Фазиль искандер ежевика стих
Сегодня Фазилю Искандеру 85 лет!
Сам Фазиль Искандер считает самым важным своим произведением двухтомный сборник новелл «Сандро из Чегема». В них он предстал писателем, «заглянувшим в бездонную пропасть», где ужасное соседствует со смешным. Всё, как в реальной жизни человечества, данной на примере существования простых чегемцев.
И еще он выдающийся поэт. В ознаменование его 85-летия дам в заметке несколько стихотворений Фазиля Искандера:
Фазиль Искандер. Стихи
С урочищем зеленым споря,
Сквозь заросли, сквозь бурелом,
Река выбрасывалась в море,
Рыча, летела напролом.
А над рекою камень дикий,
Но даже камень не был пуст.
В него вцепился ежевики
Расплющенный зеленый куст.
Почти окованный камнями,
Он молча не признал оков,
Своими тонкими корнями
Прожилья камня пропоров.
…Не без опаски, осторожно
Я ветку тонкую загнул
И гроздья ягоды дорожной
Тихонько на ладонь стряхнул.
На солнце ягоды горели,
Голубоватые с боков,
Они лоснились и чернели,
Как лак на панцире жуков.
…Ты человек. Но поживи-ка!
И выживи. И много дней
Живи, как эта ежевика,
Жизнь выжимая из камней!
Когда сквозь звездный мир, натужась,
Мы прорываемся подчас,
Пространственный и честный ужас,
Как в детстве, настигает нас.
Куда втекает эта млечность?
Что за созвездием Стрельца?
Где бесконечности конечность?
Что за конечностью конца?
Но беспредельные просторы
Рождают беспредельный страх.
И, как слепец рукой опоры,
Опоры ищем в небесах.
И бездна не грозит, ощерясь,
И нам не страшно ничего.
Он так велик, что даже ересь
Живет под куполом его.
Дом бога высится над нами,
Мы в краткой радости земной
Защищены его стенами
От бесконечности дурной.
БАЛЛАДА ОБ ОТРЕЧЕНИИ ДЖОРДАНО
Отрекаюсь, господи Иисусе,
Отрекаюсь, хмурый Магомет.
С разумом, как с дьяволом, в союзе
Утверждаю: благодати нет.
Нет в Иерусалиме Иордана,
Есть обыкновенная река.
Неаполитанец, я, Джордано,
Утверждаю: истина горька.
Если видишь все с небесной кручи,
Если ты придумал забытье
Здесь в груди Джордано, всемогущий,
Что тебе неверие мое?!
Я ли прочертил железом веху?
Я ли озарил кострами век?
Ты помочь не можешь человеку,
Как тебе поможет человек?
Верующих веру не нарушу,
Но и раб, что входит в божий храм,
Темное сомненье прячет в душу,
Верует с грехами пополам.
Потому что страшно человеку,
Думает живое существо,
Звездную оглядывая реку:
Неужели нету ничего.
Отрекаюсь! Будут вечно трусы
Взорами глотать пустую синь.
Отрекаюсь, господи Иисусе.
Совесть мне ответствует: «Аминь».
Что же я отвечу? Был я молод,
Занималось утро в серебре,
Но за твой пронизывавший холод
Я готов согреться на костре.
Снова раб возьмется за тележку,
Но, преданье смутное храня,
Юноша подымет головешку
И прикурит молча от огня…
Некоторые другие стихотворения Фазиля Искандера можно почитать в поисковике.
С юбилейной датой, Фазиль Абдулович!
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Сказка. Ежевика
В лугах цветущих, на просторе,
Не зная ни нужды, ни горя,
Раскинувшись между кустов,
Вся в белых россыпях цветов,
На лоне трав природы дикой
Росла привольно ежевика.
С весны до самых зимних дней
Все только восторгались ей:
Дожди ей омывали плети,
Их заплетал в косички ветер.
Днём, разгоняя летний зной,
Порхая над её листвой,
Как в танце, бабочки кружились.
Шмели и пчёлы копошились
В раскрытых венчиках цветов,
Среди нежнейших лепестков,
Нектар целебный собирая,
И куст шиповника пылая,
Влюблёно на неё глядел;
Листвою робко шелестел;
Краснел нежнейшими цветами,
Склоняясь перед ней ветвями;
От счастья бедный замирал
И о любви своей шептал.
Её безумно обожая,
Ей пчелы о любви жужжали
И шмель когда нектар искал
Цветочек каждый целовал.
С утра, когда едва светало,
И нехотя заря вставала
Над полусонную землёй,
Своей, блистая, красотой;
Гляделась в небосклон бездонный;
Тот красотой её сраженный,
То от смущения бледнел,
То, как влюблённый паж, краснел.
Заря невинно улыбалась
И ежевика просыпалась
От теплых, солнечных лучей.
И так приятно было ей
Среди цветов, как в колыбели,
Качаясь, слушать птичьи трели;
О счастье и любви мечтать;
Зарю и новый день встречать;
Их поздравляя с добрым утром
И было славно и уютно,
Ей в милом уголке своём.
И, нежась, солнечным теплом,
Она соцветья распускала;
Росой хрустальной омывала
Листочки, гибкий стебелёк,
Цветочков каждый лепесток
И расплетала косы плети.
Ей помогал игривый ветер;
Смеялся, прядями играл
И снова в косы заплетал.
Шиповник ею любовался;
Краснел и только лишь смущался,
Не зная, чем ей угодить;
Пытался с нею говорить,
Но, наслаждаясь, красотою,
Он только шелестел листвою;
От восхищенья замирал
И глядя на неё, вздыхал.
Явившись в гости на рассвете,
Резвились целый день, как дети:
Стрекозы, бабочки, жуки
Букашки, шмели, мотыльки,
Заботливые осы, пчёлы;
Водили хоровод весёлый
И поднимая, шум и гам
Спешили к нежным лепесткам,
Нектаром насладиться сладким.
Встревожен этим беспорядком,
Её шиповник ревновал;
Сердился бедный и страдал,
Как, впрочем, и любой влюблённый,
Предавшись страсти потаённой,
Боготворящий, лишь её
Любви сокровище своё.
День, словно праздник, продолжался;
У ежевики начинался
Изысканный и пышный бал.
Оркестр кузнечиков играл
И птицы пели партитуру
Под управлением Амура;
Под арфу солнечных лучей
О счастье и любви своей.
Хозяйка и царица бала
Гостей нектаром угощала,
Забыв про отдых и покой,
Всё хлопотала день-деньской.
До ночи продолжался праздник
И дирижер Амур проказник,
Почти что, выбившись из сил,
В литавры счастья громко бил.
Прощальный менуэт играли;
Уже и звёзды танцевали,
С летящей грацией принцесс
В бездонной глубине небес.
Но праздник, как и день, кончался;
Принц вечер в смокинге являлся
И шумный и весёлый бал
Распорядившись, закрывал.
Уставшая, хозяйка бала
Гостей устало провожала
И забывалась легким сном
В уютном уголке своём,
Под соловьев влюблённых трели
И до утра лягушки пели,
Любовь выплёскивая всю,
Ей колыбельную свою.
Но так не вечно продолжалось
И счастье в буднях растворялось
И испарялось на глазах,
Как утренний туман в лугах.
Она, как солнышко, сияла.
Так красотой своей пленяла,
Что, право, Господи прости,
Глаз невозможно отвести.
Шиповник на неё косился;
Заигрывал; потом влюбился;
Таился, усмиряя пыл,
И ежевике изменил,
Совсем того не замечая.
Любовь безумная, другая
Заворожила, завлекла;
Сразила и в полон взяла.
Хозяйка розу поливала,
Рыхлила землю, удобряла
Ходила, словно за дитём
В уютном садике своем.
Жених повадился к хозяйке.
Они сидели на лужайке,
Расшитой жемчугами рос,
Вдыхая нежный запах роз,
И звёзды в небесах считали.
О будущем своем мечтали,
Дыханье страсти за тая,
Внимали пенью соловья;
Обнявшись, будто бы украдкой,
В истоме замирали сладкой.
И так сидели до утра.
Благословенная пора;
Отрада для сердец влюбленных,
Любовью нежной напоённых
И одурманенных весной;
Со всею страстью неземной!
А ежевика замарашка,
Под кучей мусора бедняжка,
Садовый, о плетя, забор
Болела шибко с этих пор.
И потихоньку увядала;
Бедняжка, так она страдала,
Былой лишившись красоты
Что благородные цветы,
Её считая за дурнушку,
Жалели, как свою подружку,
По милой доброте своей
И соболезновали ей.
Как девушки из пансиона,
Судачили о ней смущенно,
И сплетничали, как всегда,
Но это вовсе ерунда,
Что ежевику огорчало;
Она шиповник ревновала
И это более всего
Сжигало изнутри её.
Соперница, красотка роза
Безумной ревности заноза,
Ей заслоняя белый свет,
Была причиной её бед.
Её вздыхатель и поклонник,
Красавец, молодой шиповник
Теперь её не замечал;
О розе он теперь вздыхал ;
Ковром стелился перед нею,
Пред новой пассию своею;
От тайных мук любви страдал
И только лишь о ней мечтал.
Весна сиренью отцветала
И лето, как пожар пылало.
Засохнув, будто от огня,
От зноя трескалась земля;
Взывая к небесам бездонным,
В бреду, жарою воспаленном,
Она томилась без дождя.
От жажды высохли поля,
Луга и рощи пожелтели,
Едва лишь только зеленели
В лугах разбитые сады;
Всё изнывало без воды.
Беда пришла, когда не ждали;
Пожаром страшным запылали,
Поселок дачный и луга.
Огонь бесчинствовал тогда;
Всё, что попало, пожирая,
Заборы и трава сухая,
Постройки все, за домом дом
Пылали бешеным огнём.
Лишь ежевика уцелела;
Она, конечно, обгорела,
Но корни, стебель мусор спас
В бедовый тот недобрый час.
Фазиль
Искандер
Все стихи Фазиля Искандера
Абхазская осень
Дай бог такой вам осени, друзья!
Початки кукурузные грызя,
Закручиваясь, лезет в дымоход,
И, глядя на огонь, колдует кот.
Дрова трещат, и сыплются у ног,
Как с наковальни, яростные брызги.
Замызганный, широкобокий, низкий,
К огню придвинут чёрный чугунок.
Мы слушаем, как в чугунке торопко,
Уютно хлюпает пахучая похлёбка.
Золотозубая горою кукуруза
Навалена почти до потолка,
И наша кухня светится от груза
Початков, бронзовеющих слегка.
А тыквы уродились – чёрт-те что!
Таких, наверно, не видал никто:
Как будто сгрудились кабаньи туши,
Сюда на кухню забредя от стужи.
Они лежат вповалку на полу,
Глядишь – вот-вот захрюкают в углу.
И прежде чем варить их над огнём,
Те тыквы разрубают колуном.
Нанизанные на сырой шпагат,
На гвоздике у закопчённой дверцы,
Как ленты пулемётные, висят
Вот, до поры всю силу свою пряча,
Блестит в графине розовая чача.
А только рюмку опрокинешь в рот –
Ударит в грудь. Дыханье оборвёт.
И на секунду горла поперёк
Стоит, как раскаленный уголёк.
Над медленным огнем сидим. Глядим.
Желтеет пламя. Голубеет дым.
Мы не спешим. Мы пьём за чаркой чарку,
Как мёд густую, сладкую мачарку.
Вдруг – настежь дверь. И прямо из тумана –
Им хоть по снегу бегать босиком –
Ребята входят. Вёдрами каштаны
Несут с собой. И следом – ветер в дом.
Сейчас в лесу во всей осенней мощи
Багряные каштановые рощи.
…Огонь поленья лижет, языкат,
А в кухне запахам от запахов тесно.
Вином попахивает поздний виноград,
И виноградом – раннее вино.
Баллада высоты
В необозримой красоте
Стою один на высоте
В лицо ударил ветерок,
Морозные, коснулись щек
Почти из мирозданья в даль
— Ты соскреби с души печаль,
Карабкается из лощин
Настоянный на льдах вершин
Толпятся горы в облаках,
Так дремлют кони на лугах,
Так дремлют кони на лугах,
А время движется в горах
Прости несвязные слова,
Слегка кружится голова —
Вершину трогаю стопой,
Клубится воздух голубой,
Провал в беспамятные дни,
Не все предвидели они —
Но так неотвратим наш путь
Всеобщую я должен суть
Связать, соединить в горсти,
Связать! Но это не свести
Связать! Иначе прах и дым,
Без слез, без кляуз,
Так, мавром сказано одним,
Связать! Иначе жизни нет,
Толчок! И надвое хребет
Баллада о блаженном цветении
То было позднею весной, а может, ранним летом.
Я шел со станции одной, дрозды трещали где-то,
И день, процеженный листвой, стоял столбами света.
Цвела земля внутри небес в неповторимой мощи,
Четыре девушки цвели внутри дубовой рощи.
Над ними мяч и восемь рук еще совсем ребячьих,
Тянущихся из-за спины, неловко бьющих мячик.
Тянущихся из-за спины, как бы в мольбе воздетых,
И в воздухе, как на воде, стоял волнистый след их.
Так отстраняются, стыдясь минут неотвратимых,
И снова тянутся, любя, чтоб оттолкнуть любимых.
Так улыбнулись мне они, и я свернул с дороги,
Казалось, за руку ввели в зеленые чертоги,
Чертоги неба и земли, и юные хозяйки.
Мы поиграли с полчаса на той лесной лужайке.
Кружился волейбольный мяч, цвели ромашек стайки,
Четыре девушки цвели, смеялись то и дело,
И среди них была одна — понравиться хотела.
Всей добротой воздетых рук, улыбкою невольной,
Глазами — радостный испуг от смелости крамольной,
Был подбородка полукруг еще настолько школьный.
Всей добротой воздетых рук, улыбкою невольной.
А я ушел своим путем и позабыл об этом.
То было позднею весной, а может, ранним летом.
Однажды ночью я проснусь с тревогою тяжелой,
И станет мало для души таблетки валидола.
Сквозняк оттуда (люк открыт!) зашевелит мой волос,
И я услышу над собой свой юношеский голос:
— Что жизнь хотела от тебя, что ты хотел от жизни?
Пришла любовь, ушла любовь — не много и не мало.
Я только помню — на звонок, сияя, выбегала.
Пришла любовь, ушла любовь — ни писем, ни открыток.
Была оплачена любовь мильоном мелких пыток.
И все, что в жизни мне далось — ни бедной, ни богатой,
Со мной существовало врозь, уничтожалось платой.
И все, что мужеством далось или трудом упорным,
С душой существовало врозь и становилось спорным.
Но был один какой-то миг блаженного цветенья,
Однажды в юности возник, похожий на прозренье.
Он был превыше всех страстей, всех вызубренных истин,
Единственный из всех даров, как небо бескорыстен!
Так вот что надо было мне при жизни и от жизни,
Что жизнь хотела от меня, что я хотел от жизни.
В провале безымянных лет, у времени во мраке
Четыре девушки цветут, как ландыши в овраге.
И если жизнь горчайший вздох, то все же бесконечно
Благодарю за четырех и за тебя, конечно.
Баллада об отречении Джордано
Отрекаюсь, господи Иисусе,
Отрекаюсь, хмурый Магомет.
С разумом, как с дьяволом, в союзе
Утверждаю: благодати нет.
Нет в Иерусалиме Иордана,
Есть обыкновенная река.
Неаполитанец, я, Джордано,
Утверждаю: истина горька.
Если видишь всё с небесной кручи,
Если ты придумал забытьё
Здесь в груди Джордано, всемогущий,
Что тебе неверие моё?!
Я ли прочертил железом веху?
Я ли озарил кострами век?
Ты помочь не можешь человеку,
Как тебе поможет человек?
Верующих веру не нарушу,
Но и раб, что входит в божий храм,
Тёмное сомненье прячет в душу,
Верует с грехами пополам.
Потому что страшно человеку,
Думает живое существо,
Звёздную оглядывая реку:
Неужели нету ничего.
Отрекаюсь! Будут вечно трусы
Взорами глотать пустую синь.
Отрекаюсь, господи Иисусе.
Совесть мне ответствует: «Аминь».
И неверие, огромное, как вера,
Передам я брату своему,
Потому что совесть – это мера,
Большего не надо никому.
Но, сойдя с заоблачных кочевий,
Самодержца сдерживая тик,
Ты воскликнешь, господи, во гневе:
«На костёр, – прикажешь, – еретик!»
Что же я отвечу? Был я молод,
Занималось утро в серебре,
Но за твой пронизывавший холод
Я готов согреться на костре.
Знаю, у огня столпится оголь,
Руки греть и бормотать: «Иисус…»
Я подумаю и с дымом вознесусь.
Снова раб возьмётся за тележку,
Но, преданье смутное храня,
Юноша подымет головешку
И прикурит молча от огня…
Баллада об охоте и зимнем винограде
Как ты рванулся, брат мой,
Вслед за бегущей косулей!
Как ты рванулся, брат мой,
Пулей рванулся за пулей!
Вниз пробегая по склону,
Черный по белому снегу
Вниз пробегая по склону.
Грянула третья пуля,
Грянула, чтобы настигнуть!
Хотела судьбу перепрыгнуть.
Вихрями крови и снега
Словно упала с неба
Ты горло лебяжье надрезал,
Чтобы не думать об этом.
И обагрилось железо
Струйкой горячей, как лето»
И вдруг: виноградные гроздья,
Лоза на ветке ореха.
Ледяные, черные гроздья
Сверкнули тебе из-под снега.
Ты дерево взглядом окинул.
И ты засмеялся тихо
И снова винтовку вскинул.
И выстрел ударил над лесом,
И эхо метнулось следом.
Ты гроздья лиловые срезал,
Как пару дроздов дуплетом.
На шее тяжесть косули.
Снега разрывая, как пахарь,
Ты шел, а губы тянули
Ягод холодный сахар.
И капали капли со шкурки
Тобою убитой косули,
А виноградные шкурки
Ложились, как черные пули.
Мы знали в погоне надсадной
Тяжелое пламя азарта,
Но разве мы знали, брат мой,
Какая нам выпадет карта?
И^разве я знал, что за год
Губы навек остудишь,
Как шкурки проглоченных ягод,
Выплевывать легкие будешь?
И разве я знал, что в гости
Больше к тебе не приду я?
И только невинные гроздья,
Брат мой, цветут, бушуя,
Над котловиной Сабида,
На белых камнях Напекала,
Где ничего не забыто
И ничего не пропало.
Ломоть поминального хлеба,
Поминальной струи услада.
Бесконечное зимнее небо.
Ледяная гроздь винограда.
Баллада об украденном козле
Пока не напьются мои быки (одры! в заготовку пора!),
Мы будем курить и чесать языки, пока не спадет жара.
Мы будем курить табак городской, которому нет цены…
А вот что случилось над этой рекой за год до германской войны.
То было лет пятьдесят назад, но я говорю всегда:
Да здравствует крупный рогатый скот, а мелкий скот – никогда!
Вот так же слева шумел Кодор, но я ещё был юнцом,
Вот так же мы в горы стадо вели (мир праху его!) с отцом.
За веткой черники (эх, губошлёп!) я приотстал слегка.
Но вот вылезаю я на тропу и вижу издалека:
Чужой человек волочит козла…из нашего стада козёл.
Я сразу узнал козла своего, узнал и того, кто вёл.
Когда-то он в доме гостил у нас. Видать по всему – абрек.
Не то из Мингрелии беглый лаз, не то цебельдинский грек.
Но мы не спросили тогда у него: кто он! куда! зачем!
Право гостей говорить и молчать не нарушалось никем.
– Стой, – говорю и навстречу ему, – это наш, – говорю, – козёл.
Ты, помнишь, когда-то гостил у нас, ты с нами садился за стол.
Но мы не спросили тогда у тебя: кто ты? куда? зачем?
Право гостей говорить и молчать не нарушалось никем.
Но он усмехнулся в ответ и сказал, тряхнув на плече ружьё:
– Право моё за правым плечом, и то, что я взял, – моё.
Мало ли где я гулял и пил, и съеденный хлеб не клеймо.
А то, что я съел у отца твоего, давно превратилось в дерьмо.
Как пёс на поминках, блевотой давясь, я вылакал этот стыд.
Что делать? – когда говорит ружьё, палка в руке молчит.
Но всё же я снова напомнил ему. – Ты с нами садился за стол.
Но мы не спросили тогда у тебя, куда и зачем ты шёл.
Но он толкнул меня и сказал: – С дороги, иначе конец!
Недосчитает не только козла к вечеру твой отец. –
Потом он ударил козла ремешком и начал спускаться в падь.
Что делать? – когда говорит ружьё, палка должна молчать.
Но он не знал, что навстречу ему товарищ идёт с ружьём.
«Ну что ж, – я подумал, – спускайся вниз, а мы наверху подождём…»
Пожалуй, он слишком много сказал про стадо и про отца,
Но раз он такое всё же сказал, я дело довёл до конца.
И вот, когда он спустился вниз (внизу шумела река),
Навстречу товарищ спускался с горы, я видел издалека.
Я всё, что надо ему прокричал, я был опозорен и зол,
И голос мой, скрытый шумом реки, над вором, как ворон, прошёл.
Короче, когда я спустился вниз, всё было готово там.
Стоял он, словно в петле повис, и руки держал по швам.
А рядом товарищ сидел с ружьём, в тени постелив башлык.
У ног – чужой винтовки затвор, как вырванный прочь язык.
Я бросил палку. Винтовку взял, на место вложил затвор.
– Теперь, – говорю я, – тебе молчать, а мне вести разговор.
Я снял ремешок с моего козла и бросил ему: – Держи!
И если чёрта скрадёшь в аду, своим ремешком вяжи.
Так, значит, съеденный хлеб не клеймо и право за тем, кто сильней?
Ослепнув от страха, попятился он к обрыву за шагом шаг,
Туда, где, давясь камнями, поток скатывался во мрак.
Я мог бы и выстрела не давать, единственного того,
Но я перед богом хитрить не хотел, я выстрелом сбросил его.
С тех пор немало воды утекло, окрашенной кровью воды.
Я знаю меру своей вины и меру своей правоты.
И смутное время меньшевиков, и малярийную дрожь.
В меня стреляли, и я понимал, что это вернётся опять,
Что будут стреляющих из-за угла, из-за угла убивать.
Конечно, что такое козёл? Чесотка да пара рогов.
Но честь очага дороже зрачка – наш древний обычай таков.
И если ты вор, живи, как вор, гони табуны коней.
Но в доме, который тебя приютил, иголку тронуть не смей.
С тех пор немало воды утекло, взошло и ушло травы.
Что ж, родины честь и честь очага не так понимаете вы.
У каждого времени есть своё, которое будет смешным,
Но то, что завтра будет смешным, сегодня не видят таким.
Мы гнали водку из диких груш, вы – свет из дикой воды.
Но и тогда не пили из луж идущие вдоль борозды.
Два главных корня в каждой душе – извечные Страх и Стыд.
И каждый Страх, побеждающий Стыд, людей, как свиней, скопит.
Два главных корня в каждой душе среди неглавных корней.
И каждый, Стыдом побеждающий Страх, хранит молоко матерей.
Что ж, древний обычай себя изжил, но тот ли будет рабом,
В котором сначала кровь из жил, а доблесть уходит потом.
Пусть родины честь и честь очага не так понимаете вы,
Но если сумеете вечно хранить, вы будете вечно правы.
Но правом своим и делом своим вам незачем нас корить –
Мы садим табак, мы сушим табак, мы просим у вас закурить.
Умер Фазиль Искандер
Умер великий русский и абхазский писатель Фазиль Абдулович Искандер. Об этом сегодня сообщили СМИ:
«Причиной смерти знаменитого писателя Фазиля Искандера стала острая сердечная недостаточность, сообщили медики. Вдова писателя отметила, что Искандер скончался скоропостижно, во сне. Прощание намечено на вторник, оно пройдет в Центральном доме литераторов, сообщает «Интерфакс».
Как сообщил журналистам глава абхазской диаспоры Беслан Агрба, семья приняла решение похоронить писателя в Москве, несмотря на волю покойного, который хотел быть погребенным в Переделкино. Похороны состоятся на Новодевичьем кладбище, если будет получено соответствующее разрешение столичных властей – родственники намерены обратиться с просьбой к Сергею Собянину. Также Агрба от имени семьи Фазиля Искандера выразил благодарность руководству Абхазии за предложение похоронить писателя в центре абхазской столицы.»
С урочищем зеленым споря,
Сквозь заросли, сквозь бурелом,
Река выбрасывалась в море,
Рыча, летела напролом.
А над рекою камень дикий,
Но даже камень не был пуст.
В него вцепился ежевики
Расплющенный зеленый куст.
Почти окованный камнями,
Он молча не признал оков,
Своими тонкими корнями
Прожилья камня пропоров.
…Не без опаски, осторожно
Я ветку тонкую загнул
И гроздья ягоды дорожной
Тихонько на ладонь стряхнул.
На солнце ягоды горели,
Голубоватые с боков,
Они лоснились и чернели,
Как лак на панцире жуков.
…Ты человек. Но поживи-ка!
И выживи. И много дней
Живи, как эта ежевика,
Жизнь выжимая из камней!
Когда-то я написал стихотворение,посвященное любимому писателю. Пусть и оно прозвучит сегодня еще раз:
*аллюзия на рассказ Фазиля Искандера «Широколобый».
** рассказ «Пиры Валтасара» из романа в рассказах Ф.И.
«Сандро из Чегема».
© Copyright: Владимир Гоголицин, 2011
Свидетельство о публикации №111121407554
Земля Вам пухом, любимый и гениальный Фазиль Абдулович!
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+