдруг – резкий выдох, вместе с выбросом туши, и пред нами – летящая танцовщица!
В соответствии с этими стилями меняется и. ЧТО, собственно, меняется: содержание? «настрой»? объем?
Первый дает представление о глубокой и медленной мысли, погруженной в себя, почти неподвижно следящей за своим предметом (или самою собой).
Второй же… мысль пронеслась перед закрытыми глазами – словно незаметно вдохнул аромат ТОГО воздуха, в котором пальцем был незримо начертан этот иероглиф!
Итак. как сказал бы условный китаец, бабочка и гусеница суть один иероглиф в двух стиля каллиграфии. А чтобы из архивариуса, погрязшее в унылое многознание, превратиться в человека, открывающего и принимающего мир, надо переписать себя в другом стиле.
2) Но. терпеть лишения во имя подвига можно только при вере в душу и ее Спасителя (при форс-мажоре – хотя бы, в вождя). Но когда вместо Вождя – злой плешивый предатель, а веруешь только в то, что «Ален Делон не пьёт одеколон». это и подкосило Советский Союз: социалистический реализм сменился советскими реалиями, а затем и постсоветской антиутопией.
3) Чжуан-цзы. «Внутренний раздел», II:14 https://ctext.org/zhuangzi/adjustment-of-controversies/ens
Кокон шелкопряда выражен странным иероглифом: «Нить насекомого под «рога барана» [фонетик]». А саму личинку обозначает еще более странный иероглиф: «Насекомое (пиктограмма) говорит при помощи обращенного \ остановленного дыхания»
4) Речь здесь идет об одной из наиболее широко распространенных бабочках: Адмирал (лат. Vanessa atalanta) — дневная бабочка из семейства нимфалид (Nymphalidae).
5) У многих народов, от индейцев до славян, бабочки представлялись символом душ предков. Но здесь – совершенно иной случай!
6) Сколько стульев я не перевидал, но какой-то образ стула – всегда к моим услугам. Это может быть детский стульчик или стул из детского рисунка, «стул», с которого скинули президента, или стул Людовика XIV, прикольный стул, что чем-то запомнился из прошлого, или элементарный стул, на котором я сейчас сижу.
7) Надо сказать, что современной науке отнюдь не чужд этот абсурдный комизм. Вот пример: «Бабочки изображают на своих крыльях узоры, напоминающие змей. Птицы, которых змеи пожирают, видят эти узоры, и – не прикасаются к бабочкам. Таким образом, бабочки со змеиными узорами, обеспечивают себе эволюционное превосходство!» Вот так-то! бабочки рисуют на холстах своих крыльев (условные) изображения неких существ, о которых они не имеют никакого представления (по крайне мере, эмпирически – а иные механизмы наука не принимает!) – для каких-то других существ, информацию о которых бабочки не способны ни воспринять, не передать (потомству). Звучит, на мой взгляд, совершенно абсурдно (даром, что научно!) – хотя. хотя существует, возможно, некий другой механизм.
9) Как-то раз, я выразил удивление по поводу этого образа. И один мой друг сказал мне: «А что тут странного? Возьми Иосифа Сталина. Мир узнал его, когда Вождю было уже за пятьдесят – то есть, он как бы родился стариком. Вся прошлая жизнь его никому не известна – он есть, какой он есть!»
10) Интересно, что многие инсектициды способствуют производству ювенильного гормона – что, в свою очередь, препятствует развитию и линьке.
11) Древнееврейский демон прожорливости и чревоугодия
12) Ведь, сколько бы ни кичилась западная наука своей гибкостью и открытостью, надо помнить, что еще в середине 1830 годов ученого, который утверждал наличие метаморфоза гусеница-бабочка, отправили за решетку (об этом свидетельствовал сам Чарльз Р. Дарвин). Немудрено: для того, чтобы убедиться в наличии такого метаморфоза – о котором сегодня известно последнему школьник! – необходимо эмпирическое наблюдение за ВСЕМ процессом! Следует месяцами наблюдал за жизнью и творчеством гусеницы неотлучно, с большим подозрением и вниманием, чем папарацци из The Rolling Stones – за героем из хит-парадов! Иначе, бабочка рискует вылезти из какого-то безначального кокона как рояль из куста.
Из книги «Чжуан-цзы»
Однажды Чжуан Чжоу приснилось, что он бабочка! он весело порхал, был счастлив и не знал, что он — Чжоу. А проснувшись внезапно, даже удивился, что он — Чжоу. И не знал уже: Чжоу ли снилось, что он — бабочка, или бабочке снится, что она — Чжоу. Ведь бабочка и Чжоу — совсем не одно и то же. Или это то, что называют превращением?
(Из гл. 2 — «О равенстве вещей»)
Болотный фазан через десять шагов поклюет, через сто — напьется, а в клетке жить не хочетз хотя и сыт — а все как-то не то!
(Из гл, 3 — «Искусство жить»)
Когда скончался Лао Дань, Цинь И, соболезнуя о нем, простонал трижды и вышел. Ученики спросили!
— Разве вы не были другом Учителя?
— А если так, то можно ли оплакивать его подобным образом?
— Можно,— ответил Цинь И.— Я было думал, что вы и впрямь его ученики, теперь же вижу, что — нет. Когда я пришел сюда с соболезнованием, то увидел, что старики оплакивают его, как сына, а молодые плачут по нем, как по матери. Собравшись здесь, они уже не могли удержаться от слез и стенаний. Но это ведь значит — противиться Небу, отойти от Истины, забыть о своем предназначении: в старину это называлось «грехом непослушания». Время пришло — Учитель родился; настало время уйти — Учитель покорился. Если смириться со своей участью и покориться неизбежному — к вам не найдут доступа ни радость, ни печаль:, в старину это называлось «освобождением из петли >.
(Из гл. 3 — «Искусство жить»)
У коня есть копыта — чтоб ступать по инею и снегу, шерсть — чтобы уберечься от ветра и стужи; он щиплет траву и пьет воду, встает на дыбы и скачет — в этом истинная природа коня. Не нужны ему ни высокие башни, ни богатые хоромы.
Но вот появился Бо Лэ и сказал:
— Я знаю, как укрощать коней.
И принялся их прижигать и клеймить, стреноживать и взнуздывать, подстригать им гриву и подрезать копыта, приучать к стойлам и яслям. Из десяти коней подыхало два-три. А он морил их голодом и жаждой, гонял рысью и галопом, учил держать строй, терзал удилами спереди, грозил кнутом и плетью сзади — и коней стало подыхать больше половины.
— А я, — сказал Гончар,— знаю, как обращаться с глиной: круги делаю — строго по циркулю, квадраты — по угломеру.
— А я, — сказал Плотник,—знаю, как управляться с деревом; кривое — подгоняю по крюку, прямое — выравниваю по отвесу.
Но разве природа дерева и глины — в том, чтоб подчиняться крюку и отвесу, циркулю и угломеру! Однако умельцев славили из поколения в поколение, повторяя: «Бо Лэ умел укрощать коней, а Гончар и Плотник знали, как управляться с глиной и с деревом».
Такую же ошибку совершают и те, кто правит Поднебесной. Те, кто умел ею править,— поступали не так.
Природа людей постоянна: они ткут и одеваются, пашут и едят,— это можно назвать общими их свойствами. Единство п равенство — естественное их состояние. Вот почему во времена Высшей Добродетели их поступь была степенна, а взгляд — сосредоточен. В те времена в горах не было дорог и тропинок, а на реках — лодок и мостов; все живое держалось вместе, не зная границ; птицы и звери бродили стаями, а трава и деревья росли, как им вздумается. Зверя и птицу можно было водить на веревочке, можно было, взобравшись на дерево, заглянуть в гнездо к вороне или сороке. Тогда люди жили вместе с птицами и зверьми, были родней всему живому — где уж им было знать о низких и о благородных! Все были равно невежественны — и добродетель их не оставляла; в равной мере не знали желаний — и были просты и естественны. Так, живя в простоте и естественности, народ сохранял свою природу.
Но вот явились мудрецы, выдавая свои потуги — за «добро», свои ухищрения — за «долг»,— и в Поднебесной родились сомнения. Беспутство и неистовство стали выдавать за музыку, а мелочные правила — за обряды,— и в Поднебесной начались раздоры. Разве можно вырезать жертвенный кубок — не калеча дерева? Разве можно выточить скипетр — не губя белой яшмы? Как научить «добру» и «долгу» — если не отрешиться от Пути и Добродетели? Как научить обрядам и музыке — если не поступиться естественными чувствами? Разве можно создать узор — не перемешав пяти цветов? Разве можно построить шесть ладов — не смешав пяти звуков? Когда ради утвари калечат дерево — в этом повинен плотник; когда ради «добра» и «долга» забывают о Пути и Добродетели — в этом повинны мудрецы.
Живя на воле, кони щипали траву и пили воду. Радуясь — ласкались, сплетаясь шеями, осерчав — лягались, повернувшись задом. Только это они и умели. Когда же на них надели хомут да нацепили им на морду полумесяц — они выучились злобно коситься и выгибать шею, грызть удила и рвать поводья. Это Бо Лэ научил их лукавить и буйствовать,— и в этом его преступление.
В Хэсюевы времена народ жил, не ведая, чем бы ему заняться, ходил, не зная, куда бы ему пойти; с полным ртом, с тугим животом гулял себе и радовался. Только это он и умел! Но явились мудрецы и начали насаждать свои обряды и музыку — дабы с их помощью исправить Поднебесную, стали превозносить «добро» и «долг» — дабы умиротворить сердца в Поднебесной. С тех-то пор народ и бросился без удержу за знаниями и за наживой,— и повинны в этом — мудрецы!
(Гл. 9 — «У коня копыта. »)
Когда Чжуан-цзы удил рыбу в реке Пушуй, от чуского царя явились к нему два знатных мужа и сказали;
— Государь пожелал обременить вас службой в своем царстве!
Не выпуская из рук удочки и даже не обернувшись, Чжуан-цзы ответил:
— Слыхал я, что есть у вас в Чу священная черепаха: три тысячи лет как издохла, а цари хранят ее у себя в храме предков, в ларце, под покрывалом. Что лучше для черепахи: издохнуть и удостоиться почестей? Или жить, волоча хвост по грязи?
— Лучше жить, волоча хвост по грязи,— ответили сановники.
— Тогда ступайте прочь,— сказал Чжуан-цзы,— я тоже предпочитаю волочить хвост по грязи!
(Из гл. 17 — «Осенние воды»)
По дороге в Чу Чжуан-цзы наткнулся на пустой череп — совсем уже высохший, но еще целый. Он постучал по нему кнутовищем и спросил:
— Отчего ты таким стал? Оттого ли, что был ненасытен в желаниях и преступил закон? Или погиб под топором на плахе, когда пала твоя страна? Или стал таким от стыда, что дурными делами опозорил отца и мать, жену и детей? Или муки голода и холода довели тебя до этого? Или просто скончался от старости?
И, прекратив расспросы, положил череп себе под голову и лег спать.
Ночью череп явился ему во сне и сказал:
— По речам твоим видно, что ты искусный краснобай. Но все, о чем ты спрашивал, заботит только живых, мертвецы же этого не знают. Хочешь — я расскажу тебе о мертвых?
— Хочу,— ответил Чжуан-цзы.
— У мертвых,— сказал череп,— нет ни государя наверху, ни подданных внизу; нет у них и забот, что приносят четыре времени года. Беспечные и вольные, они так же вечны, как небо и земля, и даже утехи царей, что восседают, обратясь ликом к югу, не сравнятся с их блаженством.
Чжуан-цзы усомнился и спросил:
— А хочешь, я велю Владыке Судеб возвратить тебе жизнь, дать тебе кости, кожу и мясо, вернуть тебя к отцу и матери, к жене и детям, к соседям и друзьям?
Но череп отвечал, нахмурясь:
— Неужто я променяю царские услады на людские муки?!
(Из гл. 18 — «Высшая радость»)
Когда у Чжуан-цзы умерла жена, Хуэй-цзы пришел ее оплакать. А Чжуан-цзы сидел на корточках, стучал по глиняной корчаге и пел песни.
— Ты ведь нажил с нею детей,— сказал Хуэй-цзы,— а теперь, когда она скончалась от старости, не только не плачешь, а еще колотишь в посудину и распеваешь песни,— на что это похоже!
(Из гл. 18 — «Высшая радость»)
Цзисинцзы взялся обучать для царя бойцового петуха. Через десять дней государь спросила
— Ну, как, готов петух?
— Нет еще,— ответил Цзисинцзы,— полон тщеславия, кичится попусту.
Через десять дней государь вновь осведомился и получил ответ?
— Пока еще нетз отзывается на каждый звук, кидается на каждую тень.
Через десять дней государь спросил опять?
— Все еще нет,— ответил Цзисинцзы,— смотрит злобно, весь переполнен яростью.
Через десять дней царь вновь полюбопытствовал и услышал в ответ?
— Вот теперь почти готовз услышит другого петуха — даже не шелохнется; посмотришь на него — как деревянный. Воля и выдержка его — безупречны. Ни один петух не посмеет откликнуться на его вызов? повернется и сбежит.
(Из гл. 19 — «Постигший жизнь»)
Чжун-ни направлялся в Чу. Выйдя из леса, он увидел, как некий горбун ловил цикад на кончик палки, смазанный клеем, да так ловко, будто собирал их руками.
— До чего же ты ловок! — сказал Чжун-ни,— Видно, владеешь каким-то секретом?
— Есть один,— ответил горбун.— В пятую и шестую луну кладу на кончик палки пару бусин и осторожно поднимаю; если не падают — то из десятка цикад от меня убегают две-три; если не падают три — то удирает одна; а уж если не скатятся пять — тогда будто руками собираю. Стою — как пень, руку тяну — как сухую ветку. И пусть огромны небо и земля, пусть много в мире всякой твари — у меня на уме только крылышки цикады; не отступлю, не отклонюсь, на целый мир их не променяю — как же после этого да не поймать!
Конфуций взглянул на учеников и сказал:
— «Если соберешь волю воедино — уподобишься божеству» — да ведь это сказано про нашего горбуна!
(Из гл. 19 — «Постигший жизнь»)
Плотник Цин вырезал из дерева раму для колоколов. Когда рама была готова, все поражались> казалось, ее делали духи. Увидел раму луский князь и спросил плотника:
— Каким искусством ты этого достиг?
— Я всего лишь ремесленник,— ответил плотник,— какое у меня может быть искусство? Впрочем, один способ есть. Никогда не берусь за работу в душевном смятенииз чтобы очиститься сердцем, непременно пощусь. После трех дней поста уже не смею помышлять о почестях или наградах, о жалованье и чинах. После пяти — не смею думать о хвале или хуле, удаче или неудаче. После семи — в оцепенении не ощущаю собственного тела, забываю о руках и ногах. И уже нет для меня ни князя, ни его двора, все внешнее исчезает, и все мое умение сосредоточивается па одном. Тогда я иду в горы и присматриваюсь к природным свойствам деревьев. И только мысленно увидев в самом лучшем пз стволов уже готовую раму, я принимаюсь ва дело — иначе не стоит и браться. Так мое естество сочетается с естеством дерева — поэтому и работа кажется волшебной.
(Из гл. 19 — «Постигший жизнь»)
Чжуан-цзы был на похоронах. Проходя мимо могилы Хуэй-цзы, он обернулся к спутникам и сказал:
— Однажды некий инец запачкал белой глиной кончик носа: пятнышко было — с мушиное крылышко. Он приказал плотнику ТТТи стесать его. Умелец так заиграл топором — аж ветер поднялся: только выслушал приказ — и все стесал. Снял дочиста всю глину, не задев носа. А инец — и бровью не повел. Услыхав об этом, сун-ский князь Юань позвал к себе плотника и сказал емуз
— Попробуй сделать это же самое и для меня, А плотник ответила
— Когда-то я сумел это сделать — да только нет уже в живых того материала!
Вот так и у меня не стало материала: с тех пор как умер Учитель — мне больше не с кем спорить.
(Из гл. 24 — «Сюй У-гуй»)
Верша нужна — чтоб поймать рыбу: когда рыба поймана, про вершу забывают. Ловушка нужна — чтоб поймать зайца: когда заяц пойман, про ловушку забывают. Слова нужны — чтоб поймать мысль: когда мысль поймана, про слова забывают. Как бы мне найти человека, забывшего про слова,— и поговорить с ним!
(Из гл. 26 — «Вещи вне нас»)
Некто звал Чжуан-цзы к себе на службу. Чжуан-цзы так ответил посланцу:
— Видали вы когда-нибудь жертвенного быка? Наряжают его в расшитые ткани, откармливают сеном и бобами! А потом ведут в храм предков — на заклание. Он и рад бы тогда снова стать простым теленком — да не тут-то было!
(Из гл. 32 — Ле Юй-коу»)
Чжуан-цзы лежал при смерти, и ученики задумали устроить ему пышные похороны.
— К чему это? — сказал Чжуан-цзы. — Гробом моим будет земля, саркофагом — небо; нефритовыми бляхами — солнце и луна, жемчужинами — звезды, и все живое — погребальным шествием; разве не все уже готово для моих похорон?
— Мы боимся, — отвечали ученики,— чтоб вас не расклевали вороны и коршуны.
— На земле, — сказал Чжуан-цзы,— расклюют вороны и коршуны, под землей — сожрут муравьи и медведки. Так стоит ли отнимать у одних — чтоб отдать другим?