Стихи Инны Кабыш хорошо знакомы любителям поэзии (“Новый мир”, “Знамя”, “Юность”, “Дружба народов”). В 1996 году за книгу “Личные трудности” Инна Кабыш была удостоена Пушкинской премии фонда Альфреда Тёпфера (Гамбург)
Ты привези мне, дорогой, из ваших мест не мех, не перстень золотой — он для невест. Но есть на северной земле цветок такой: как он в единственном числе? Жарок? жаркой? Я не наивна, мой родной, и не юна, и мне не страшно быть одной — я не одна: мой запад весь и весь восток, и то, и сё … Кто просит аленький цветок, тот хочет всё.
А женщине чего бояться? Она не царь и не народ. Ей Пасхи ждать и красить яйца и не загадывать вперед. Где страх уста мужчине свяжет, где соблазнит мужчину бес, там женщина придет и скажет Тиберию: “Христос воскрес!”
Кто варит варенье в июле, тот жить собирается с мужем, уж тот не намерен, конечно, с любовником тайно бежать. Иначе зачем тратить сахар, и так ведь с любовником сладко, к тому же в дому его тесно и негде варенье держать.
Кто варит варенье в июле, тот жить собирается долго, во всяком уж случае зиму намерен пере-зимовать. Иначе зачем ему это и ведь не из чувства же долга он гробит короткое лето на то, чтобы пенки снимать.
Кто варит варенье в июле в чаду на расплавленной кухне, уж тот не уедет на Запад и в Штаты не купит билет, тот будет по мертвым сугробам ползти на смородинный запах. Кто варит варенье в России, тот знает, что выхода нет.
А снег пошел без проволочек, тяжелый, он летел легко: так легок стопудовый летчик на небесах, так между строчек легко бумаги молоко.
Но я-то знала, чем он платит за этот высший пилотаж, за этот вертикальный катет, и я кричала снегу : «Хватит. » Но он пошел, как входят в раж.
Как входят в толщи атмосферы, откуда нет пути назад, в судьбу как входят, кроме веры, безо всего. Себя на скверы кроша, чтоб стал вишневым сад.
ни на любви мятежном ложе, ни в доме, где царил покой, ни там, где то, что мне дороже всего: над кровною строкой.
Ни власть, ни молодость, ни сила. И лишь с младенцем у груди я день и ночь в слезах просила: «Мгновение, не проходи. «
Я знаю эту боль, я знаю этот звук, с каким любовь всегда из тела прочь уходит. Уходит в небеса, прощальный сделав круг, и целых сорок дней в них места не находит.
Я люблю тебя так, словно я умерла, то есть будто смотрю на тебя с того света, где нам каждая жилочка будет мила, где любовь так полна, что не надо ответа.
В моей бестрепетной отчизне, как труп, разъятой на куски, стихи спасли меня от жизни, от русской водки и тоски
Как беженку из ближней дали, меня пустивши на постой, стихи мне отчим домом стали, колодцем, крышею, звездой.
Я старости боялась хуже смерти: так рыба, житель вод, боится тверди: как ей вода, так мне нужна любовь.
Итак: «Кто варит варенье в июле,/тот жить собирается с мужем,»… Уже в первых строках указательное местоимение «тот» свидетельствует, что повествование идет о мужчине (или отвлеченно о мужском роде). Что подтверждается дальше, т.к. «тот» (мужчина) «не намерен, конечно,/с любовником тайно бежать.» Правила русского языка требуют здесь использования, либо местоимения «та», либо трактовки эпизода, как гомосексуального. Однако прочтение первой строфы «залпом» дает совсем иное ощущение. Речь в нем идет не о мужчине, тем более не о мужчинах гомосексуальной ориентации, но и не о женщинах… О ком тогда? Конечно, хотя и не очевидно, речь идет о народе. А народ в русском языке мужского рода. У Кабыш есть по этому поводу в другом стихотворении:
«Лучше уж слоняться в затрапезе и, делая мужчине бутерброд, понимать, что ЭТО – жанр поэзии, что мужчина – он и есть народ»
«Господи, вот он, покой, – мысли густые, кисельные. Вот он, выходит, какой: дом, занавески кисейные. Разве бывает полней? Речка, ребенок, смородина. Прочь от калитки моей, родина. »
Получается, что в первой строфе огрех из области русского языка, превращается в неочевидную метафору, которая становится практически очевидной во второй строфе, где местоимение мужского рода «тот» уже даже рифмуется со словом «народ». «Кто варит варенье в июле, тот жить собирается долго,/ во всяком уж случае зиму намерен пере-зимовать./ Иначе зачем ему это и ведь не из чувство же долга/ он гробит короткое лето на то, чтобы пенки снимать» Если народ варит варенье и гробит спины на садовых участках не из чувства долга, и пенки которые он снимает, вовсе не пенки, которые снимают те, от кого он уйти не может, тогда зачем он его варит? Ответ второй строки лежит в видимом грамматическом и слышимом фонетическим неудобье: «…во всяком уж случае зиму намерен пере-зимовать…»
«Кто варит варенье в июле в чаду на расплавленной кухне, уж тот не уедет на Запад и в Штаты не купит билет, тот будет по мёртвым сугробам ползти на смородинный запах. Кто варит варенье в России, тот знает, что выхода нет»
Половина рифм в стихотворении, прямо скажем, немудрящие пары инфинитивов: бежать-держать, зимовать – снимать. Да, Кабыш при стихосложении в угоду свежести рифм ясностью сути никогда не жертвует.
Вся это простоватая, где-то немастеровитая форма стихотворения создает впечатление, что оно как будто написано для дачного капустника. Ирония по отношению к любителям летних заготовок, перерастающая в сарказм: «и так ведь с любовником сладко, к тому же в дому его тесно и негде варенье держать». Здесь гипотетически допускается, что наварившие варенья с любовником сбежать всё же могут, если бы было, куда поставить варенье. При этом не совсем корректно используется местный падеж (локатив) вместо предложного падежа в слове «дом». Не в доме его тесно, а «в дому его тесно». Может быть это тоже для имитации экспромтного рифмования, но веет от этого падежа в строке чем-то безысходным или безвыходным…
ИННА КАБЫШ «КТО ВАРИТ ВАРЕНЬЕ В ИЮЛЕ. »
Кто варит варенье в июле, тот жить собирается с мужем, уж тот не намерен, конечно, с любовником тайно бежать. и так ведь с любовником сладко, к тому же в дому его тесно и негде варенье держать.
Кто варит варенье в июле, тот жить собирается долго, во всяком уж случае зиму намерен пере-зимовать. Иначе зачем ему это и ведь не из чувство же долга он гробит короткое лето на то, чтобы пенки снимать.
Кто варит варенье в июле в чаду на расплавленной кухне, уж тот не уедет на Запад и в Штаты не купит билет, тот будет по мёртвым сугробам ползти на смородинный запах. Кто варит варенье в России, тот знает, что выхода нет.
Кто варит варенье в июле, тот жить собирается с мужем, уж тот не намерен, конечно, с любовником тайно бежать. Иначе зачем тратить сахар, и так ведь с любовником сладко, к тому же в дому его тесно и негде варенье держать.
Кто варит варенье в июле, тот жить собирается долго, во всяком уж случае зиму намерен перезимовать. Иначе зачем ему это и ведь не из чувства же долга он гробит короткое лето на то, чтобы пенки снимать.
Кто варит варенье в июле в чаду на расплавленной кухне, уж тот не уедет на Запад и в Штаты не купит билет, тот будет по мертвым сугробам ползти на смородинный запах. Кто варит варенье в России, тот знает, что выхода нет.
ВАРЕНЬЕ В КАРТИНАХ, ЦИТАТАХ, АФОРИЗМАХ
Дмитрий Быков однажды заметил, что “варенье – это память о лете, и консервируют вовсе не ягоды, а ощущение счастья”. Сама же варка варенья во многих семьях стала своеобразным обрядом, олицетворяющим семейное единение. Не удивительно, что такое на первый взгляд достаточно обыденное занятие нашло достойное отражение в живописи, литературе, поэзии.
Варят варенье (1876), Маковский Владимир
Ныне там варилось варенье по новой для Агафьи Михайловны методе, без прибавления воды. Кити вводила эту новую методу, употреблявшуюся у них дома. Агафья Михайловна, которой прежде было поручено это дело, считая, что то, что делалось в доме Левиных, не могло быть дурно, все-таки налила воды в клубнику и землянику, утверждая, что это невозможно иначе; она была уличена в этом, и теперь варилась малина при всех, и Агафья Михайловна должна была быть приведена к убеждению, что и без воды варенье выйдет хорошо.
Агафья Михайловна с разгоряченным и огорченным лицом, спутанными волосами и обнаженными по локоть худыми руками кругообразно покачивала тазик над жаровней и мрачно смотрела на малину, от всей души желая, чтоб она застыла и не проварилась. Княгиня, чувствуя, что на нее, как на главную советницу по варке малины, должен быть направлен гнев Агафьи Михайловны, старалась сделать вид, что она занята другим и не интересуется малиной, говорила о постороннем, но искоса поглядывала на жаровню.
— Я на дешевом товаре всегда платья девушкам покупаю сама, — говорила княгиня, продолжая начатый разговор… — Не снять ли теперь пенок, голубушка? — прибавила она, обращаясь к Агафье Михайловне. — Совсем тебе не нужно это делать самой, и жарко, — остановила она Кити.
— Я сделаю, — сказала Долли и, встав, осторожно стала водить ложкой по пенящемуся сахару, изредка, чтоб отлепить от ложки приставшее к ней, постукивая ею по тарелке, покрытой уже разноцветными, желто-розовыми, с подтекающим кровяным сиропом, пенками. “Как они будут это лизать с чаем!” — думала она о своих детях, вспоминая, как она сама, бывши ребенком, удивлялась, что большие не едят самого лучшего – пенок”. Лев Толстой, “Анна Каренина” (1877)
Кириак Костанди. Варят варенье. (1891)
Но, знаете, вам нужна горничная. — Тебя я взяла бы с удовольствием, — откликнулась Королева. — Два пенса в неделю и варенье на завтра! Алиса рассмеялась. — Нет, я в горничные не пойду, — сказала она. — К тому же варенье я не люблю! — Варенье отличное, — настаивала Королева. — Спасибо, но сегодня мне, право, не хочется! — Сегодня ты бы его все равно не получила, даже если б очень захотела, — ответила Королева. — Правило у меня твердое: варенье на завтра! И только на завтра!” Льюис Кэрролл, “Алиса в зазеркалье” (1871)
Пока Волшебник ел, все осмелились чуть-чуть приблизиться к нему. Тот, кто ест блины с вареньем, не может быть так уж жутко опасен. Туве Янссон, “Шляпа волшебника” (1948)
Ёжик!! Где ж ты был? Я звал, звал, а ты не откликался. Я уже и самовар на крыльце раздул, креслице плетёное придвинул, чтобы удобнее звёзды считать было. Вот, думаю, сейчас придёшь, сядем, чайку попьём с малиновым вареньем. Ты ведь малиновое варенье несёшь, да? А я и самовар раздул, и веточек… этих…
— Можжевеловых. Чтоб дымок был. И… и… Ведь кто же, кроме тебя, звезды-то считать будет?! Сергей Козлов, “Ёжик в тумане” (1989)
Постепенно суета стихала, волнение уходило, наступила спокойная радость. Машинку переставили на тумбочку, гость был усажен за стол… Мама доставала абрикосовое варенье, с мякотью; вишнёвое варенье, без косточек; клубничное варенье, густое; земляничное варенье, жидкое; крыжовенное, с круглыми золотыми шариками; из алычи — красное, жёлтое из одуванчиков, мрачновато-тёмное из грецких орехов”. Александр Архангельский, “1962. Послание Тимофею” (2007)
Под яблонею вечно был разложен огонь, и никогда почти не снимался с железного треножника котел или медный таз с вареньем, желе, пастилою, деланными на меду, на сахаре и не помню еще на чем”. Н.В. Гоголь, ”Старосветские помещики”
После этого дня, избавившись от забот, навязанных ему неотступными жалобами своей матери, Людовик XIII снова мог посвятить себя целиком м-ль де Отфор, которая, к счастью, не была замешана в интриге. Зато все были удивлены ее новым увлечением, которому она отдавалась ради удовольствия короля: м-ль де Отфор стала варить варенье. В обществе фрейлины король проводил все время, сидя у печей, на которых кипело варенье, он так восторгался кухней, что однажды какому-то послу пришлось услышать, “что Его Величество не может его принять, потому что занят накалыванием ягод…”. Ги Бретон, “В кругу королев и фавориток” (1957)
Что делать?” – спросил нетерпеливый петербургский юноша. – Как что делать: если это лето – чистить ягоды и варить варенье; если зима – пить с этим вареньем чай. Василий Розанов, из цикла “Эмбрионы”(1918)
Самое сладкое варенье варят из запретных плодов. Валентин Домиль, автор афоризмов
Даже из мечты можно сварить варенье, если добавить фруктов и сахару. Станислав Ежи Лец (1909 — 1966), польский писатель и автор афоризмов
Анна Силивончик. Варенье из звезд
Маленькая кухня маленькой квартиры, утренний чай, долитый кипяточком, малиновое варенье из трёхлитровой банки — вот она, сцена, на которой непризнанные актеры играют настоящие безумные чаепития. Здесь, и только здесь, говорят слова, которые иначе не скажут никогда. Здесь жестом фокусника извлекают из темноты маленькие гнусные тайны, достают из буфета фамильные скелеты, находят в сахарнице пригоршню-другую цианистого калия. И никогда не найдется повода встать и уйти — потому что тебе вовремя подольют чая, предложат варенья, и пододвинут поближе открытую сахарницу…” Сергей Лукьяненко, ”Новый дозор” (2012)
Я сегодня лягу раньше, Раньше лампу погашу, Но зато тебя пораньше Разбудить меня прошу.
Инна Кабыш «Кто варит варенье в июле. » / Золотая серия поэзии // Москва: «Эксмо», 2018, твёрдый переплёт, 256 стр., тираж: 3.000 экз., ISBN 978-5-04-098426-8
Однажды я в разговоре с прекрасным ленинградским поэтом Геннадием Угрениновым похвалил одного питерского автора: хороший, мол. Угренинов поправил: бывают поэты хорошие, а бывают большие. Разница трудноопределима, но всегда чувствуется.
В наше время — не слишком поэтическое, потому что читателей поэзии нынче мало, а доверие к слову невелико, — Кабыш известна этим настоящим читателям и ценится высоко. Она не боится трагизма и живет в трагедии, потому что настоящая высота и сила поэтического голоса определяется только этим бесстрашием (Ахматова откровенно называла бесстыдством). Ее формулами думают и говорят о себе многие, и никогда не будет забыт поэт, сказавший: «Там ждут нас наши мертвые в могилах, как дети у забора в детсаду».
Не будет забыт поэт, сказавший: «А женщине чего бояться? Она не царь и не народ. Ей Пасхи ждать, и красить яйца, и не загадывать вперед. Где страх уста мужчине свяжет, где соблазнит мужчину бес — там женщина придет и скажет Тиберию: «Христос воскрес!»»
И уж точно никогда не будет забыт поэт, давший Христову имени такое счастливое, такое гениальное определение: «как за ночь снега подросли-то, сугроб — точно сахара кус, и в воздухе зимнем разлито веселое имя — Исус».
Это сказано не просто хорошо, это еще и важная отсылка к блоковскому «веселое имя Пушкин». Все главные имена — веселые, потому что знаменуют победу над смертью. И стихи Кабыш, хоть очень часто в них есть страшные детали и приметы, оставляют всегда впечатление победы — и тайной радости; и с этой тайной радостью я их перечитываю, а чаще просто вспоминаю, потому что знаю наизусть и достаю из своей тайной аптечки по мере необходимости.
Кабыш написала много. Не очень много, но на большое избранное хватает — при строгом отборе и при том, что годы ее по нынешним меркам еще молодые. Много и разнообразно: тут драматические поэмы, притчи, баллады, есть лирика сюжетная, что большая редкость по нынешним временам, есть исповедальная, есть попросту истерическая, а есть благородно сдержанная, и особенно приятно, что о любви к Родине она говорит с исключительным достоинством, как о бремени, а не как о преимуществе. Но подробный анализ этой лирики, заслуживающей и филологического, и мировоззренческого разбора, — не входит в наши задачи. В наши задачи входит объясниться в любви. А то — кто я, в сущности, такой, чтобы предварять книгу Кабыш и разбирать ее лирику? Мы из одного поколения, и лично мне гораздо легче жить оттого, что рядом со мной работает большой поэт. И он скажет все, на что у меня не хватило духу. И потому нашу генерацию можно считать оправданной.
А вот кто достоин говорить о ней — так это другой поэт, побольше меня. Нонна Слепакова, превосходный питерский лирик и мой учитель, приехала однажды в Москву и слушала здесь молодых поэтов. В письме отправила поэтический обзор:
Безусловно хорош Дидуров, Остальные вторичны. Бабы ж — Абсолютный рассадник дуров, Исключая, конечно, Кабыш.
Упоминалась там еще пара поэтов, подающих надежды, но они как-то быстро скукожились — и надежды, и авторы. Кабыш продолжает держать планку и, более того, повышать ее; думаю, ее плодотворная зрелость подарит нам еще несколько бесспорных шедевров. Она сейчас в лучшем своем времени, о котором тоже сказала лучше всех:
Говорю спокойно и сурово: Слава Богу, молодость прошла.
Ну, прошла и прошла. Стихи-то остались, им уже никогда ничего не сделается.
Инна Кабыш — о «лицейском братстве», разнице поколений и о том, почему поэту нужна публичность.
— В предисловии к сборнику «Кто варит варенье в июле…» Дмитрий Быков написал, что достаёт ваши стихи «из своей тайной аптечки по мере необходимости». А у вас есть такая «аптечка»? К строкам каких поэтов обращаетесь в трудные и светлые минуты?
— Метафора Д. Быкова «стихи — аптечка» мне очень импонирует. Ведь, как сказал Баратынский, «болящий дух врачует песнопенье». Стихи, несомненно, лечат: и пишущего, и читающего.
Я много раз читала и слышала от людей о том, как мои стихи помогли им выстоять, вытерпеть, выжить. Рецепт «;варить варенье в июле», вместо того чтобы разводиться, эмигрировать, вешаться, — для многих оказался целительным.
Мне же самой всегда помогал, во-первых, Пушкин: «. что пройдёт, то будет мило». Во-вторых, Фет: «Учись у них, у дуба, у берёзы». В-третьих, Ахматова: «О своём я уже не заплачу».
беседовала Юлия Скрылёва
Инна Кабыш (фрагмент интервью) // «Литературная газета», №15, 15 апреля 2020 года
Когда ты был по ту сторону моря, Я почти не спала, всё варила варенье Облепиховое, помнишь, как в твой день рожденья, Тебе нравилось, хоть ты и спорил, Что сахару надо меньше, что слишком сладко… Показать полностью. Когда ты был по ту сторону, ждала писем, Мыла окна, звонила твоей маме, Она говорила, мол, взрослые, разберётесь сами, А сама теребила фартук, плакала украдкой.
А я гладила занавески, пылесосила коврик, Трогала по утрам рукава твоих рубашек, Рассматривала на карте берега того моря, И не было берегов тех живописней и краше. Я читала твои книги, заглядывая в твои мысли, Я придумывала имена, если сын вдруг или доченька… Потому что я чувствовала, в каком-то смысле, Себя и женой уже, и мамой, и прочее…
А когда варенье засахарилось и совсем остыло, Ты приехал с красивой заморской невестой. И сразу в этом городе стало невыносимо тесно, Словно сам город превратился в могилу. Мы не выясняли никаких отношений, Ты сказал, что отношений и нет между нами. А я так и хожу теперь, словно с камнем на шее…
И уткнувшись в ладошку боженьке крохотными носами, Спят на облаке наши дети с придуманными именами. Елена Касьян
Леночка, будем мещанами! Я понимаю, что трудно, что невозможно практически это. Но надо стараться. Не поддаваться давай… Канарейкам свернувши головки, здесь развитой романтизм воцарился, быть может, навеки. Соколы здесь, буревестники все, в лучшем случае – чайки. Показать полностью. Будем с тобой голубками с виньетки. Средь клекота злого будем с тобой ворковать, средь голодного волчьего воя будем мурлыкать котятами в теплом лукошке. Не эпатаж это – просто желание выжить. И сохранить, и спасти… Здесь, где каждая вшивая шавка хрипло поет под Высоцкого: «Ноги и челюсти быстры, мчимся на выстрел!» И, Господи, вот уже мчатся на выстрел, сами стреляют и режут… А мы будем квасить капусту, будем варенье варить из крыжовника в тазике медном, вкусную пенку снимая, назойливых ос отгоняя, пот утирая блаженный, и банки закручивать будем, и заставлять антресоли, чтоб вечером зимним, крещенским долго чаи распивать под уютное ходиков пенье, под завыванье за окнами блоковской вьюги.
Только б хватило нам сил удержаться на этом плацдарме, на пятачке этом крохотном твердом средь хлябей дурацких. (с)
Это просто удивленье Как легко меня будить! Ты поставь на стол варенье, — Я проснусь в одно мгновенье. Я проснусь в одно мгновенье, Чтобы чай с вареньем пить.
Из всех поэтов своего поколения я особенно люблю Инну Кабыш, мы с ней часто выступали вместе, и я успел до оскомины, до кислоты во рту привыкнуть к ее коронному стихотворению: Кто варит варенье в июле. Женщины рыдают. Уж так им невыносимо варить это самое варенье! — и рожать! — но варят, и рожают, и всегда на этом настаивают. Не поручусь за роды, но процесс варки варенья вовсе не так мучителен, как утверждает пресловутый женский пиар. Как раз кто варит варенье в России, тот надеется на выход. Тот искренне уверен, что время можно удержать, а опытом — поделиться. Тот — или та — думает, что любовника можно привязать, навеки прилепить к себе детьми или вареньем, которое ведь склеивает намертво. Все это наивно, по-моему. Любовь засахаривается или бродит, и хранить ее становится негде. Надо ловить момент. Потому что в России ничто не исчезает навсегда. Будет новый заморозок, а потом и новое лето. И соответственно новая клубничка. Извините за двусмысленность, это я нарочно. Дети по крайней мере растут, а варенье только портится. Ешьте ягоду, пока есть, и ни о чем никогда не жалейте.
Художница Зоя из Питера слонялась по лавке кондитера, три тонны сластей купив для гостей, все съела и пальчики вытерла.
Банки с вареньем были первым почтовым ящиком, который я обнаружил, но записки продолжали попадаться в самых неожиданных местах, например, в банке с сухими грибами — там нашелся самый последний лимерик, помеченный двенадцатым января 2003 года, за день до Зоиной смерти. Я читал их, как читают предсказания, найденные в китайском печенье — с любопытством, но без магического трепета. Меня гораздо больше занимала груда нераспечатанных писем и целый холм извещений и счетов, обнаруженный в кабинете — небрежность в делах и равнодушие к новостям были тетке не свойственны, но я и этому нашел объяснение. Степень отчаяния, вот что это было. (с)
Созрели все фрукты под великим средиземноморским солнцем. Я приехала в самом начале лета, в сезон вишен, и вот пришла пора жёлтых персиков. Вдоль римской дороги к Сант-Эджидио мы собираем самую божественную ягоду на свете — крошечную дикую землянику, которая сверкает, как драгоценные камни, на тонких веточках под зазубренными листьями. Потом наступает время белых персиков с бледной ароматной плотью. Когда съешь персиковое мороженое, готов пуститься в пляс. Потом сливы, все сорта: мелкие круглые золотистые, мускусные тёмно-фиолетовые, светло-зелёные — крупнее, чем мячи для гольфа. Начинают привозить виноград из далёких южных регионов. Созревают некоторые сорта красных яблок, а затем и первые груши. В августе набухают фиги, но своей зрелости они достигнут только в сентябре. И наконец созревает ежевика.
Инна Кабыш «Кто варит варенье в июле. » / Золотая серия поэзии // Москва: «Эксмо», 2018, твёрдый переплёт, 256 стр., тираж: 3.000 экз., ISBN 978-5-04-098426-8
