почему можно не верить в бога

Три причины не верить в Бога

Страдание, несовершенство человека и. желание, чтобы Бог и правда существовал — философ Андре Конт-Спонвиль о причинах, по которым он не верит в Высший Разум.

«Как вы, человек столь близкий к христианской традиции и знающий евангельские каноны, можете утверждать, что не верите в Бога?» Когда мне задают этот вопрос, в ответ я могу назвать сотню причин, но трех, кажется, вполне достаточно.

Первая причина — самая банальная, но и самая значительная — это необъятность зла и горя в этом мире. В нем слишком много ужаса, страдания и жестокости. И все это вина человека? Без сомнения, но дело не только в нас.

Сама природа безжалостна. Безжалостен мир, в котором мы живем. Возможно ли представить, чтобы Бог захотел устроить все эти землетрясения, страшные болезни, страдания детей, немощь стариков? Значит, либо Бог несправедлив, либо он не всемогущ. А если Ему не хватает могущества или сострадания, значит, он глубоко несовершенен — какой же это Бог!

Моя вторая причина не верить в Бога — это сама натура человеческая, скорее смешная и жалкая, чем злая. Я слишком хорошо себя знаю и испытываю к себе слишком мало уважения, чтобы возомнить себя божьей тварью.

Стал бы Он так утруждать себя ради столь посредственного создания? Могла ли великая сила породить такую убогость? Я пытаюсь быть достойным и приличным человеком и, без сомнения, не считаю себя много хуже остальных людей. Но просто быть приличным человеком — как это ничтожно, как это жалко!

Любая религия строится на желании жить вечно или, точнее, не исчезнуть в никуда после смерти и желании быть любимыми

Третья причина, когда я говорю о ней, она звучит абсурдно. Моей вере в Бога больше всего мешает то обстоятельство, что мне очень хотелось бы действительно верить в его существование.

Любая религия строится на наших самых заветных желаниях — желании жить вечно или, точнее, не исчезнуть в никуда после смерти и желании быть любимыми. И именно поэтому вера вызывает подозрения.

Выводы напрашиваются сами собой: вера, построенная на самых заветных желаниях, без сомнения, создана только для того, чтобы успокоить, утешить и обнадежить нас — пусть даже одним лишь обещанием исполнения этих желаний.

Такова суть иллюзии, которую Фрейд определяет как «вера, порожденная человеческими желаниями». Питать иллюзии — значит принимать желаемое за действительное. Невозможно желать чего-либо больше, чем мы желаем существования Бога.

Ничто так не подпитывает наши иллюзии, как вера в Него. И то, как сильно я — как и другие люди — хочу верить в существование Бога, — уже причина, достаточная для того, чтобы не верить в Него. Бог слишком прекрасен, чтобы существовать на самом деле.

Источник

Почему человек не верит в Бога?

Согласно последним исследованиям, доля верующих людей в мире составляет 45%. В то время как 55% населения земного шара не верят в бога. Данный факт нередко озадачивает людей. Родственники недоумевают, почему сын не верит в бога. Верующие удивляются существованию атеизма. Почему так происходит?

Об атеистах

Кто такие верующие? Люди, которые верят в то, что над ними есть сверхъестественное существо. В христианстве, современной и наиболее близкой русскоговорящему населению на данный момент религии, это бог, который следит за поступками человека и выносит решение о том, куда ему направиться после смерти: в рай, где ждут блаженства, или ад, где ему предстоит до скончания времен испытывать страшные муки. Эта концепция христианства указана в «Библии», священной книге для христиан.

Догмы, принятые в этой религии, разделяет меньшая часть населения земного шара. Люди, не верящие в бога, называются атеистами. Слово это произошло от греческого «теос» – «бог» и приставки «а» – «без». Люди, не верящие в бога, называются агностиками, если они при этом не отрицают его наличия. «Агностицизм» переводится как «непознаваемый» с греческого.

Много раз концепцию христианства стремились опровергнуть сторонники атеизма. На вопрос: «Почему я не верю в бога», каждый отвечает по-разному.

История религии

Практически каждому европейцу известны строки главной христианской книги – «Библии», которая с самого начала открывает тайну создания человека:

«И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему ‹…› и сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их.

«И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою»

По идее, именно эти строки прочертили грань между человеческим существом и остальными животными, которые не являются «образом и подобием» создателя.

После самого жестокого и темного времени, Средних веков, когда христианство в Европе господствовало, а религиозные догмы соблюдались строго, появлялось все больше тех, кто не верил в бога. Причины были в том числе и в беззакониях, учиненных Церковью в этот период. История запечатлела Кровавые крестовые походы, учиненные под именем Христа, индульгенции, позволявшие за деньги купить прощение богом любого страшного деяния, и многое другое.

Желая сокрушить догмы религии, которые господствовали в темные Средние века, период расцвета религии, просветители XVIII века утверждали, что люди произошли от животного мира.

И раскопки действительно принесли новые потрясающие факты. Так, в 1908 году швейцарцем Отто Гаузером у реки Везеры во Франции были найдены погребения неандертальцев. Религиозно настроенные ученые указывали на то, что наличие обряда погребения указывает на наличие верований у людей. Сторонники отсутствия религии у древних людей твердили, что это лишь случайность. Но с течением лет все больше было найдено погребений неандертальцев, всего их нашли около 90.

В итоге противостояние 2 лагерей закончилось тем, что факт наличия верований у этих людей был признан, когда появившиеся данные уже нельзя было отрицать. Теперь достоверно известно, что неандерталец, древний вид человека, живший за сотню тысяч лет до современного, обладал религиозными представлениями.

С обнаружением многочисленных странных человеческих костей, объявленными останками человека вымершего вида, остро встал вопрос: «Как эта находка совмещается с верой в то, что бог создал человека по «образу и подобию» своему?». Ведь обнаруженный тип существа являл собой примитивную форму человека, у которого была речь, но и переходные черты от обезьяны, которые значительно отличали его от современного Homo sapiens. Часть ученых, которая не верила в бога, ликовала с обнаружением доказательства того, что люди произошли от обезьян, а не от бога, а другая часть оказалась смущенной.

В 1861 году, после первого обнаруженного и описанного Кингом скелета особого типа Homo neanderthalensis, обладавший авторитетом профессор Рудольф Вирхов высказал идею о том, что останки принадлежат человеку, который страдал от рахита, а затем от подагры. Этим он объяснял очевидную деформацию его костей.

Однако вскоре аргумент был разбит, когда в 1887 году в пещере у Спи в Бельгии Марселем де Пюидом и Жаном Фрэпоном была найдены еще несколько останков точно такого же типа. Рядом с ними были найдены примитивные орудия с костями давно вымерших зверей – мамонтов, пещерных медведей. Если и эти люди страдали от рахита, то десятки тысяч лет назад, когда климат на Земле был совершенно иным. С обнаружением несколько находок стало понятно, что больных было бы слишком много. После тщательных исследований и ряда новых находок было доказано, что сотню тысяч лет назад на территории Европы жили люди, которые отличались от нас чертами, которые по своим анатомическим характеристикам были ближе к животным, чем к человеку.

Это был триумф сторонников происхождения человека естественным путем. Как мог быть обезьяноподобный неандерталец также «образом бога»? Если нет, то и ныне живущий человек к богу не имеет отношения.

Помимо того, даже если признать, что на планете не было племени, служившего переходной ступенью между отсутствием всякой веры и созданием религии, то невозможно всерьез утверждать, что отдельный, более примитивный вид обнаруженных типов человека мог иметь веру. Мозг их был мал, у них не было семей, не было и собственности, они руководствовались потребностями обогреться, продлить род. Очевидно, что мозг просто не обладал способностью дойти до такой высокой абстракции, как религия. Она не была им нужной.

Реакция верующих

Приверженцы библейской картины мира игнорировали обнаружение этих останков, пытались отрицать их значение в эволюции, говоря, что это лишь народ, который жил пару тысяч лет назад на территории Европы, а кости древнейших зверей оказались рядом с ними случайным образом. Ряд других утверждал, что это были обезьяны, похожие на людей. Положение верующих было шатким еще и из-за того, что, согласно Библии, мир был создан всего за 5000 до рождения Иисуса Христа. И в ней совершенно не упоминалось об эволюции и развитии видов человека. Все больше людей не хотели верить в бога.

Как появилась религия

Таким образом было доказано, что история человека гораздо древнее любой религии. Люди создали ее как часть культуры и видоизменяли на протяжении своего существования. Множество религий появлялось, жило несколько тысячелетий, и умирало затем. Каждый культурный слой в человеческой истории верил во что-то свое. Создавались абсолютно иные верования на их месте. Чего бы и кому бы ни хотелось, и такую же роль играет христианство. Каждая религия остается с человеком столько, сколько ему нужно, а спустя века, быть может, их десяток, оказывается вымершей и передаваемой потомкам как часть истории полудиких предков. Как сейчас люди изучают богов Древней Греции, в которых тысячелетия свято верили те люди, так и в последующем буду изучать современные религии. От тех богов ничего не осталось, кроме мифов, а для миллионов людей они были целой жизнью, кто-то за них проливал кровь и отдавал свою жизнь.

Причины существования Церкви

Изначально все люди рождаются неверующими. Каждый ребенок не верит в бога. С рождения он еще не успевает освоить навязываемых ему тем обществом, где он живет, стереотипов. В каком-то уголке планеты ему внушат со временем, что богов несколько, и они требуют жертвоприношений, в каком-то обществе скажут, что пользоваться телефоном – грех, и нужно забивать камнями делающих это, где-то – что, если он не будет молиться, что-то случится. От этого и возникают частые запросы в интернете «не верю в бога, но молю». Но изначально атеисты все.

Верующие – люди, которые признают над собой сверхъестественное высшее существо.

Библия прямо указала, что бог создал человека «по образу и подобию» своему. Апостол Матфей, посланник Иисуса, писал, что создатель требует, чтобы люди были совершенными, как он сам. Христиане должны стараться быть похожими на него, достигать его уровня. Но если мы должны стремиться мыслить как он, а он предписал нам быть верующими. То во что верит сам бог? Если он атеист, то и человек должен стараться быть атеистом. Это фундаментальная основа мышления – допускать высших существ или нет.

Если представить, что создатель верующий, то во что? Концепция всеведения бога, описанная в Библии, предписывает то, что ему не нужно не во что верить: он все знает. Как не верит автомеханик в наличие поршней в машине, он знает, как они выглядят, знает их свойства и способ создания.

Каждый верующий признает бога высшим созданием, он поклоняется ему. К поклонению относятся молитвы, жертвы реальные и символические, прославление его и постоянные просьбы о чем-либо. Это всегда есть в поведении любого верующего.

Но чему бы могло поклоняться само божество, что выше него? Кому ему отправлять молитвы, если, согласно концепции монотеизма, он один и знает обо всем. Следовательно, он знает о том, что он один. Ему не нужно ничему поклоняться, и в монотеистической религии, коей является христианство, ему верующие не дали такой возможности. Таким образом:

Вывод: бог является чистым и непоколебимым атеистом.

Если вернуться к началу рассуждения, становится понятно одно. Если бог является атеистом, который создал человека «по образу и подобию» своему и все должны стараться стать такими же идеальными, как он (знать, а не верить), то не нужны ни вера, ни религия. Все должны стремиться к знаниям, а не вере, то есть, к атеизму.

Тогда кому нужно, чтобы были верующие? Церкви. Почему? Это большой бизнес, выстроенный на человеческом невежестве.

Церковь – это о благе?

Во все времена находились люди, которые подвергали близких смерти за свои убеждения, когда это было нужно тем, кто обладал властью. Убивали за то, что их когда-то убедили верить в одного или другого бога.

Люди верили в идолов, и убивали друг друга в ходе чьей-то борьбы за власть. Верили в богов, и продолжали грабить, подставлять и развязывать войны с тысячами жертв. Сегодня те, кто называют себя христианами, продолжают убивать себе подобных. Во всех точках земного шара прямо сейчас ведутся войны.

И все это нередко одобрялось Церковью. Все потому, что история – это не о религии, это о власти. Тем, кто идет убивать и умирать, религия говорит, что это почетно. Почет никто не видит, но людей убеждают в чем угодно. Тем, кто проживает жизнь в кромешной нищете и безысходности, Церковь говорит, что это ненастоящая жизнь, дальше будет другая, где за мучения воздастся. Воздания и другую жизнь никто не видит, но опять же, людей можно убедить в чем угодно.

Помимо этого, со Средних веков и до сегодняшнего момента Церковь является богатейшей структурой, в которую всегда поступают средства от людей. Как?

Манипулирование осуществляется на главных страхах человека. Каждому христианину известно, что если не соблюдать заповедей, не молиться в церквях, то его ждут вечные мучения. И эта догма с детства внушается многим и становится причиной сильного страха, который оказывается сильнее логики персоны. Отсюда и появляются запросы в поисковике «не верю в бога, но я его боюсь». По официальным данным, за один этот месяц 83 человека вбивали эту фразу в одну из поисковых систем.

«Я не верю в бога»: причины

Каждый человек по-своему разрешает для себя религиозный вопрос. Нередко звучат такие ответы. Христианство – одно из лучших изобретений человечества, которое появилось всего 2000 лет назад после более чем 100 000-летней истории существования человека на Земле.

Лицемерие

Аргумент человека, который не верит в бога, против религии нередко звучит так: «творить добро из страха наказания – лицемерие». Библия прямо указывает, что те, кто не будут поступать определенным образом – подвергнутся наказанию. Одна из популярных точек зрения на этот счет указывает на парадокс в концепции христианства. А именно то, что бог следит за поступками и отправляет людей в адское пекло, где они проведут в жутких мучениях всю вечную жизнь, но при этом он любит их. Читая Библию, люди начинают не верить в бога ибо не чувствуют его любви. Такой процесс происходит после ознакомления с «Ветхим Заветом» в большей степени.

Из этого вытекает еще одна распространенная позиция: «я не верю в бога, так как он не мог бы быть так жесток». Ведь в «Библии» указано, что бог – идеальная сущность.

Древние люди

Весьма странно с позиции человека, который не верит в бога, выглядит и тот факт, что человек живет на Земле уже более 300 000 лет, а спасению, согласно Библии, подвергнутся только те, кто верили в бога. В нынешнем мире бо́льшая часть населения руководствуется абсолютно иными убеждениями. Почему же правы христиане, которые появились недавно? И куда они девают большую часть когда-либо существовавших людей, которые и о существовании Иисуса и канонах знать не могли и не верили в бога? В ад? А за что?

До современной религии на протяжении многих тысяч лет люди жили и поклонялись своим божествам. Каждое поколение считало своих богов реальными, единственно верными. Древним религиям в десятки раз больше лет, чем христианству. Христианство насчитывает всего лишь пару тысяч лет, а древним религиям более 300 000 лет. И основы каждого культа видоизменялись вместе с развитием человека, в зависимости от его потребностей.

Легко объясняется и то, почему возникло христианство. Все дело в мышлении людей, в человеческой психологии: у человека в голове всегда есть тот, кого он боится. Если посмотреть на тех, кто обладает властью в этом мире, можно заметить существенные различия в их мышлении от тех постулатов, которыми пользуются другие слои населения, составляющие костяк верующих.

История принятия веры

Достоверно известно, каким образом на Руси князь Владимир выбирал новую веру для страны. В летописи того времени указывалось, как он разослал гонцов по разным странам. Каждый должен был изучить постулаты религий в соседних странах – мусульманства, буддизма и христианства. Все это делалось, чтобы выбрать наиболее выгодную для Руси религию.

Выбор верования решал не его духовный вопрос, а тот, что давал конкретные преимущества во власти. Так, он воспользовался христианством, чтобы объединиться с могущественной на тот момент Византией. Религия являлась инструментом власти.

Психология

Еще одним аргументом в пользу того, чтобы не верить в бога, называется следующая позиция.

Все дело в том, что религия с детства формирует мышление человека определенным образом, чтобы он был удобен для управления. Тот, кто верит, боится своих естественных потребностей, боится всего вокруг. Он не ценит своей жизни, потому что верит в следующую, а значит, в этой не будет ни за что бороться. Все это также превращает верования в удобные средства манипуляции для тех, кто обладает властью.

Те, кто действуют по принципу «не верю в бога, но я его боюсь», ставят во главу угла своей жизни страх. Человек мыслит одинаково во всех сферах жизни, и начинает поступать так или иначе, боясь начальника и прочих людей власти. Такой человек не станет сильным, он не сумеет стать угрозой для власти. Как не станет им тот, кто постоянно кается, во всем ищет свои грехи и ущербность. Он смиренность, что так удобно для тех, кто хочет жить прекрасно в этой жизни. Вся система построена на использовании других таким образом, чтобы они не понимали этого.

Промежуточная позиция

Был найден во Всемирной сети и такой грамматически неправильный запрос «не верю в бога, но я слышу его шопот». Нужно отметить, что официально доказано, что убеждать себя в том, что происходит общение со сверхъестественными существами, отчетливо слышать в голове голоса означает быть психически нездоровым. Кто-то начинает верить, что таким образом он общается с богом. Но противное доказывает то, что данный синдром с легкостью лечится с помощью лекарств, которые исцеляют шизофрению. Их может подобрать только психиатр.

Где больше всего верующих?

За XX–XXI века было проведено 63 исследования, в ходе которых ученые искали причины по которым люди верят в бога. Многих из них удивило то, что 45% населения Земли – верующие. Притом что нынешний человек побывал в космосе, забрался вглубь атома, сделал открытия касательно происхождения человека, которые показали истинную историю появления людей на Земле. Которая, кстати, не совпала с библейской. Как такое количество верующих оказалось возможным?

В ходе исследования Грегори Пола, было выявлено, что в странах первого эшелона существует одна любопытная зависимость. Чем выше уровень религиозности населения, тем хуже качество жизни в стране. Так, Соединенные Штаты Америки были признаны как самой религиозной страной в мире, так и самой неблагополучной из них.

С точки зрения самого ученого, наличие взаимосвязи между этими явлениями объясняется следующим образом. Уверенность человека в завтрашнем дне и спокойствие ведет к тому, что он не нуждается в дополнительной психотерапии. Ему не нужна защита и утешения от религии.

Таким образом, это указывает на психотерапевтическую роль верования. Ученые так объяснили этот механизм.

Всем известно, что в мире происходит много несправедливых событий: дети умирают мучительной смертью, кто-то творит беззаконие и остается совершенно безнаказанным, хорошие люди много страдают. Но вера все объясняет, она дает лекарство от боли, которую причиняют эти ситуации. Она говорит: «все воздастся на том свете».

Веря в то, что однажды наступит справедливость, человек избавляется от необходимости бороться и переживать в этом мире. Появляется логичное объяснение на все: «если кто-либо погиб, значит, это ему хорошо, так как неисповедимы пути господни».

В человека встроен сильнейший страх неопределенности. Обретая веру, человек думает, что может контролировать свою жизнь и предугадать исход. Хотя бы посмертной своей жизни.

Помимо этого, религия решает самый острый вопрос, который встает перед человеком: что будет после смерти? Мысль о том, что однажды он умрет, доставляет ему много страданий. Однако ответ на данный вопрос, утверждающий, что человек не умрет, воодушевляет его. Ему становится понятно, что делать, чтобы жить счастливо и вечно: попасть в рай. Вера дает и инструменты, с помощью которых туда попасть: молиться, соблюдать заповеди, общаться со священниками и ходить в церковь. Этим и объясняется высокая популярность Церкви на сегодняшний момент.

Заключение

Верить или не верить в бога и по каким причинам – личный выбор каждого. Вместо того, чтобы пытаться понять других, вмешиваться в их мировоззрение, не лучше ли найти дорогу к себе? Человек знает о себе гораздо меньше, чем может представить.

Источник

Почему нам трудно поверить в Бога?

про­то­и­е­рей Алек­сандр Мень

Пред­ла­га­е­мая беседа не пре­тен­дует на исчер­пы­ва­ю­щее осве­ще­ние темы и затра­ги­вает лишь неко­то­рые из про­блем под­хода к вере. Велась беседа в узком домаш­нем кругу. Запи­сана слу­ша­те­лями и участ­ни­ками. Хотя текст несколько отре­дак­ти­ро­ван и сокра­щен, он сохра­нил непо­сред­ствен­ность живой речи собе­сед­ни­ков. 1979–80 г. (?)

Л. – Наша беседа условно, повто­ряю, условно назы­ва­ется «Почему нам трудно пове­рить в Бога?». Вопросы, кото­рые мы задаем А.М. конечно, для каж­дого свои и в то же время для многих – общие. Часть их в запис­ках – мы их не под­пи­сы­вали, а веро­ятно, потом можно будет еще сво­бодно побе­се­до­вать. Ну вот и все, предо­став­ляю слово А.М.

А.М. – Я почти никого из вас не знаю, но записки пока­зы­вают, что одни прошли опре­де­лен­ный путь, другие же – только у его начала. Первый вопрос.

Два глав­ных пре­пят­ствия к вере в моем случае – СЛОВА и ЛЮДИ. Для меня оче­видно, что все, что я читаю и слышу о Боге – суть чело­ве­че­ские чув­ства, слова и мысли. Чело­ве­че­ские, слиш­ком чело­ве­че­ские. И Библия, и Новый Завет тоже. Слиш­ком чело­ве­че­ское про­ис­хож­де­ние десяти запо­ве­дей слиш­ком оче­видны. Только «воз­люби врага своего», может быть – Оттуда. Но и это мог ска­зать нрав­ственно гени­аль­ный чело­век, почему же нет?

Я не могу повто­рять молитвы, потому что их при­ду­мали люди. Я не могу верить чужим домыс­лам и речам о Боге. Мне кажется, что мне легче было бы пове­рить, если бы не было Церкви если бы не было веру­ю­щих, если бы о Боге никто ничего не знал, а глав­ное, не гово­рил. Вера должна быть внут­рен­ним откры­тием, откро­ве­нием. И я хочу верить, очень хочу – слиш­ком уж тяжело, слиш­ком уж скучно без Бога. Как же сде­лать, чтобы рели­гия не мешала мне верить?

А.М. – Как ни странно, раз­де­ле­ние пра­виль­ное. Дей­стви­тельно, под словом «рели­гия» – не в обыч­ном, раз­го­вор­ном, а стро­гом смысле слова – сле­дует пони­мать те пси­хо­ло­ги­че­ские, куль­тур­ные, соци­аль­ные формы веры, в кото­рые она отли­ва­ется, а можно даже ска­зать, что «рели­гия» в таком опре­де­ле­нии есть фено­мен в зна­чи­тель­ной сте­пени – земной, чело­ве­че­ский. Между тем, вера есть встреча двух миров, двух изме­ре­ний, она явля­ется цен­тром, ядром, сосре­до­то­че­нием духов­ной жизни чело­века, кото­рая сопри­ка­са­ется с Высшим.

«Рели­гия» тесно свя­зана с обря­дом, а слово «обряд» про­ис­хо­дит от слова «обря­дить», «одеть». Рели­гия и обряд обле­кают внут­рен­нюю жизнь в опре­де­лен­ные формы, создают соци­аль­ное и куль­турно-тра­ди­ци­он­ное русло для веры.

Есть тут еще одно пра­виль­ное заме­ча­ние, что вера должна быть внут­рен­ним откры­тием. Да, вера нико­гда не может быть чем-то при­ня­тым только извне. Нико­гда она не может быть просто заим­ство­вана; ее нельзя надеть на себя, как мы наде­ваем чужую одежду. Чело­век всегда должен нахо­дить ее внутри. В нем откры­ва­ется то духов­ное зрение, кото­рое созер­цает мир по-иному и видит иной мир. Однако и воз­ник­шие на этой основе рели­ги­оз­ные формы имеют свою цен­ность. Они помо­гают уста­но­вить связь между людьми. Слова, кото­рые кажутся меша­ю­щими, ока­зы­ва­ются мостами, хотя они иногда не в состо­я­нии точно и адек­ватно пере­дать духов­ный опыт. Они всегда – символ, икона, миф – в боль­шом смысле слова. И в опре­де­лен­ных усло­виях эти знаки гово­рят о многом.

Люди тонко чув­ству­ю­щие, очень близ­кие между собой легко пони­мают друг друга без слов, но в боль­шин­стве слу­чаев нам нужна сло­вес­ная инфор­ма­ция. Отбро­сить ее совсем чело­век не может. Все дело в том что стоит за словом и формой. Когда я читаю люби­мого поэта, за стро­ками я уга­ды­ваю невы­ра­зи­мое. Но если между мной и поэтом нет ничего общего, его стихи ока­жутся для меня мерт­вым набо­ром слов. Наверно многие из вас заме­чали, как по-раз­ному мы вос­при­ни­маем одну и ту же книгу в разном воз­расте, при равных обсто­я­тель­ствах и настро­е­ниях. При­веду эпизод из био­гра­фии рус­ского бого­слова Сергия Бул­га­кова. В моло­до­сти, когда он был еще ате­и­стом, он ездил в Гер­ма­нию на кон­фе­рен­цию в Дрез­ден и в пере­ры­вах захо­дил в гале­рею. Там он подолгу стоял перед Сикс­тин­ской Мадон­ной, потря­сен­ный духов­ной силой, исхо­див­шей от нее, это стало одним из момен­тов его духов­ного пере­во­рота, когда он открыл в себе хри­сти­а­нина, кото­рый в нем жил всегда. Потом, много лет спустя, уже свя­щен­ни­ком и бого­сло­вом он вновь ока­зался в Дрез­дене. Кар­тина, к его удив­ле­нию, уже ничего ему не гово­рила. Он пошел дальше того пер­вого шага к вере, кото­рый он сделал в пору моло­до­сти.

Итак, многое зави­сит от того, каково устро­е­ние чело­века в данный момент. Но это не зачер­ки­вает роль обра­зов, сим­во­лов и слов. Нет ничего уни­зи­тель­ного в том, что весть о духов­ной тайне часто дохо­дит до нас с помо­щью чело­ве­че­ских средств. Не надо пре­зи­рать слово «чело­ве­че­ское». Чело­век сам есть чудо и тайна, он несет в себе отблеск Бога. Как-то Честер­тон сказал, что если бы ласточка сидя в гнезде, пыта­лась бы стро­ить фило­соф­ские системы или писать стихи, мы были бы крайне пора­жены. Но почему мы не пора­жа­емся тому, что какое-то позво­ноч­ное, ско­ван­ное зако­нами био­ло­гии, думает о том, чего оно не может пощу­пать руками, уви­деть гла­зами, муча­ется про­бле­мами, кото­рых нет в при­роде? Сам чело­век всем своим суще­ство­ва­нием ука­зы­вает на реаль­ность какого-то иного плана бытия. Этот факт дан нам непо­сред­ственно. Его не надо «вычис­лять» или «выво­дить». Каждый из нас несет в себе уди­ви­тель­ную загадку духа, того, чего нет ни в одном орга­низме, ни в одном камне, ни в одной звезде, ни в одном атоме, а только в чело­веке. В нашем теле пре­лом­ля­ется весь ком­плекс миро­зда­ния, вся при­рода, а что отра­жено в нашем духе? Не высшая ли духов­ная Реаль­ность? Именно потому, что мы обла­даем духом, мы можем быть про­вод­ни­ками этой Боже­ствен­ной Реаль­но­сти.

Конечно, есть лич­но­сти, через кото­рых Бог явля­ется с особой оче­вид­но­стью и силой. Это святые, про­роки. Муд­рецы. Их сви­де­тель­ства о мисти­че­ском опыте дра­го­ценны для нас, как дра­го­ценны тво­ре­ния вели­ких гениев, постиг­ших законы кра­соты, гар­мо­нии, слож­ных струк­тур при­роды. Но мы, хри­сти­ане знаем, что высшее откро­ве­ние Бога явлено нам через лич­ность Христа. В связи с этим обра­щусь к сле­ду­ю­щей записке:

В еван­гель­ском повест­во­ва­нии я вижу под­лин­ный исто­ри­че­ский факт, пре­лом­лен­ный созна­нием совре­мен­ни­ков, пере­шед­ший в миф, а затем в догмат – исто­рию, про­изо­шед­шую с живым чело­ве­ком, но с чело­ве­ком и только. Я пришла к этому сама, раньше, чем прочла Ренана и Штра­уса. Изо всего оче­видно; что Иисус Хри­стос был гени­аль­ной лич­но­стью, несрав­ненно опе­ре­див­ший уро­вень нрав­ствен­ного раз­ви­тия своих совре­мен­ни­ков-сопле­мен­ни­ков. Воз­можно, это был даже мутант, фено­мен, чело­век иной, откло­ня­ю­щейся породы – какой-то гений пси­хи­че­ской про­ник­но­вен­но­сти, как встре­ча­ются иногда гении памяти или музы­каль­но­сти, с каче­ственно иным мозгом, нежели у всех прочих. Но оче­видно, что это был чело­век своего вре­мени, с созна­нием, при­су­щим своей эпохе. Неуди­ви­тельно, что, живо ощущая свое отли­чие от окру­жа­ю­щих, он пове­рил, что он сын Бога, и ему пове­рили его уче­ники – в этом нет ничего уди­ви­тель­ного, такая вера вполне соот­вет­ство­вала всему кон­тек­сту тогдаш­него миро­воз­зре­ния, и этому мно­го­ве­ко­вому ожи­да­нию мессии… (сейчас новых «сыно­вей божьих» быст­ренько упря­ты­вают в пси­х­дома). Как все( и нынеш­ние) фана­тики чистой веры, он был вели­ким гип­но­ти­зе­ром, а в соеди­не­нии с высо­ким интел­лек­том и пси­хо­ло­ги­че­ской ода­рен­но­стью это могло про­из­во­дить оше­лом­ля­ю­щее впе­чат­ле­ние, сто­кратно пре­уве­ли­чен­ное в мифо­ло­ги­че­ской версии.

А.М. – Прежде всего я должен заме­тить, что нрав­ствен­ное учение Христа не так уж опе­ре­дило свое время, как кажется на первый взгляд. Боль­шин­ство мораль­ных максим Еван­ге­лия можно найти у Будды, Кон­фу­ция, Сократа, Сенеки, в иудей­ской пись­мен­но­сти, вклю­чая Талмуд. Неко­то­рые иссле­до­ва­тели даже спе­ци­ально зани­ма­лись этим и дока­зали, что в обла­сти этики у Христа было мало нового. Далее. «Мно­го­ве­ко­вое ожи­да­ние Мессии», о кото­ром ска­зано в записке, было свя­зано с фольк­лор­ными моти­вами, сильно отли­ча­ю­щи­мися от Еван­ге­лия. Мессия должен был явиться во главе полчищ чело­ве­че­ских и ангель­ских, он должен был немед­ленно попрать языч­ни­ков, изгнать их из Иеру­са­лима, уста­но­вить все­мир­ную дер­жаву и пасти мир «жезлом желез­ным». Были и другие пред­став­ле­ния, но гос­под­ство­вали эти – попу­ляр­ные. Их раз­де­ляли и уче­ники Иисуса. Если вы вни­ма­тельно читали Еван­ге­лие, то помните, как они все время ждали награды, делили буду­щие место у трона Мессии, словом, их поня­тия сна­чала были гру­быми и при­ми­тив­ными. Штраус, упо­мя­ну­тый здесь, в своей книге вос­со­здал якобы из тек­стов тра­ди­ци­он­ный образ Мессии и потом пытался дока­зать, что все черты Спа­си­теля пере­несли на Иисуса. Но даль­ней­шее иссле­до­ва­ние пока­зало, какая про­пасть раз­де­ляет Христа от тра­ди­ци­он­ного мес­си­а­низма. Почему же люди пове­рили в Иисуса? Потому ли, что он был гени­аль­ным про­ро­ком, про­вид­цем, мутан­том, гип­но­ти­зе­ром? Но почему тогда он жил и дей­ство­вал, не забо­тясь об успехе? Ведь Хри­стос пришел, не был ува­жа­е­мым и люби­мым всеми, про­слав­лен­ным муд­ре­цом, вроде Сократа или Будды, кото­рый вер­бо­вал пре­дан­ных уче­ни­ков из высших клас­сов и про­све­щен­ных брах­ма­нов. Он не опи­рался на земную власть, как Кон­фу­ций, Зара­ту­стра, Маго­мет и Лютер/, Он не обра­щался к силе тео­ре­ти­че­ских аргу­мен­тов, не делал чудеса ору­ди­ями про­па­ганды. Он исце­лял, состра­дая, и просил людей, чтобы они не раз­гла­шали Его деяний. Гени­аль­ность? Но как я уже сказал, у Него не было новой эти­че­ской док­трины, зато было мно­же­ство врагов, кото­рых счи­тали почтен­ными и ува­жа­е­мыми людьми. Если бы Он был все­по­беж­да­ю­щим гип­но­ти­зе­ром, что стоило Ему заво­е­вать рас­по­ло­же­ние этих фари­сеев и сад­ду­кеев? Почему Он не совер­шил духов­ного наси­лия над уче­ни­ками, почему избрал людей, кото­рые потом отрек­лись, пре­дали, раз­бе­жа­лись, кото­рые так плохо пони­мали Его?

Нет, гени­аль­ный гип­но­ти­зер нико­гда бы не стал при­вле­кать к себе этих слабых, темных, негра­мот­ных рыба­ков. И вообще Он дей­ство­вал бы совер­шенно иначе. Он конечно проник бы в высшие бого­слов­ские школы, и силою своего воз­дей­ствия заста­вил бы муд­ре­цов Изра­иля пове­рить в Него. А те в свою оче­редь навер­бо­вали бы Ему толпы при­вер­жен­цев. Он был бы рад, когда народ решил про­воз­гла­сить Его царем. Хри­стос же, узнав об этом наме­ре­нии, скрылся. Как это мало похоже на дей­ствие фокус­ника-дема­гога, кото­рый хочет путем сен­са­ции создать Себе славу и обре­сти власть над наро­дом.

Ренан гово­рил, что есть семья «сынов Божиих», куда вклю­чил кроме Иисуса Будду, Кон­фу­ция, Зара­ту­стру, Маго­мета, Сократа и про­ро­ков. Но что уди­ви­тельно, ни один из них не имел само­со­зна­ния, подоб­ного само­со­зна­ния Христа. Будда про­би­рался к истине долгим тер­ни­стым путем, Маго­мет писал в Коране, что в срав­не­нии с Богом он подо­бен тре­пету кома­ри­ного крыла. Пророк Исайя считал, что он должен уме­реть, после того, как Гос­подь явился ему. Кон­фу­ций утвер­ждал, что тайна Неба пре­вос­хо­дит его пони­ма­ние. Все они, воз­вы­ша­ясь на много голов над чело­ве­че­ством, управ­ляя и сейчас мил­ли­о­нами людей – все они смот­рели на Боже­ство снизу вверх: созна­вая Его без­мер­ность. Кроме того, все они так или иначе чтили ста­рин­ные авто­ри­теты. Только Хри­стос гово­рил и мыслил иначе. Мы можем не верить Ему, можем повер­нуться спиной к Его сви­де­тель­ству, но именно тут – глав­ная Его загадка. Он создал хри­сти­ан­ство не как некое отвле­чен­ное учение, а посеял семена Цар­ства Божия на земле. Он открыл небы­ва­лую воз­мож­ность Бого­об­ще­ния, без экс­та­зов, меха­ни­че­ских при­е­мов, без «бег­ства от мира». Это обще­ние с Богом осу­ществ­ля­ется через Него Самого. Он не оста­вил миру ни Коран, ни Тору, ни какие-либо другие скри­жали. Он не оста­вил закона, а оста­вил Самого Себя. «Я с вами во все дни до скон­ча­ния века», – сказал Он. Вся суть хри­сти­ан­ства заклю­ча­ется в этих словах: Я с вами. Путь к Нему открыт каж­дому веру­ю­щему в Него. Он реально при­сут­ствует в нашей жизни, а не Его учение. Учение нам дорого именно потому, что оно исхо­дит от Него. Он жив не как гений, дело кото­рого живет, а вполне реально. Только поэтому и суще­ствует хри­сти­ан­ство. Жизнь со Хри­стом и во Христе есть един­ствен­ное и уни­каль­ное, что дали нам собы­тия в Пале­стине 2000 лет назад. Цер­ковь жива не только людьми, а прежде всего силой Духа Хри­стова.

Обра­ща­юсь к сле­ду­ю­щему вопросу.

Не кажется ли Вам, что при­чи­ной того все­мирно-исто­ри­че­ского пора­же­ния, кото­рое терпит хри­сти­ан­ство как нрав­ственно-вос­пи­ту­ю­щая сила (терпит, правда, с истинно хри­сти­ан­ским тер­пе­нием) – явля­ется изгна­ние из него твор­че­ского, в высшем смысле рево­лю­ци­он­ного духа, того дина­мизма пре­об­ра­зу­ю­щей энер­гии, того духа сво­боды, кото­рый был столь присущ Христу и столь НЕ присущ апо­столу Павлу?

Если можно, немного – о точке зрения, согласно кото­рой хри­сти­ан­ство в дей­стви­тель­но­сти не есть хри­сти­ан­ство, но – пав­ли­ан­ство?

А.М. – Я думаю, что этот вопрос построен на недо­ра­зу­ме­нии. Павел был первый, кто сумел, в чело­ве­че­ских словах доне­сти до нас тайну виде­ния Христа. Он писал раньше Еван­ге­лий. Это тот чело­век, кото­рый гово­рил: ««уже не я живу, но живет во мне Хри­стос». Павел узнал тайну Христа и сумел рас­ска­зать о ней людям. Мил­ли­оны людей после этого при­об­щи­лись к этой тайне. Он-то не гово­рил ни о деле Хри­сто­вом, ни об инсти­туте, Им остав­лен­ном, а гово­рил о встрече – личной встрече чело­века со своим Спа­си­те­лем. Что каса­ется его рево­лю­ци­он­но­сти и сво­боды, то можно ска­зать, что из всех апо­сто­лов Павел воз­вы­ша­ется, как непре­взой­ден­ная вели­чина: он сумел уви­деть резкую грань между тра­ди­ци­ями, чело­ве­че­скими изоб­ре­те­ни­ями, пре­да­ни­ями, обря­дами, зако­нами, даже дан­ными неко­гда Богом, – и сво­бодно раз­ви­ва­ю­щейся Хри­сто­вой исти­ной.

«К сво­боде при­званы вы, братья», гово­рил он. «Не делай­тесь рабами. Вы куп­лены доро­гой ценой».

Апо­стола Павла назы­вают апо­сто­лом языч­ни­ков, потому что он один из первых стал про­по­ве­до­вать элли­ни­сти­че­ским наро­дам. Но его можно с таким же правом, с боль­шим правом, потому что других апо­сто­лов у языч­ни­ков тоже было не мало, – назвать апо­сто­лом сво­боды. Я уверен, что мы еще не доросли до апо­стола Павла, что боль­шин­ство из нас, хри­стиан, до сих пор еще закон­ники, сто­я­щие еще одной ногой в язы­че­стве. Апо­стол Павел – хри­сти­ан­ский учи­тель буду­щего. Поэтому мы не можем ска­зать, что воз­никло некое «пав­ли­ан­ство», а мы можем гово­рить о том, что Павел явился наи­бо­лее адек­ват­ным и полным выра­зи­те­лем бого­че­ло­ве­че­ской истины хри­сти­ан­ства.

Что каса­ется пора­же­ния, – то Хри­стос нам не пред­ска­зы­вал три­ум­фов. Напро­тив, Он гово­рил о вели­ких труд­но­стях, кото­рые будут встре­чать Цер­ковь на исто­ри­че­ском пути. Но как нрав­ственно вос­пи­ту­ю­щая сила хри­сти­ан­ство при­сут­ствует в мире. Однако мы не должны отож­деств­лять эмпи­ри­че­ское хри­сти­ан­ство, массу хри­стиан, с под­лин­ным хри­сти­ан­ством. Древ­ние биб­лей­ские про­роки создали такой термин, очень емкий и мно­го­пла­но­вый термин – «шеар», оста­ток. Оста­ется ядро. Оста­ются те, кто будут про­дол­жа­те­лями и носи­те­лями духа Божия. В Церкви про­ис­хо­дит то же самое. Не три­ум­фаль­ное шествие, а неуни­что­жи­мость. «Свет во тьме светит», – гово­рится в Еван­ге­лии от Иоанна. Заметьте, не свет, кото­рый раз­го­няет тьму, пора­жает ее, а свет, кото­рый светит в окру­жа­ю­щей его тьме. Неуни­что­жи­мость истины, извест­ная сла­бость ее. Это боль­шой соблазн для хри­стиан. Многим бы хоте­лось видеть три­ум­фально побеж­да­ю­щее хри­сти­ан­ство. Многие взды­хают о тех вре­ме­нах, когда были кре­сто­вые походы и соборы были набиты наро­дом. Но это было чаще всего лжехри­сти­ан­ство, это было отступ­ле­ние.

Вот еще одна записка:

Не вижу иного смысла в рели­гии, кроме нрав­ствен­ного вос­пи­та­ния, т.е. кроме оче­ло­ве­чи­ва­ния живот­ного и оду­хо­тво­ре­ние чело­ве­че­ского в чело­веке. Но слиш­ком много сви­де­тель­ствует об отсут­ствии доста­точно проч­ной и дей­ствен­ной связи между реаль­ной нрав­ствен­но­стью и рели­ги­оз­но­стью. Вуль­гарно говоря, на свете сколько угодно веру­ю­щих сво­ло­чей (другое дело, счи­тать ли их истинно веру­ю­щими), а с другой сто­роны, среди убеж­ден­ных ате­и­стов не столь уж редко встре­ча­ются люди с нрав­ствен­но­стью вполне хри­сти­ан­ской. При­хо­дится при­знать, что рели­гия как сред­ство прак­ти­че­ского вос­пи­та­ния себя ни инди­ви­ду­ально, ни исто­ри­че­ски не оправ­ды­вает. Более того, есть осно­ва­ния подо­зре­вать ее в исто­ри­че­ском тор­мо­же­нии нрав­ствен­ного про­гресса. Узур­пи­ро­вав эту сферу, она веками не допус­кала к ней твор­че­ский разум, кото­рый напра­вил свои усилия в нрав­ственно-ней­траль­ные или поли­ва­лент­ные обла­сти – науку, искус­ство, хозяй­ство и пр. Уже хре­сто­ма­тийны при­меры рели­ги­оз­ного оправ­да­ния пре­ступ­ле­ний против нрав­ствен­но­сти и чело­веч­но­сти, да и пря­мого их про­во­ци­ро­ва­ния и совер­ше­ния именем рели­гии. Можно отве­тить: рели­гия не вино­вата, вино­ват чело­век. Но зачем такая рели­гия, кото­рая не в состо­я­нии изме­нить чело­века?

А.М. – Хри­сти­ан­ство – бого­че­ло­ве­че­ская рели­гия. Значит, актив­ность чело­века здесь должна быть полной. Если мы будем думать, что по щучьему веле­нью, каким-то гип­но­спо­со­бом про­ис­хо­дит все­об­щее изме­не­ние – как помните, у Уэллса было в дни кометы, вот прошла комета, какой-то газ подей­ство­вал на людей и все стали доб­рень­кими и хоро­шими. Чего стоит это добро? Нет, от нас ждут посто­ян­ных и актив­ных усилий. И если чело­век не входит вот в этот мир Хри­стов, если он не чер­пает силу в бла­го­дати, он может тысячу раз чис­литься хри­сти­а­ни­ном, пра­во­слав­ным, като­ли­ком, бап­ти­стом – и оста­ваться им только фор­мально. Таких номи­наль­ных хри­стиан у нас полно. Так хочется, чтобы какая-то рука про­стер­лась – и повер­нула все, и изме­нила.

Если кто из вас читал Стру­гац­ких, «Гадкие лебеди», то вы помните, что они, изоб­ра­жая маразм обще­ства, не при­ду­мали ничего дру­гого, как какое-то втор­же­ние неких «мок­ре­цов», кото­рые по вол­шеб­ству выме­тают метлой всю эту гадость и создают что-то новое.

Еван­ге­лие дает нам иную модель. А именно: модель соуча­стия чело­века в твор­че­ском про­цессе. Под­лин­ная ответ­ствен­ность чело­века, под­лин­ная актив­ность чело­века.

В словах Христа и в Его при­зы­вах не было ничего маня­щего. Он гово­рил: «Трудно войти в Цар­ство Божие, скорее вер­блюд войдет в иголь­ное ушко». Бога­тому. А богаты были все, каждый из нас воло­чит на себе какие-то мешки. И про­лезть не может в это отвер­стие. Тесны врата, гово­рит Он, узок путь – то есть это, ока­зы­ва­ется, трудно.

Он сказал уче­ни­кам: то, что я творю, вы будете тво­рить, и больше того. Он это гово­рил не раз. Кто думает Его чуде­сами дока­зать или опро­верг­нуть Его сверх­че­ло­ве­че­скую тайну, оши­ба­ются здесь. Когда он посы­лал уче­ни­ков и гово­рил им идите и исце­ляйте! Если мы не исце­ляем, то только потому, что ока­зы­ва­емся сла­быми, недо­стой­ными и неспо­соб­ными. На самом деле хри­сти­ан­ство есть рели­гия отда­лен­ного буду­щего. Я всегда ощущаю нас совре­мен­ных хри­стиан, и хри­стиан про­шлого как наших пред­теч, как недо­хри­стиан: это рели­гия абсо­лют­ная, а мы идем еще где-то в пред­рас­свет­ных сумер­ках.

Про­по­веди Христа были остро совре­менны, была словом живого к живу­щим. Цер­ковь же сего­дня остав­ляет такое впе­чат­ле­ние, что после­ду­ю­щих без малого 2000 лет не было. Ложное ли это впе­чат­ле­ние?

А.М. – Если гово­рить о среде, в кото­рой мы живем, то это впе­чат­ле­ние ложное. Бес­спорно, люди, кото­рые должны сейчас нести духов­ную истину – в боль­шин­стве своему при­зва­нию не отве­чают. Так исто­ри­че­ски сло­жи­лось. И помехи можно убрать только одним спо­со­бом – самим про­ник­нуть и добраться до этой сути. Когда так спра­ши­вают хри­сти­ане, члены Церкви – тогда я им всегда отве­чаю: Цер­ковь это не кто-то извне при­хо­дя­щий, не какая-то инсти­ту­ция, кото­рая вам что-то пред­ла­гает, иногда даже навя­зы­вает, – а это вы сами. Она не сни­мает ни с кого ответ­ствен­но­сти – напро­тив, каждый из нас должен чув­ство­вать себя частью Церкви, носи­те­лем, а не ждать, что кто-то нам пре­под­не­сет эти истины. Тем более, что на про­тя­же­нии веков было доста­точно свет­лых умов, выда­ю­щихся людей, кото­рые умели гово­рить совер­шенно акту­ально.

Скажем, напри­мер, в Польше, Цер­ковь совсем не выгля­дит так, как напи­сано в этой записке. Почему? Что там – лучший епи­ско­пат, свя­щен­ники? Нет, эти епи­скопы и свя­щен­ники таковы не слу­чайно, такова основ­ная масса Церкви. Этот про­цесс раз­ви­вался в недрах всего цер­ков­ного обще­ства в целом. Именно оно поз­во­лило совер­шиться такому рез­кому броску в соци­аль­ных усло­виях, в общем, сход­ных с нашими. Люди не ждали, что кто-то будет им давать сверху, они сами углуб­ля­лись и, бла­го­даря этому, вынесли на своем гребне достой­ных свя­щен­ни­ков, епи­ско­пов, бого­сло­вов. Бес­спорно, сейчас воз­никла такая ситу­а­ция, что мно­же­ство людей, моло­дых и менее моло­дых, кото­рые ищут веры и не просто веры субъ­ек­тив­ной, кото­рая бы каса­лась только внут­рен­него, сокро­вен­ного, а веры, кото­рая реа­ли­зу­ется вовне, кото­рая выплес­ки­ва­ется в нашу дея­тель­ность, причем повсе­днев­ную, обы­ден­ную дея­тель­ность, – и не нахо­дят ответа у внеш­них инстан­ций. Они при­хо­дят в храм, и, кроме неко­то­рых эсте­тов, многие там сму­ща­ются, многие не чув­ствуют, что это тот язык и та форма, кото­рые им соот­вет­ствуют. Но при­чина здесь одна.

На про­тя­же­нии послед­них деся­ти­ле­тий, основ­ную массу людей, кото­рые фор­ми­ро­вали обще­цер­ков­ное созна­ние, состав­ляли кон­сер­ва­торы, пожи­лые люди, люди, кото­рые вовсе не стре­ми­лись к тому, чего ищет автор этой записки. Не стре­ми­лись к тому, чего ищут сейчас.

Очень многие – нового языка. Отцы Церкви всегда были «модер­ни­стами». Апо­стол Павел был ради­каль­ней­шим модер­ни­стом – пре­об­ра­зо­ва­те­лем. Почти каждый вели­кий святой хри­сти­ан­ства был духов­ным рево­лю­ци­о­не­ром, совер­шив­шим опре­де­лен­ный пере­во­рот. Сейчас нам это трудно понять, так же, как трудно понять, насколько рево­лю­ци­он­ной, скажем, была поэма Пуш­кина «Руслан и Люд­мила». Как вы помните, эта вещь про­из­вела скан­дал, когда ее читали в сало­нах Петер­бурга. То же самое про­ис­хо­дило и в обла­сти духов­ной. Это было всегда новое, всегда свежее, всегда акту­аль­ное. Сейчас у нас просто особые ненор­маль­ные усло­вия, и неко­то­рые сва­ли­вают вину на ате­и­стов, но я не хотел бы посту­пать так, потому что сами ате­и­сты в зна­чи­тель­ной сте­пени есть порож­де­ние недо­сто­ин­ства и несо­вер­шен­ства веру­ю­щих.

«Я не могу верить чужим домыс­лам и речам о Боге», – гово­рится в записке. Да, конечно, нельзя этому верить, и никто нико­гда не верит, потому что вера – это есть твое осо­бен­ное внут­рен­нее откры­тие, кото­рое потом уже ты под­твер­жда­ешь и делишься с дру­гими. У нас слово «вера» часто пони­ма­ется совер­шенно непра­вильно, как слепое дове­рие к чужим словам. Мне ска­зали, пред­по­ло­жим, что где-то есть кра­си­вый дом. Я не про­ве­рял, пове­рил. Это не имеет ничего общего с верой.

Вера есть про­мы­ва­ние нашего суще­ства. Под­со­зна­тельно верят все. Под­со­зна­тельно каждый из нас ощу­щает, что есть глу­бо­чай­ший смысл бытия. Наше суще­ство­ва­ние и суще­ство­ва­ние мира имеет с этим смыс­лом прямую связь. Разумно веру­ю­щий чело­век – это тот, кто выво­дит на уро­вень созна­ния это ощу­ще­ние. И мы знаем из соб­ствен­ной жизни и из худо­же­ствен­ной лите­ра­туры, что когда у людей угасло в под­со­зна­нии это чув­ство связи со смыс­лом, они просто при­хо­дили к само­убий­ству. Потому что жизнь теряла для них всякое осно­ва­ние. Сле­до­ва­тельно, здесь должен быть некий скачок, внут­рен­ний скачок. Свя­щен­ное Писа­ние Вет­хого Завета назы­вает этот скачок «эмуна». «Эмуна» пере­во­дится как «вера». Но смысл этого слова несколько иной, чем в обыч­ном лек­си­коне. Оно озна­чает полное дове­рие голосу Божию. Когда вы встре­ча­е­тесь с чело­ве­ком лицом к лицу и вдруг ощу­ща­ете к нему какое-то дове­рие, это может частично пере­дать то направ­ле­ние воли, мысли, духа, кото­рое содер­жится в слове «эмуна».

В Книге Бытия гово­рится, что Авраам – отец всех веру­ю­щих. Пове­рил Богу и это вме­ни­лось ему в пра­вед­ность. Я под­чер­ки­ваю – он не пове­рил «в Бога», а «пове­рил Богу». Он пони­мал, что есть высшее бытие. Но он ощутил, что ему можно дове­риться, дове­риться по-насто­я­щему. Как бла­гому. Надо ска­зать, что есть ведь иные вари­анты, чело­век может счи­тать бытие враж­деб­ным оби­та­нием, может счи­тать, что он забро­шен в этот мир, мир черный и пустой. А вера пере­во­ра­чи­вает наше зрение, и вдруг мы видим, что бытию можно дове­риться, как мы дове­ря­емся тече­нию волны. Можно ли это дока­зать? Едва ли. Едва ли, потому что это очень глу­боко скры­тый про­цесс. Только боль­шие поэты, только боль­шие мастера слова умуд­ря­лись в какой-то весьма отда­лен­ной сте­пени этот скачок изоб­ра­зить. Тем не менее даже у них это полу­ча­лось слабо. Если мы возь­мем вели­чай­ших поэтов мира, мы увидим, что когда они писали о свя­щен­ном кос­венно, как бы наме­ками – при­сут­ствие тайны ощу­ща­лось. Когда пыта­лись писать в лоб, назы­вали, как мы гово­рим, вещи своими име­нами, – талант поки­дал их, и даже у Пуш­кина полу­ча­лось слабо.

Уже это одно пока­зы­вает, насколько невы­ра­зимо, неиз­ре­ченно и без­мерно то, к чему мы при­бли­жа­емся на своей лодке, когда мы ищем веры. Веры, то есть состо­я­ния без­услов­ной откры­то­сти Выс­шему. Откры­то­сти, готов­но­сти, воли сле­до­вать в необ­хо­ди­мом направ­ле­нии. Все осталь­ное ста­но­вится уже вто­рич­ным. Тут есть вопрос об обря­дах – это все вто­ро­сте­пенно. Их не сле­дует отбра­сы­вать, но тем не менее мы обя­за­тельно должны раз­ли­чать глав­ное от вто­ро­сте­пен­ного. В связи с этим воз­ни­кает вот такой вопрос: а что, если этого чув­ства нет?

Свою глав­ную про­блему в духов­ном поиске я могу опре­де­лить как отсут­ствие или исчез­но­ве­ние того, что можно назвать рели­ги­оз­ной «гип­на­бель­но­стью».

Я не рас­ста­юсь с Биб­лией. Еван­ге­лия знаю почти наизусть. Прочла немало апо­кри­фи­че­ской, бого­слов­ской, духовно-про­све­ти­тель­ской лите­ра­туры. Кре­щена, хожу в цер­ковь, соблю­даю не все, но неко­то­рые обряды. Обща­юсь посто­янно со мно­гими веру­ю­щими и с неко­то­рыми духов­ными лицами. Но с болью душев­ной должна при­знаться, что все это не при­бли­жает меня к вере, скорее наобо­рот. Пер­во­на­чаль­ный рели­ги­оз­ный порыв, толк­нув­ший меня в цер­ковь, посте­пенно гаснет, сме­ня­ясь холод­ным, ана­ли­зи­ру­ю­щим созна­нием. Чем дальше, тем больше «в чужом пиру похме­лье». Вместе с оску­де­нием (или запря­ты­ва­нием куда-то вглубь?) рели­ги­оз­ного чув­ства все яснее про­сту­пает для меня, так ска­зать, «ана­то­мия» рели­гии – ее исто­ри­че­ские, пси­хо­ло­ги­че­ские, соци­аль­ные корни…

Теперь Еван­ге­лие для меня – пре­крас­ней­шая музыка, вели­чай­шая поэзия духа. Но чтобы быть веру­ю­щей, этого мало – необ­хо­димо при­нять поэзию за реаль­ность, мета­фору – за бытие, музыку – за есте­ство. Необ­хо­димо пове­рить БУК­ВАЛЬНО. Но чтобы пове­рить бук­вально, при­хо­дится подав­лять в себе всякую логику, всякую чув­стви­тель­ность к про­ти­во­ре­чиям; при­хо­дится запре­щать себе зада­ваться вопро­сами, отка­зы­ва­ясь тем самым от вели­чай­ших из чело­ве­че­ских свобод – сво­боды мысли. Сво­бода же дана чело­веку, как учит рели­гия, самим Богом. «Верую, ибо абсурдно»? Но не слиш­ком ли многим абсур­дам людям верят и без того? Мы каждый день видим и слышим, к чему это ведет.

А.М. – Вопрос серьез­ный. Надо ска­зать, что «верую ибо абсурдно» всегда при­пи­сы­вают одному из учи­те­лей Церкви Тер­тул­ли­ану. Он этих слов не гово­рил. Надо ска­зать, что мы совсем иначе себе все пред­став­ляем.

Вот скоро будет Рож­де­ство, и рож­де­ствен­ский тро­парь вклю­чает в себя такие слова: «Вос­сиял миру свет разума». Приход Хри­стов срав­ни­ва­ется с солн­цем разума, а вовсе не с без­дной ирра­ци­о­на­лизма. Ирра­ци­о­на­лизм, мистика и вера часто сме­ши­ва­ются. На самом деле наи­бо­лее актив­ные ирра­ци­о­на­ли­сты были воин­ству­ю­щими ате­и­стами. Доста­точно вспом­нить Ницше, Хай­дег­гера, Сартра, Камю…

В их ате­и­сти­че­ских книгах слы­шатся гроз­ные, мрач­ные пес­си­ми­сти­че­ские завы­ва­ния и про­кля­тия в адрес разума, кото­рые раз­да­ва­лись на про­тя­же­нии всего два­дца­того века. Между тем ува­же­ние к разуму очень прочно утвер­ди­лось в недрах Церкви. Доста­точно ука­зать на фило­со­фию томизма Фомы Акви­ната, и вообще на всю тра­ди­цию пат­ри­стики, то есть святых Отцов. Нужно ли себя застав­лять гасить все вопросы? Не только не нужно, а напро­тив, чело­век должен иссле­до­вать свою веру. То, что про­ис­хо­дит с авто­ром этой записки – совсем иное, но едва ли он вино­ват в этом цели­ком. Почему полу­чи­лось «на чужом пиру похме­лье»? Опять-таки, в силу того обсто­я­тель­ства, что те люди, с кото­рыми она встре­ча­лась, те формы хри­сти­ан­ской жизни, в кото­рых она ока­за­лась – не отве­чают потреб­но­стям совре­мен­ного чело­века, и в част­но­сти вот этого чело­века. Поэтому она вклю­чи­лась просто в некий внеш­ний меха­низм, думая, что он сам будет про­дол­жать порож­дать нечто. Но он ничего не дал. У Тол­стого опи­сы­ва­ется балет, если кто из вас помнит. Он выгля­дит нелепо. Можно опи­сать любую вещь внешне, и это полу­ча­ется абсурд. Когда исчезло глав­ное, то все про­па­дает. Так вот, это глав­ное должно углуб­ляться, раз­ви­ваться и расти. Внеш­няя цер­ков­ность спо­собна под­дер­жи­вать пре­иму­ще­ственно людей с вялой, неак­тив­ной пси­хи­кой, склон­ной к каким-то повто­ря­ю­щимся вещам, ритуал для них – это то, за что они цеп­ля­ются, без чего они чув­ствуют себя неуютно на свете… Они-то и поро­дили, между прочим всякие бук­ва­лизмы, фор­ма­лизмы и прочее.

Теперь, если гово­рить о сим­во­лах веры, о пре­крас­ной музыке, кото­рой надо верить бук­вально, то здесь вопрос постав­лен слиш­ком обще. Те люди, кото­рые пыта­лись сде­лать именно вот такую модель, верить бук­вально – они все время захо­дили в тупики. Они опять-таки путали внеш­нее с внут­рен­ним. Если в Библии мир изоб­ра­жа­ется в виде плос­кого или круг­лого шара и твердь небес­ная в виде кол­пака над ним, – то чело­век фор­ма­ли­сти­че­ский гово­рил: значит, это есть истина, он пере­но­сил это в свою аст­ро­но­мию. Воз­ни­кали труд­ные кол­ли­зии. Сме­ши­ва­лось Откро­ве­ние, под­лин­ное, глу­бо­кое – с пре­хо­дя­щими вещами.

Само Свя­щен­ное Писа­ние явля­ется про­из­ве­де­нием Бого­че­ло­ве­че­ским, т.е. вели­кой встре­чей чело­ве­че­ского твор­че­ства и выс­шего боже­ствен­ного вдох­но­ве­ния. Причем чело­ве­че­ское твор­че­ство здесь нисколько не подав­ля­лось. Доста­точно ука­зать, что каждый автор каждой книги в Библии имеет свое лицо. Они выгля­дят совер­шенно по-раз­ному, за каждым сохра­ня­ется эта инди­ви­ду­аль­ность.

И все-таки Библия – это единая книга, и единый дух его про­ни­зы­вает. Поскольку она Бого­че­ло­ве­че­ская, для пони­ма­ния ее необ­хо­димо видеть в ней чело­ве­че­скую форму. В сере­дине нашего века была опуб­ли­ко­вана энцик­лика папы Пия XII «Дивино афланте спириту»(Divino afflante spiritu.1943), где четко гово­ри­лось, что в Библии про­сле­жи­ва­ется целый ряд лите­ра­тур­ных жанров, у каж­дого из кото­рых есть соб­ствен­ные зако­но­мер­но­сти: у поэмы – свои, у гимна – свои, у притчи – свои. Нам важно знать, что хотел ска­зать свя­щен­ный писа­тель, какую мысль хотел выра­зить. Для этого надо знать фак­туру, надо знать язык, надо знать тот метод, при помощи кото­рого биб­лей­ский автор доно­сит до нас оза­рив­шее его внут­рен­нее про­зре­ние. При таком под­ходе нам не при­дется выяс­нять, пролез ли Иона в горло киту или боль­шой рыбе. Совсем не это важно. Быть может суще­ство­вала такая легенда, и автор ее исполь­зо­вал – ведь он нам рас­ска­зы­вает совсем о другом! Одна из вели­чай­ших книг Библии ста­но­вится пред­ме­том юмо­ри­стики. Созна­ние Ионы живет и в нас теперь. Таких Ион я видал полно, кото­рые радо­ва­лись концу света, скорей бы все это про­ва­ли­лось, скорей бы! Они ходят, с таким мсти­тель­ным удо­воль­ствием погля­ды­вая на дома: вот скоро нас всех накроют. Это же новый Иона!

И что отве­тил Бог ему? Ты пожа­лел рас­те­ние, кото­рое выросло за одну ночь, а мне ли не пожа­леть вели­кого города? Язы­че­ского города, нече­сти­вого. И то, что Бог жалеет этот город, в кото­рый Он погнал этого про­рока, чтобы он там про­по­ве­до­вал – это же вели­кая притча, разве тут рас­суж­дать о том кто кого про­гло­тил?

Вспом­ним притчи Христа.

Разве нам важно, был ли мило­серд­ный сама­ря­нин на самом деле? Был ли блуд­ный сын – звали его так-то и одна­жды ушел он от своего отца? – это не имеет зна­че­ния. Нам важна суть того, что до нас доне­сено. Разу­ме­ется, есть в Свя­щен­ном Писа­нии неко­то­рые вещи, кото­рые дей­стви­тельно соот­вет­ствуют реаль­но­сти, не только глу­бинно-духов­ной, но и прямо исто­ри­че­ской. Это каса­ется, прежде всего, лич­но­сти Христа.

Про­стите, ради Бога, за неумест­ные ком­пли­менты, но нам кажется, что Вы в наше время, быть может, един­ствен­ный чело­век видя­щий миро­вую исто­рию насквозь и глубже, воис­тину сте­рео­ско­пи­че­ски. Вам ведомы пути раз­ви­тия Духа. Так вот – вопрос почти как к ора­кулу: конец мира и Страш­ный Суд – дей­стви­тельно ли близки? Ядер­ная война, третья миро­вая – это ли име­лось в виду в Апо­ка­лип­сисе?

А.М. – Я, конечно, реши­тельно откло­няю роль ора­кула, я просто не знаю, что будет дальше. Но я глу­боко убеж­ден, что Цер­ковь как духов­ное един­ство людей, соеди­ня­ю­щих себя с Хри­стом, только начала свое суще­ство­ва­ние. То семя, кото­рое посеял Хри­стос, только начи­нает расти, и мне трудно пред­по­ла­гать, что все это вне­запно обо­рвется сейчас. Разу­ме­ется, никто не может знать замыс­лов Божиих, но у меня есть ощу­ще­ние, что впе­реди еще по край­ней мере столь же огром­ная исто­рия, сколько про­сти­ра­ется позади.

Для неко­то­рых ново­об­ра­щен­ных хри­стиан Цер­ковь есть явле­ние доро­гого и кра­си­вого про­шлого. Неко­то­рым даже хочется, чтобы это про­шлое – визан­тий­ское, древ­не­рус­ское, пер­во­хри­сти­ан­ское – любое, чтобы оно вер­ну­лось. Между тем, хри­сти­ан­ство есть стрела, наце­лен­ная в буду­щее, а в про­шлом были лишь его первые шаги.

Одна­жды я про­смат­ри­вал одну «Все­мир­ную исто­рию». Книга о Сред­них веках «Эра веры». Дальше шли тома: эра разума, эра рево­лю­ции и т.д. Полу­ча­ется, что хри­сти­ан­ство – какой-то сред­не­ве­ко­вый фено­мен, бывший неко­гда, а сейчас исче­за­ю­щий и обре­чен­ный.

Нет и тысячу раз нет.

Что общего у хри­сти­ан­ства с тем, что мы видим в Сред­не­ве­ко­вье? Узость, нетер­пи­мость, гоне­ние ина­ко­мыс­ля­щих, ста­ти­че­ское вос­при­я­тие мира, вполне язы­че­ское: т.е., вот мир суще­ствует как иерар­хия, наверху Творец, потом ангелы, ниже папа или король, потом фео­далы, потом кре­стьяне и т.д., затем живот­ный мир, рас­ти­тель­ный, как в готи­че­ском соборе. И все это стоит, а потом Бог явится, и – конец. Будет Страш­ный Суд, чтобы разо­брать все это здание.

Такая ста­ти­че­ская точка зрения про­ти­во­ре­чит Библии.

Биб­лей­ское откро­ве­ние изна­чала пред­ла­гает нам, так ска­зать, неста­ци­о­нар­ную модель миро­вой исто­рии. Миро­вая исто­рия – дина­мика, дви­же­ние, и весь космос – дви­же­ние, и все – дви­же­ние. Цар­ство Божие, по поня­тиям Вет­хого и Нового Завета – это гря­ду­щее тор­же­ство света и замыс­лов Божиих среди тьмы и несо­вер­шен­ства мира. Вот что такое Цар­ство Божие. Едва ли оно может осу­ще­ствиться за такой корот­кий срок.

Конечно, можно спро­сить, а почему Бог не уско­рит его, почему, скажем, Он не вме­ша­ется, не изме­нит про­цес­сов отри­ца­тель­ных.

На это можно ска­зать только одно: все эти улуч­ше­ния, извне идущие, навя­зан­ные – по-види­мому, про­ти­во­ре­чат кос­ми­че­скому замыслу. Они бы не имели ника­кой нрав­ствен­ной цены, они бы лишили нас чело­ве­че­ского досто­ин­ства. Мы просто пре­вра­ти­лись бы в запро­грам­ми­ро­ван­ные суще­ства, лишен­ные всякой сво­боды. Доста­точно того, что мы свя­заны при­ро­дой, наслед­ствен­но­стью, своей пси­хи­кой, сома­ти­кой, даже, может быть, аст­ро­ло­гией, когда мы роди­лись, под каким знаком зоди­ака. Всего этого нам хва­тает. Мы хотим чтоб еще Гос­подь Бог запро­грам­ми­ро­вал нако­нец нашу душу, чтобы мы окон­ча­тельно стали авто­ма­тами. Чтоб нас можно было пока­зы­вать в музее мадам Тюссо.

Но на самом деле хри­сти­ан­ство есть зада­ние, задача. Вник­ните в еван­гель­ские притчи: закваска, посте­пенно дей­ствуя, начи­нает сква­ши­вать все тесто. Из одного семени растет дерево. Поду­майте, сколько про­цес­сов в мире, это удив­ляло чело­века всегда, и не только древ­него!

Я живу близ дубо­вой рощи и часто гляжу на малень­кие желуди на земле, из них под­ни­ма­ются огром­ные испо­лины… сколько должно совер­шиться в при­роде, прежде чем дуб выма­хает наверх…

То же самое – в исто­рии. Хри­стос срав­ни­вает Цар­ство Божие с дере­вом и с заквас­кой. Это не совре­мен­ные ана­ло­гии. Даже марк­сист­ские исто­рики гово­рили о «рево­лю­ци­он­ном яде Еван­ге­лия». Он посто­янно давал себя знать в виде раз­лич­ных оппо­зи­ци­он­ных дви­же­ний.

Путь, кото­рый начер­ты­вает нам Еван­ге­лие, нелег­кий. Для неко­то­рых он выгля­дит неуютно, подобно дви­же­нию вверх по скалам. Но нам пред­ло­жен именно этот путь. И на нем при­дется пройти через сомне­ния, иска­ния, душев­ные кри­зисы, и только воля, устрем­лен­ная как стрела в цель, пове­дет нас вверх. И нако­нец, вы ска­жете, ну а если воля осла­беет… Да, она не только сла­беет, она в общем-то… дока­зы­вает свое банк­рот­ство. Тут был один вопрос, как пони­мать тол­стов­ское тол­ко­ва­ние Еван­ге­лия. Тол­стой любил слово «само­со­вер­шен­ство­ва­ние». Слово хоро­шее. Но бес­смыс­лен­ное. Никто нико­гда сам себя усо­вер­шен­ство­вать не мог. Каждый из нас хорошо знает по себе, что мы под­ни­ма­емся и опять падаем. За волосы мог выта­щить себя только барон Мюн­ха­у­зен.

Одна из пред­по­сы­лок начала под­линно хри­сти­ан­ского пути – это нрав­ствен­ная внут­рен­няя чест­ность. Апо­стол Павел пока­зал это бле­стяще. Он сказал: «то, что нена­вижу, то люблю. Горе мне, два чело­века живут во мне». И мы все это знаем. И к этому он доба­вил другое: если мы не можем само­со­вер­шен­ство­ваться, то мы можем быть открыты тому дви­же­нию, кото­рое к нам идет сверху; сила бла­го­дати может дей­ство­вать так, что чело­век неспо­соб­ный к победе, побеж­дает. Чело­век, от кото­рого нельзя было ожи­дать чуда, – вдруг совер­шает чудо.

«Сила Божия в немощи совер­ша­ется», – вот что гово­рит нам Писа­ние. В немощи. И порой, чем более слабым кажется чело­век. тем более уди­ви­тель­ные вещи он может совер­шить с помо­щью высшей силы. Значит, здесь так же, как в исто­ках – бого­че­ло­ве­че­ский прин­цип. Чело­век идет вверх, и ему про­тя­нута рука.

Вера пред­по­ла­гает воз­мож­ность чуда, то есть нару­ше­ние есте­ствен­ного порядка вещей в любое время и в любом месте. Но как пове­рить в воз­мож­ность явле­ния Бого­ро­дицы на Кали­нин­ском про­спекте (т.е. в чудо столь прямое и без­услов­ное, каковы, напри­мер, еван­гель­ские чудеса?»

А.М. – Чудо не сверхъ­есте­ствен­ное явле­ние в прямом смысле слова. Сверхъ­есте­стве­нен только Тот, Кто стоит над есте­ством, т.е. над при­ро­дой. А все осталь­ное есте­ственно, только по-раз­ному. Уверен, что вос­кре­ше­ние мерт­вых – это соот­вет­ствует какому-то таин­ствен­ному, нам неве­до­мому есте­ству.

Я, напри­мер, нико­гда не нуж­дался ни в каких чуде­сах, хотя их очень много видал в жизни, всяких необык­но­вен­ных вещей, но они меня не очень инте­ре­со­вали. Может, это просто личное, субъ­ек­тив­ное. Со мной слу­ча­лись разные – я назы­ваю это фено­мены, так этот фено­мен, он не менее инте­ре­сен, чем устрой­ство какой-нибудь голо­ту­рии.

Ну а насчет Кали­нин­ского про­спекта. Вооб­ра­зим, что некий там архан­гел явился перед Гос­пла­ном. Все работ­ники его падают ниц перед эти огнен­ным чудом- что им еще оста­ется делать? Это будет вера, ничего не сто­я­щая, вера, порож­ден­ная стра­хом неумо­ли­мого факта, кото­рый сва­ли­ва­ется на чело­века, как камень на голову. Это про­ти­во­ре­чит всему, что мы знаем о замыс­лах Творца по отно­ше­нию к чело­веку.

Сво­бода, и еще раз сво­бода. Более того, даже если бы бытие Божие было бы дока­зано с мате­ма­ти­че­ской точ­но­стью – это бы про­ти­во­ре­чило замыс­лам Божиим, потому что чело­веку некуда было бы деться.

Я всегда вспо­ми­наю рас­сказ Сартра про себя; когда он был малень­ким, он прожег коврик и вдруг почув­ство­вал, что Бог на него смот­рит и некуда деться, потому что он совер­шил это без­об­ра­зие, и маль­чик стал ругать Бога. С тех пор он больше не чув­ство­вал Бога. Он просто от Него сбежал, сбежал эдаким эмо­ци­о­наль­ным обра­зом. Такой Бог, как кувалда, кото­рый висит над нами, это про­ек­ция наших пред­став­ле­ний.

Теперь еще один част­ный вопрос:

Тре­бует ли вера бук­валь­ного пони­ма­ния того, о чем гово­рится в Еван­ге­лии, или собы­тия, опи­сан­ные в Еван­ге­лии (осо­бенно чудеса) должны быть истол­ко­ваны ино­ска­за­тельно? Допу­стимо ли для веру­ю­щего такое отно­ше­ние к тексту Еван­ге­лия, какое было у позд­него Тол­стого (т.е. такое, как ко вся­кому тексту)?

А.М. – В Ветхом Завете многие опи­са­ния чудес явля­ются лишь поэ­ти­че­скими мета­фо­рами. Потому что Ветхий Завет, как я Вам уже гово­рил, это слож­ная система жанров, и когда там гово­рится, что горы скачут и прочее, – не надо при­ни­мать это бук­вально. Это язык поэзии, саги, ска­за­ния, легенды…

Но Еван­ге­лие по своему жанру пред­став­ляет совсем иное. Это текст, дошед­ший до нас непо­сред­ственно из круга людей, живших во вре­мена Христа. Слова Его доне­сены почти с бук­валь­ной точ­но­стью. Почему мы должны сомне­ваться, что Он исце­лил сле­по­рож­ден­ного, когда исто­рия знает многих чудо­твор­цев и цели­те­лей всех рангов. В Еван­ге­лии чудо не столько то, что Хри­стос поднял пара­ли­тика, а в том, что Хри­стос Сам был чудом.

Я, во всяком случае, пони­маю все рас­сказы об исце­ле­ниях вполне бук­вально. Может быть, какие-то отдель­ные моменты мы не совсем точно пони­маем, скажем, чудо с гада­рин­скими бес­но­ва­тыми, когда свиньи бро­си­лись с обрыва. Но это совсем не глав­ное и не суще­ствен­ное.

«Допу­стимо ли для веры такое отно­ше­ние к тек­стам Еван­ге­лия, какое было у Тол­стого?» Да, Еван­ге­лие есть книга, как я уже гово­рил вам, напи­сан­ная людьми. Бого­словы изу­чают сейчас, как они ее писали, при каких обсто­я­тель­ствах, как редак­ти­ро­вали, суще­ствует целая наука, биб­ле­и­стика, кото­рая это иссле­дует, но она иссле­дует обо­лочку, сред­ства, при помощи кото­рых Дух Божий и бого­вдох­но­вен­ный автор доно­сят до нас самую суть. Мы должны стре­миться уло­вить, найти этот смысл.

А Тол­стой ничего подоб­ного не делал. Он брал Еван­ге­лие, Коран, Авесту и пере­пи­сы­вал их на такой лад, будто все их авторы – тол­стовцы. Я очень ценю Тол­стого и уважаю его поиски – но его инте­ре­со­вало только одно: свое миро­ощу­ще­ние, свое миро­воз­зре­ние. С помо­щью пове­стей, рома­нов, трак­та­тов, с помо­щью интер­пре­та­ции и пере­делки всех свя­щен­ных и несвя­щен­ных книг мира. Но это совсем другое. Тол­стой гово­рил о себе, о своем – он меньше всего инте­ре­со­вался Еван­ге­лием. Горь­кий вспо­ми­нает, что когда он бесе­до­вал с Тол­стым на эти темы, он чув­ство­вал, что Тол­стой ува­жает Будду, а о Христе гово­рит холодно, он не любит Его. Он был ему глу­боко чужд.

Еще один част­ный вопрос:

Обряд кажется игрой (пусть кра­си­вой), выдум­кой, чем-то внеш­ним и необя­за­тель­ным по отно­ше­нию к тому, что свя­зано с мыс­лями о Боге, с поис­ками веры. Зачем вере обряд и можно ли глу­боко верить вне обря­до­во­сти? Этот вопрос воз­ни­кает еще и потому, что сейчас, похоже, есть много людей, для кото­рых не по тра­ди­ции, а по соб­ствен­ному выбору обря­до­вая сто­рона доми­ни­рует над дру­гими сто­ро­нами отно­ше­ния к Богу («цер­ков­ный фор­ма­лизм»).

А.М. – Обряд, конечно, это не выдумка. Обряд, как я уже сказал, есть внеш­нее выра­же­ние внут­рен­ней жизни чело­века. Мы иначе не можем ее выра­зить, мы ведь душевно-телес­ные суще­ства. Пред­ставьте себе, что вам очень смешно, но вам запре­щают сме­яться, или вы хотите выра­зить свое него­до­ва­ние, но вы не можете никак внешне про­явить. Вы встре­тили чело­века, кото­рого вы любите, а вам раз­ре­шают бесе­до­вать с ним только через стекло, вы не можете даже при­кос­нуться к нему. Сразу чув­ству­ется изъян, ущерб­ность. Мы всегда выра­жаем все свои чув­ства, и глу­бо­кие, и поверх­ност­ные. И все это рож­дает уста­но­вив­ши­еся быто­вые обряды: поце­луи, руко­по­жа­тия, руко­плес­ка­ния, все что угодно. Более того, обряд служит для поэ­ти­за­ции, укра­ше­ния наших эмоций.

Скажем чело­века, кото­рый стоит над гробом, может охва­тить ужас, он может прийти в состо­я­ние, близ­кое к поме­ша­тель­ству. Но вот при­хо­дит обряд, и он начи­нает читать какой-то плач. Сейчас уже, правда, редко бывает, но в дерев­нях в Сибири, я встре­чал такие вещи. Жен­щина стоит и при­чи­тает, так, как при­чи­тала ее мать, ее бабка… Я наблю­дал, как этот речи­та­тив, это пение вдруг ее эмоции не гасит, а… про­свет­ляет, делает совсем иными. Если кто из вас бывал на отпе­ва­нии цер­ков­ном, – хотя это у нас и не всегда кра­сиво совер­ша­ется, – но это совсем иное, когда чело­века несут, куда-то засо­вы­вают и все. Вдруг что-то сни­ма­ется, эмоции под­ни­ма­ются ввысь. Вот что такое обряд.

Кроме того, обряд объ­еди­няет людей. Люди пришли в цер­ковь молиться, они встали вместе на колени… Это состо­я­ние души охва­ты­вает всех вместе. Конечно, есть люди, кото­рым это как бы не нужно. Но я таких не встре­чал. Многие гово­рят, что им не нужно. Но на самом деле, если вера про­ни­зы­вает их жизнь цели­ком, по-насто­я­щему, то для них это необ­хо­димо.

Другое дело, что обряд меня­ется, что с тече­нием веков он транс­фор­ми­ро­вался неод­но­кратно. Скажем, сейчас в Африке литур­гию совер­шают при звуках там­та­мов, чуть не танцуя, а где-нибудь в про­те­стант­ских стра­нах крайне упро­щен­ное бого­слу­же­ние. При­чина – другая пси­хо­ло­гия.

Я рас­ска­зы­вал, по-моему, как один мой зна­ко­мый писал мне из Парижа, что осмат­ри­вал соборы (он долгое время не был во Фран­ции, потом вер­нулся и пошел по собо­рам), он вдруг понял, что они бро­шены, как будто бы здесь живет другое племя, испо­ве­ду­ю­щее другую рели­гию. Гигант­ские готи­че­ские алтари пустуют. И где-то в углу, соби­рав­ши­еся группы веру­ю­щих на малень­ких сто­ли­ках совер­шают по-фран­цуз­ски литур­гию. А вся эта сред­не­ве­ко­вая помпа никого уже больше не инте­ре­сует. Она не нужна. Туда соби­ра­ются на похо­роны пре­зи­дента или что-нибудь в этом роде. Насту­пила иная фаза в рели­ги­оз­ном созна­нии. И тем не менее совсем обряд из жизни не ушел. Наи­бо­лее упро­стили его бап­ти­сты, но если вы пой­дете к ним на собра­ние, вы уви­дите, что эле­менты обряда все равно у них оста­лись

Только не надо, я еще раз повто­ряю, путать глав­ное, суще­ствен­ное с вто­ро­сте­пен­ным. Вот из-за этой пута­ницы воз­ни­кает цер­ков­ный фор­ма­лизм. Он очень много принес бед­ствий вообще Церкви и в част­но­сти Рус­ской Церкви. Вы знаете, что в 17 веке от нее отко­ло­лась наи­бо­лее актив­ная, наи­бо­лее энер­гич­ная масса людей, может, даже ядро цер­ков­ной массы, – только на том осно­ва­нии, что люди кре­сти­лись не так. Этим самым Рус­ская Цер­ковь была надолго рас­ша­тана, обес­кров­лена. Раскол ста­ро­об­ряд­че­ства ска­зался даже в 20 веке. Потому что наи­бо­лее силь­ные люди ушли из церкви. Почему? Они решили, что основа хри­сти­ан­ства заклю­ча­ется в этих вещах и за них нужно уме­реть.

И нако­нец сле­ду­ю­щий вопрос:

Веро­ис­по­ве­да­ние, в отли­чие от фило­соф­ских взгля­дов, чаще всего зави­сит от внеш­них обсто­я­тельств, от того, где чело­век родился и вырос. Веро­ятно, боль­шин­ство рев­ност­ных хри­стиан были бы в Турции мусуль­ма­нами, ита­лья­нец, вырос­ший в рус­ской семье – пра­во­слав­ным, а не като­ли­ком, и так далее. Не заблуж­де­ние ли тогда счи­тать един­ственно истин­ной свою веру, другие же – лож­ными? Но и усред­нен­ная «вера вообще» кажется чем-то совсем искус­ствен­ным и мерт­вым вроде эспе­ранто. Как раз­ре­шить это про­ти­во­ре­чие?

А.М. – Во-первых, это не совсем точно, что вера чело­века исклю­чи­тельно зави­сит от обсто­я­тельств. Разу­ме­ется, мы все свя­заны с вос­пи­та­нием, окру­же­нием, стра­ной, куль­ту­рой. Но в язы­че­ском мире были хри­сти­ане. И они не только жили в ино­вер­че­ском окру­же­нии, но они тер­пели еще гоне­ния за это в тече­ние ряда веков. Когда появился ислам, он тоже появился в язы­че­ской среде и рас­про­стра­нялся вовсе не потому, что кругом люди верили в еди­ного Бога. Мусуль­ма­нам при­хо­ди­лось про­би­вать дорогу исламу. Поэтому здесь нельзя ста­вить в обя­за­тель­ную, прямую и жест­кую пози­цию веру и обсто­я­тель­ства. Более того, буд­дизм возник в той среде, где, в конце концов, не был принят и был изверг­нут. Как вы знаете, буд­дизма в Индии фак­ти­че­ски нет. Хри­сти­ан­ство роди­лось в недрах иуда­изма, кото­рый в своей зна­чи­тель­ной части остался на пози­циях Вет­хого Завета. Рели­гия Авесты, зоро­астрий­ская рели­гия воз­никла в Персии, где она теперь не суще­ствует, она пере­ко­че­вала в Индию. В общем, такой связи жест­кой нет.

Второе: можно ли счи­тать свою веру един­ственно истин­ной? Этот вопрос опять про­дик­то­ван ста­ти­че­ским пони­ма­нием веры. Бого­по­зна­ние – это про­цесс. Чело­век смутно чув­ствует реаль­ность Бога – это уже вера, какая-то началь­ная ее сту­пень. Если люди чув­ствуют вели­чие духа до такой сте­пени, что почи­тают майей, иллю­зией, бредом окру­жа­ю­щий мир – это только один из аспек­тов веры. Если мусуль­ма­нин верит в еди­ного Бога как вла­сти­теля исто­рии и чело­века, он тоже испо­ве­дует по-своему истин­ную веру. Свя­ти­тель Инно­кен­тий Хер­сон­ский, рус­ский про­по­вед­ник 19-го века срав­ни­вал Бога с солн­цем, а людей раз­лич­ных веро­ис­по­ве­да­ний с жите­лями раз­лич­ных поясов Земли. Если где-то у поляр­ных льдов не видят Солнца по пол­года, и оно дохо­дит до них в слабом отблеске, то на эква­торе оно палит с полной силой. Точно так же в исто­ри­че­ском раз­ви­тии рели­гий все больше и больше нара­щи­ва­лось при­бли­же­ние к Богу.

Итак, мы можем ска­зать, что ни одна из рели­гий не явля­ется абсо­лютно ложной. Все они несут в себе какой-то эле­мент, фазу или сту­пень к истине. Разу­ме­ется, в раз­лич­ных рели­гиях есть поня­тия и пред­став­ле­ния, кото­рые хри­сти­ан­ское созна­ние отме­тает. Напри­мер, поня­тие о том, что земная жизнь не имеет ника­кой цен­но­сти. Поня­тие, раз­вив­ше­еся в недрах индий­ских рели­гий. Мы не при­ни­маем такой кон­цеп­ции, но мы не счи­таем, что мисти­че­ский опыт Индии и вообще вся ее рели­ги­оз­ная тра­ди­ция ложна. Более того, в недрах самого хри­сти­ан­ства могут воз­ни­кать ложные аспекты, скажем, обря­до­ве­рие, начет­ни­че­ство. Скажем, какой-нибудь инкви­зи­тор, кото­рый счи­тает, что, сжигая ере­ти­ков, он совер­шает дело Божие, – он же тоже ослеп­лен роко­вым заблуж­де­нием, но не потому, что ложно хри­сти­ан­ство, а потому, что чело­век сбился с пути.

Мы, будучи хри­сти­а­нами, верим и знаем, что все эти аспекты хри­сти­ан­ство в себя вобрало и в себе содер­жит. Таким обра­зом, оно уже явля­ется не рели­гией, а сверх­ре­ли­гией. В виде образа можно себе пред­ста­вить так, что все рели­гии – это руки чело­ве­че­ские, про­стер­тые к Небу, это сердца, устрем­лен­ные куда-то ввысь. Это поиск Бога, и догадки, и про­зре­ния. В хри­сти­ан­стве есть ответ, кото­рый люди должны уже усво­ить, реа­ли­зо­вать и дать в свою оче­редь ответ. Отве­том будет вся наша жизнь, все наше слу­же­ние, все наше бытие.

Источник