синестезия можно ли развить

Фрагмент книги «Всеобщая история чувств» Дианы Акерман о том, как люди творческих профессий использовали синестезию для стимуляции вдохновения.

Повседневная жизнь — это непрерывная атака на восприятие, и у каждого из нас ощущения в определенной степени накладываются одно на другое. Как утверждает гештальт-психология, если дать людям список бессмысленных слов и поручить связать их с контурами и цветом, то определенные звучания будут в довольно четком порядке ассоциироваться с определенными очертаниями. Еще удивительнее то, что этот порядок будет сохраняться для испытуемых и из США, и из Англии, и с полуострова Махали, который вдается в озеро Танганьика. Люди с развитой синестезией тоже склонны реагировать предсказуемо.

Исследование двух тысяч синестетиков, принадлежавших к различным культурам, выявило большое сходство в ассоциации цветов и звучания. Низкие звуки часто ассоциируются у людей с темными цветами, а высокие — с яркими.

В определенной степени синестезия встроена в нашу систему чувств. Но сильная природная синестезия встречается у людей редко — примерно у одного на пять тысяч, — и невролог Ричард Сайтовик, прослеживающий основы этого феномена в лимбической системе, самой примитивной части мозга, называет синестетиков «живыми ископаемыми когнитивной системы», потому что у этих людей лимбическая система не полностью управляется куда более сложной (и возникшей на более позднем этапе эволюции) корой головного мозга. По его словам, «синестезия… может служить воспоминанием о том, как видели, слышали, обоняли, ощущали вкус и осязали первые млекопитающие».

Некоторых синестезия лишь раздражает, но другим она идет во благо. Для человека, желающего избежать сенсорной перегрузки, это может быть и небольшая, но беда, зато настоящие творческие натуры она воодушевляет. Среди наиболее известных синестетиков — немало людей искусства. Композиторы Александр Скрябин и Николай Римский-Корсаков в своей работе легко ассоциировали музыку с цветами. Для Римского-Корсакова тональность до мажор была белой, а для Скрябина — красной. Ля мажор у Римского-Корсакова розовая, у Скрябина — зеленая. Еще удивительнее то, что результаты их музыкально-цветовой синестезии порой совпадали. Ми мажор у обоих была голубой (у Римского-Корсакова — сапфирового оттенка, у Скрябина — бело-голубой), ля-бемоль мажор — пурпурной (у Римского-Корсакова — серовато-лиловой, у Скрябина — пурпурно-лиловой), ре мажор — желтой и т. д.

Для писателей синестезия тоже благотворна — иначе разве бы они описывали так выразительно ее проявления?

Доктор Джонсон однажды сказал, что «алый цвет лучше всего передает металлический крик трубы». Бодлер гордился своим «сенсорным эсперанто», а один из его сонетов, где связаны между собой ароматы, цвета и звуки, оказал огромное влияние на влюбленных в синестезию символистов.

Мало кому удалось написать о синестезии столь точно и изящно, как Владимиру Набокову, который в автобиографии «Память, говори» анализировал то, что называл «цветным зрением»:

Не знаю, впрочем, правильно ли говорить о «слухе», цветное ощущение создается, по-моему, самим актом голосового воспроизведения буквы, пока воображаю ее зрительный узор. Долгое «a» английского алфавита… имеет у меня оттенок выдержанной древесины, меж тем как французское «а» отдает лаковым черным деревом. В эту «черную» группу входят крепкое «g» (вулканизированная резина) и «r» (запачканный складчатый лоскут).

Овсяное «n», вермишельное «l» и оправленное в слоновую кость ручное зеркальце «о» отвечают за белесоватость. Французское «on», которое вижу как напряженную поверхность спиртного в наполненной до краев маленькой стопочке, кажется мне загадочным.

Переходя к «синей» группе, находим стальную «x», грозовую тучу «z» и черничную «k». Поскольку между звуком и формой существует тонкая связь, я вижу «q» более бурой, чем «k», между тем как «s» представляется не поголубевшим «с», но удивительной смесью лазури и жемчуга. Соседствующие оттенки не смешиваются, а дифтонги своих, особых цветов не имеют, если только в каком-то другом языке их не представляет отдельная буква (так, пушисто-серая, трехстебельковая русская буква, заменяющая английское «sh», столь же древняя, как шелест нильского тростника, воздействует на ее английское представление).

Писатели — странные люди. Мы бьемся в поисках идеального слова или блестящей фразы, которые позволят каким-то образом сделать внятной для других лавину уникальной осознанной информации. Мы живем в ментальном гетто, где из каждой работоспособной идеи, если дать ей должное побуждение — немного выпивки, небольшая встряска, деликатное обольщение, — может вырасти впечатляющий труд. Можно сказать, что наши головы — это конторы или склепы. Наше творчество словно обитает в маленькой квартирке в доме без лифта в Сохо. Нам известно, что сознание пребывает не только в мозгу, но вопрос о том, где оно находится, не уступает по сложности вопросу о том, как оно работает.

Кэтрин Мэнсфилд однажды сказала, что взрастить вдохновение можно, лишь очень тщательно «ухаживая за садом», и я считаю, что она имела в виду нечто более управляемое, нежели прогулки Пикассо в лесу Фонтенбло, где он «до несварения объедался зеленью», которую ему позарез нужно было вывалить на холст.

Или, возможно, она имела в виду именно это: упорно возделывать знание о том, где, когда, как долго и как именно действовать, — а потом приступить к действию, и делать это как можно чаще, даже если устал, или не в настроении, или недавно совершил несколько бесплодных попыток. Художники славятся умением заставлять свои ощущения работать на себя и порой используют поразительные фокусы синестезии.

Шиллер складывал в ящик стола гниющие яблоки и вдыхал их едкий запах, если затруднялся найти нужное слово. Потом он задвигал ящик, но запах оставался у него в памяти.

Исследователи из Йельского университета установили, что пряный аромат яблок оказывает сильный бодрящий эффект и может даже предотвращать панические атаки. Шиллер мог установить это опытным путем. Что-то в сладкой затхлости этого запаха взбадривало его мозг и успокаивало нервы.

Эми Лоуэлл, как и Жорж Санд, за письменным столом курила сигары и в 1915 году закупила 10 тысяч любимых ею манильских второсортных сигар, чтобы наверняка обеспечить питанием свои творческие печи. Это Лоуэлл сказала, что обычно «швыряет» идеи в подсознание: «…как письмо в почтовый ящик. Через шесть месяцев у меня в голове начинают возникать слова стихотворения. Слова будто бы проговариваются в голове, но их никто не произносит». Потом они обретают форму, окутанные облаком дыма. И доктор Сэмюэль Джонсон, и поэт У.Х. Оден более чем неумеренно пили чай — сообщалось, что Джонсон частенько выпивал за один присест двадцать пять чашек. Джонсон умер от удара, но непонятно, могло ли это явиться следствием злоупотребления чаем. Виктору Гюго, Бенджамину Франклину и многим другим лучше всего работалось, если они раздевались донага.

Д.Х. Лоуренс однажды признался, что любил лазить нагишом по шелковичным деревьям — их длинные ветви и темная кора служили для него фетишем и стимулировали мысли.

Колетт начинала творческий день с вылавливания блох у своей кошки; мне нетрудно представить, как методичное перебирание и разглаживание меха помогало сосредоточить разум сибаритки. Кстати, эта женщина никогда не путешествовала налегке, а всегда требовала брать с собой большие запасы шоколада, сыров, мясных деликатесов, цветов и багетов в каждую, даже непродолжительную поездку. Харт Крейн обожал шумные вечеринки, но в разгар веселья всегда исчезал, бежал к пишущей машинке, включал запись кубинской румбы, потом «Болеро» Равеля, потом любовную балладу, после чего возвращался «с багрово-красным лицом, пылающими глазами, стоящими дыбом уже седеющими волосами. Во рту у него торчала пятицентовая сигара, которую он вечно забывал закурить. В руках он держал два-три листа машинописного текста… «Прочти-ка! — говорил он. — Величайшее стихотворение в мировой литературе!» Это рассказывал Малкольм Каули, который приводит много других примеров того, как Крейн напоминал ему «еще одного друга, знаменитого убийцу лесных сурков», когда писатель «пытался выманить вдохновение из тайного убежища пьянством, смехом и музыкой фонографа».

Стендаль, работая над «Пармской обителью», каждое утро читал две-три страницы французского Гражданского кодекса, чтобы, по его словам, «настроиться на нужный тон». Уилла Кэзер читала Библию.

Александр Дюма-отец писал публицистику на бумаге розового цвета, беллетристику — на голубой, а стихи — на желтой. Он был чрезвычайно организованным человеком, вплоть до того, что для лечения бессонницы и утверждения привычек ежедневно в семь утра съедал яблоко под Триумфальной аркой. Киплингу требовались самые черные чернила, какие только удавалось найти; он мечтал о том, чтобы «завести чернильного мальчика, который растирал бы мне индийские чернила», как будто сама тяжесть черноты должна была сделать его слова столь же значимыми, как и его воспоминания.

Альфред де Мюссе, любовник Жорж Санд, признавался, что его больно задевало, когда она сразу после секса кидалась к письменному столу (а такое случалось часто).

Впрочем, Жорж Санд не превзошла Вольтера, который пристраивал лист бумаги прямо на обнаженной спине любовницы. Роберт Льюис Стивенсон, Марк Твен и Трумэн Капоте обычно писали лежа. Капоте даже объявил себя «абсолютно горизонтальным писателем». Хемингуэй работал стоя — те, кто учится литературному мастерству, часто запоминают это, но пропускают мимо ушей то, что стоял он не потому, что воспринимал себя стражем суровой прямодушной прозы, а из-за больной спины, поврежденной при крушении самолета. Кстати, перед тем как приступить к работе, Хемингуэй фанатично затачивал карандаши. Считается, что, когда Эдгар По писал, у него на плече сидела кошка. Стоя работали Томас Вулф, Вирджиния Вулф и Льюис Кэрролл; сообщение Роберта Хендриксона в работе «Литературная жизнь и другие курьезы» (The Literary Life and Other Curiosities) гласило, что Олдос Хаксли «частенько писал носом». Сам Хаксли в книге «Как исправить зрение» (The Art of Seeing) утверждал: «После короткого „рисования носом“ наступит значительное временное улучшение зрения».

Расспрашивая некоторых друзей о том, как они привыкли организовывать свой писательский труд, я ожидала рассказов о каких-нибудь вычурных ухищрениях — стоять в канаве и насвистывать «Иерусалим» Блейка или, может быть, наигрывать на трубе мелодию открытия скачек на ипподроме в Санта-Аните, поглаживая пестрые колокольчики наперстянки.

Но большинство из них уверяли меня, что ничего подобного у них нет — ни привычек, ни суеверий, ни особых обычаев. Я позвонила Уильяму Гэссу и слегка надавила на него.

— Неужели у вас нет никаких необычных привычек и способов организации работы? — спросила я насколько могла нейтрально. Мы три года проработали вместе в Вашингтонском университете, и я знала, что за его маской тихого профессора скрывается поистине экзотическая интеллектуальная натура.

— Нет, боюсь, я очень скучный человек, — вздохнул он. Я слышала, как он устраивался поудобнее на лестнице в своей кладовке. И, поскольку его сознание очень походило на захламленную кладовку, это казалось очень кстати.

— Как начинается ваш день?

— О, я посвящаю пару часов фотографированию, — ответил он. — И что же вы фотографируете?

— Ржавые, заброшенные, безнадзорные, выморочные уголки города. В основном тлен и грязь, — сообщил он тоном «а что тут такого?», небрежным, как взмах ладони.

— Значит, вы каждый день фотографируете тлен и грязь? — Почти каждый.

Источник

Синестезия

Русский художник Василий Кандинский обладал удивительной способностью видеть звуки. Услышав на концерте музыку австрийского композитора Арнольда Шёнберга, он вернулся домой и под впечатлением всего за два дня написал картину «Импрессия III». Позже в своём дневнике он так описывал рождение зрительных образов: «Скрипки, басы, духовые инструменты воплощали в моём восприятии всю силу предвечернего часа, мысленно я видел все мои краски, они стояли у меня перед глазами. Бешеные, почти безумные линии рисовались передо мной».

Рис. 1. Василий Кандинский. Импрессия III. 1911 год

Похожие причуды были обнаружены у многих знаменитых людей. Композитор Людвиг ван Бетховен называл тональность ре-мажор «оранжевой». Японская пианистка Хироми Уэхара никогда не говорила музыкальными терминами, она объясняла своим ученикам цветами: «Играй красный» — когда нужно сыграть ярко, «Играй синий» — когда надо было показать грусть. Физик Ричард Фейнман видел свои формулы в цвете. Патрисия Линн Даффи, написавшая книгу о синестезии, в детстве сказала отцу: «Я поняла — чтобы сделать „R“, мне нужно сначала написать „P“, а затем нарисовать линию вниз от петли. Меня так удивило, что я могу превратить жёлтую букву в оранжевую, просто добавив чёрточку». Знаменитый парфюмер Фредерик Маль всегда ощущал цвет создаваемого аромата. Парфюмеры также часто описывают ароматы через звук («он пронзительно звучит»), геометрию («у него округлая форма»), вкус («сладкий аромат»), текстуру («мягкий аромат»).

Эти странности нужно было назвать каким-то научным словом, чтобы не стыдно было их изучать. Поэтому учёные предложили серьёзный термин — синестезия (от древнегреческого син— ‘вместе’ и эстезис ‘ощущение’): это феномен, при котором активация одной воспринимающей системы (например, слуховой) ведёт к отклику другой воспринимающей системы (например, зрительной). Учёные предположили, что мозг гениев работает как-то по-особенному, устанавливает связи между неожиданными событиями и явлениями. Стали активно изучать феномен синестезии. Оказалось, этот феномен встречается не только у гениев.

Согласно последним исследованиям британского психолога Джейми Уорда, около 4% взрослых людей являются синестетиками. Самая распространённая синестезия — графемно-цветовая (когда у людей буквы вызывают цветовые ощущения, например, буква А — красная, Б — серая и т.д.). Также довольно часто встречаются синестезии, когда люди видят в цвете дни недели, цифры, времена года. Более редкие формы синестезии — когда буквы или слова вызывают вкусовые или тактильные ощущения. Например, один синестетик ощущает вкус хлеба, смоченного в томатном супе, когда слышит слово «это».

Как отличить синестетика от фантазёра? Самый распространённый метод — учёные просят испытуемых поставить в соответствие буквам (дням недели) цвета, а сами засекают, как много времени требуется человеку. Синестетикам требуется всего пара секунд. Люди без синестезии отказываются выполнять задание или делают это долго. Кроме того, учёные повторяют эксперимент через неделю, месяц, год. Взрослые синестетики выбирают те же самые цвета, взрослые без синестезии каждый раз выбирают разные цвета. Вычислить ребёнка-синестетика не так просто. В 2013 году учёные выяснили, что у шестилетних синестетиков постоянные цвета имеют только 35% букв. И только к 11 годам соответствие букв и цветов становится устойчивым.

Одна из гипотез состоит в том, что синестезия — это ассоциация (от лат. associare — ‘соединять’). Натан Витхофт и его коллеги обнаружили, что синестетики, рождённые в 1970–1985 годах, чаще всего выбирают вполне определённые цвета букв. Эти цвета соответствовали набору детских магнитных буковок фирмы «Фишер-Прайс», впервые выпущенных в 1966 году. Иначе говоря, в детстве, когда ощущения были особенно яркие, испытуемые играли с цветными буквами-магнитиками. И когда они стали взрослыми, всякий раз, как только испытуемые видели букву, её цвет невольно воспроизводился в их памяти.

Рис. 2. Эксперимент Натана Витхофта. Слева — набор буковок «Фишер-Прайс», справа — цветовые ассоциации 400 синестетиков, рождённых в 1970–1985 гг. Фото: PLOS One

Не в обиду доктору Витхофту, принцип ассоциации сформулировал ещё Аристотель, живший в 384–322 годах до н. э. Аристотель полагал, что если ощущения А и В совпали по времени, то впоследствии одно будет непроизвольно вызывать в памяти другое. Так что вряд ли Аристотель удивился бы, встретив синестетика.

Для чего нужна синестезия? Некоторые исследователи полагают, что она может облегчать распознавание похожих символов. Например, стоит такая задача: как можно быстрее отыскать двойки среди пятёрок. Синестетик справляется с задачей быстрее.

Рис. 3. Тест на выявление синестезии. Фото: Edhubbard (en.wikipedia.org)

Доктор Нейр и доктор Бранг предположили, что синестезия существует в скрытом виде у всех людей. В 2019 году они спровоцировали синестетические переживания у несинестетиков с помощью простой процедуры. Они заставили своих испытуемых сидеть в кромешной темноте и подавали звуки через разные промежутки времени. Если испытуемый при этом ощущал какой-то свет, он должен был нажимать на кнопку. У 24% испытуемых звуки в темноте вызывали ощущение вспышек света, появление серо-голубых вкраплений, исчезающего белого цвета и т.п.

Автор настоящей статьи долгое время считала, что все люди на Земле являются синестетиками. В детстве мы сильно поссорились с братом, потому что он утверждал, будто буква «А» синяя, хотя мне было очевидно, что она красная. У мамы буква «А» была тоже красная, а папа авторитетно заявил, что буква «А» цвета не имеет, но пахнет персиком.

Источник

В 1984 году в семье ирландки и каталонца родился мальчик, которого назвали Нилом. Он родился с цветовой слепотой и до 20 лет мог различать только оттенки серого. В принципе, глазами он до сих пор видит только серый. Но в 2004 году в его череп смогли имплантировать устройство под названием Eyeborg — специальный гибкий датчик с простой камерой, которая считывает цвета и посылает Нилу звуковой сигнал. И он стал слышать цвет.

Сначала Нил долго не мог привыкнуть к постоянной какофонии в своей голове. Однако со временем он научился различать цвета по закрепленным за ними нотам. А позже развил и обратную способность: звуки определенной тональности стали вызывать у него ощущения соответствующих цветов.

Так Нил Харбиссон развил синестезию — феномен восприятия, при котором в результате особенностей в работе мозга разные сигналы и чувства смешиваются, дополняют друг друга и сливаются в единое ощущение. А еще Харбиссон стал первым в мире официально признанным киборгом, но это совсем другая история.

Синестезия — малоизученный, но доказанный феномен восприятия, при котором раздражение в одной системе ощущений ведет к автоматическому отклику в другой.

Ваш браузер не поддерживает данный формат видео.

Цвет и звук для Нила теперь взаимосвязаны и неотделимы друг от друга. Свою способность «видеть» звуки в цвете Харбиссон использует в творчестве: например, он пишет картины, на которых в цвете изображает, как для него звучат музыкальные произведения и человеческие голоса.

У Харбиссона синестезия проявилась вследствие использования технологий. Это уникальный случай: у подавляющего большинства синестетов (или синестетиков, оба варианта допустимы) этот феноменальный способ чувствовать — врожденный.

Развить синестезию в себе искусственно нельзя, но люди могут испытывать похожие ощущения при некоторых видах эпилепсии и травмах головы, медитации и сенсорной депривации, а также при употреблении психотропных веществ.

Антон Сидоров-Дорсо, один из авторов программы исследования «Антропология синестезии», руководитель проекта по исследованию синестезии в детском возрасте ЦМИСД МГППУ, сооснователь и член правления Международного сообщества синестетов, деятелей искусства и науки, считает, что отличить синестезию от богатого воображения довольно просто.

Ваш браузер не поддерживает данный формат видео.

Ваш браузер не поддерживает данный формат видео.

Он объясняет, что от простых ассоциаций синестезию отличает непроизвольность связей (чувства «соединяются» непроизвольно, подсознательно) и постоянство ощущений, которые не меняются с течением времени. Чаще всего эти группы чувств включают в себя «материальные» ощущения: осязательные, зрительные, слуховые, вкусовые, обонятельные.

«Кроме того, сам синестет не может объяснить свои реакции: они немотивированны и редко имеют очевидный смысл», — говорит Дорсо.

При синестезии могут «смешиваться» чувства из двух и более систем восприятия.

Например, Анастасия Г. из Москвы, когда пьет не очень хороший, дешевый кофе, помимо вкуса, ощущает его цвет и форму.

Согласно разным исследованиям, врожденной синестезией обладают от одного до четырех процентов населения Земли. От 75 до 300 миллионов человек! Фактически в радиусе двух километров вокруг вас всегда будет хотя бы один синестет. Почему же при таком их количестве мы редко сталкиваемся с ними в жизни? Все просто. Врожденные синестеты воспринимают мир таким образом всю жизнь и считают «смешение» чувств нормой. О том, что ощущения других людей отличаются, синестеты чаще всего узнают случайно. Обычно — в уже зрелом возрасте, порой — не узнают вообще. А те, кто узнает, иногда скрывают свою «инаковость», стесняясь ее или опасаясь непонимания со стороны окружающих.

Игорь Дамулин, доктор медицинских наук, профессор кафедры нервных болезней и нейрохирургии Первого МГМУ имени Сеченова, начал изучать синестезию уже состоявшимся ученым.

«Синестеты — люди абсолютно психически нормальные, — говорит Дамулин. — И один из критериев выявления синестезии — это отсутствие психической патологии». В мире синестезию изучают более ста лет, но был период, когда наука «забыла» про этот феномен. Однако современные технологии, такие как функциональная магнитно-резонансная томография, дали возможность изучать синестезию на физиологическом уровне, что породило новую волну интереса со стороны исследователей.

Тем не менее широкая публика о феномене синестезии осведомлена слабо, и синестетов, которые заявляют о себе миру, нередко склонна считать шарлатанами или сумасшедшими. Между тем с любой другой точки зрения синестеты — совершенно обычные люди. Пройдя мимо одного из них, вы даже не заподозрите, что секунду назад разминулись с одним из интереснейших феноменов нейропсихологии.

Существует более 60 видов синестезии, часто у одного человека может быть сразу несколько проявлений этой особой чувствительности. Самая распространенная форма — графемно-цветовая, при которой синестеты воспринимают в цвете буквы, цифры и их комбинации (слова и числа). При некоторых разновидностях графемы могут также дополняться ощущением объема и текстуры. Например, для Елены А. из Санкт-Петербурга буква «И» похожа на зеленый фикус. А Ангелина К. из Москвы не любит имя Илья, потому что оно черное и склизкое.

Тем не менее явление известно ученым и исследователям уже несколько веков. В середине XIX века cинестезия привлекла внимание представителей новой, зарождающейся тогда науки — психологии. Об этом феномене писали многие ученые из разных стран. Быть синестетом в определенных кругах европейского света и богемы стало модным, исследования вызвали интерес, восхищение и даже легкую зависть у людей от мира искусства. В 1871 году французский поэт Артюр Рембо написал стихотворение «Гласные», в котором столь похоже передал ощущения от графемно-цветовой синестезии, что спустя века все ещё существует миф о том, что он сам являлся синестетом.

Стихотворение Артюра Рембо «Гласные»

На самом деле из его поздней переписки стало понятно, что Рембо не был синестетом, но остался впечатленным от общения со знакомыми — носителями синестезии.

Ассоциации, образующие синестетические связи, у каждого человека формируются индивидуально. Поэтому люди с одинаковой формой синестезии могут одни и те же вещи воспринимать и чувствовать по-разному. Так, например, было в семье русского писателя Владимира Набокова.

Набоков был очень близок к истине: синестезию действительно можно унаследовать. Ученые не нашли гены, которые отвечают за развитие этого феномена, но наблюдения показывают, что у синестетов часто рождаются дети с синестезией, причем вероятнее всего — с тем же видом, что у родителей.

Второй по частоте вид синестезии — цвето-звуковая или хромостезия. При этой форме практически каждый звук, который слышит синестет, окрашивается в его сознании в определенный цвет. Именно этот вид естественно развился у Нила Харбиссона после долгого ношения Eyeborg.

Признаки хромостезии можно заметить в работах многих известных художников. К сожалению, научные методы, позволяющие однозначно установить наличие синестезии, появились совсем недавно. Поэтому о том, была ли синестезия у мастеров прошлого, судить можно лишь по косвенным признакам: переписке, отзывам современников, общим элементам в их работах. Среди современных художников синестетами точно являются, например, американец Дэвид Хокни и британка Джейн Макей.

В прошлом многие знаменитые живописцы умышлено или скорее по эстетическому наитию стремились подражать коллегам-синестетам и передавали свое творческое видение средствами, напоминающими цвето-звуковую синестезию. Например, на своей картине «Крик» норвежец Эдвард Мунк изобразил то, как, по его мнению, синестет воспринимает в цвете человеческий вопль. А русский художник Василий Кандинский, который был прекрасно осведомлен о феномене «цветного слуха», переложил «на цвет» композицию Шенберга, и в результате родилась его картина «Импрессия III (Концерт)».

Антон Сидоров-Дорсо считает, что большую часть своего метода Кандинский черпал из собственной творческой интерпретации значения цвета, абстрактных форм и связей, в том числе звука и цвета. Кандинский называл синестетов «сильно чувствующими людьми» и уподоблял их «обыгранным хорошим скрипкам, звучащим от всякого прикосновения смычком во всех своих частях и жилках». При этом сам прямо и безусловно он себя к синестетам не причислял. У природного синестета реакции (смешения цвета и звуков) немотивированные, они происходят произвольно, без умысла и стараний, объясняет Дорсо. В то же время подражатели синестетам будут «придумывать» сочетания звука и цвета, придавать им некий скрытый смысл.

Ваш браузер не поддерживает данный формат видео.

Ваш браузер не поддерживает данный формат видео.

Ваш браузер не поддерживает данный формат видео.

Доказанным синестетом был композитор Римский-Корсаков, который, наоборот, «слышал цвета», превращая музыку у себя в голове в яркие картины. Вот как он описывал свою синестезию: «Все тональности, строи и аккорды, по крайней мере для меня лично, встречаются исключительно в самой природе, в цвете облаков или же в поразительно прекрасном мерцании цветовых столбов и переливах световых лучей северного сияния. Там есть… все, что вы хотите».

Мир, в котором каждый цвет, каждый предмет «звучит» по-своему, — мелодия или какофония?

Ваш браузер не поддерживает данный формат видео.

А как вы представляете неделю? Большинство ответит, что в виде школьного дневника или календаря в телефоне. Но так не у всех.

Смешиваться могут не только сенсорные ощущения от объективно существующих раздражителей — звука, цвета, запаха, вкуса — но и от субъективно воспринимаемых: букв и цифр, эмоций, имен, характеров, времени.

Синстезия может быть связанной с абстрактными понятиями — скорее с продуктами человеческого мышления, чем с явлениями природы. Например, существуют синестеты, которые воспринимают время исключительно в пространстве. Год для них может выглядеть как кольцо, будущее лежит справа вверху, а день выглядит изогнутой лентой или разбит по часам на колонки. Это одна из разновидностей синестезии локализации последовательностей или «числовых форм». Такие виды синестезии встречаются значительно реже.

Источник