Мальчишу плохишу банку варенья
Сказка про Мальчиша-Плохиша, про бочку варенья и про Счастливую страну.
За Синей рекой на зеленом бугре стоит памятник Мальчишу-Кибальчишу. Но не трубят пароходы, не гудят паровозы, не пролетают над ним самолеты, не проходят пионеры, никто не отдает ему салют. Позабыт памятник, зарос бурьяном, и больше не висит над ним гордо Красный Флаг. Много лет прошло с той славной поры, но позабыто стало имя героя, заросла тропа к его памятнику и некому принести цветов, некому стало постоять, помолчать и вспомнить подвиг Мальчиша-Кибальчиша.
Много интересного случилось в стране! Свершались открытия, делались новые машины, прокладывались новые дороги, осушались болота, орошались земли, зеленели сады, колосились поля. На быстрых ракетах люди отправились в космос и мечтали долететь до далёких звёзд. Стали люди жить счастливо и другим помогать. Ведь надежно стояла на защите рубежей Красная Армия, которая защищала от буржуинов Родину, и помнили еще люди заветы героев.
Но со временем (так иногда бывает) счастливые люди стали думать, что их счастье вечно, и что никогда не придут вновь буржуины, и что не придется больше гнуть на них спины. Но прошло время, и стали люди забывать, кому они были обязаны за свою счастливую жизнь. А Мальчиш-Плохиш тем временем не дремал и присматривался, как живет страна и что думают люди. А люди в большой Счастливой стране решили, что бояться больше некого, ведь главный Буржуин спрятался за океан, в свою Буржуинию. И никто больше не решается напасть на Счастливую страну, разграбить богатства её народа. Поэтому люди ослабли духом и потеряли бдительность, поэтому перестали узнавать своих врагов. А некоторые даже стали сомневаться: так ли они хорошо живут в своей стране? Ведь за границей такая красивая жизнь настала!
А между тем Главный Буржуин в своей Буржуинии не простил поражения и смотрел внимательно, как идут дела в Счастливой стране, как строится там светлое будущее. А как понял Главный Буржуин, что есть слабые люди в Счастливой стране, так очень обрадовался и стал даже руки потирать. Нашел способ связаться с Плохишем и послал ему коварный план, где хорошенько прописал, как и что нужно делать.
А самый-самый главный секрет, о котором никому и никогда не говорил Главный Буржуин, был его страх. А боялся он того, что люди в Свободных странах увидят народные достижения в Счастливой стране и выгонят всех буржуинов вон, а потом будут строить светлое будущее без них. Этого он боялся и страшился больше всего на свете. Вот какой был Главный Буржуинский Секрет.
Сбылась мечта приятелей Плохиша! Стали они владеть всем тем, что сделали люди Счастливой страны. Стали они продавать народные богатства за границу, а сами богатеть и как сыр в масле кататься. И сколько бы они ни богатели, все им казалось мало. А Главный Буржуин от радости потирал руки: как здорово, без всякой войны он победил Счастливую страну! А еще Главный Буржуин радовался тому, как здорово он нашел себе помощников, чтобы они управлялись в Счастливой стране. Так Счастливой страны не стало. Разделилась она на пятнадцать слабеньких свободных и вольных стран-кусочков. И во главе каждой стал свой Бездельник, Ленивец или Завистник. А чтобы люди вновь не собрали Счастливую страну заново, хитрый Главный Буржуин придумал Закон. Такой страшный и хитрый, какой только и можно было придумать!
Всё можно было делать по этому Закону, все были вольными и свободными, да только не счастливыми. А самая хитрость этого Закона была в том, что никак от него не избавиться. Стали жители страны жить кое-как. Стали жаловаться друг другу на то, как им стало жить тяжело. На что Плохиш да Главный Буржуин им отвечали, что они вольные и свободные и могут делать все, что захотят. Так обманули людей бывшей Счастливой страны Главный Буржуин и Мальчиш-Плохиш.
Но в бывшей Счастливой, а ныне Свободной стране не все стали ленивцами, завистниками и бездельниками. Были люди, которые еще помнили о Мальчише – Кибальчише, но было их мало, и были люди, которые еще помнили, как раньше им хорошо жилось и работалось.
Были люди, которые знали, что делать, но не было у них Барабанщика и Горниста, тех, кто бы поднял их на бой. А не было Горниста и Барабанщика, потому что люди позабыли Песню, с которой когда-то их отцы и деды шли воевать с буржуинами за народное счастье.
Но вот однажды Историк, который горячо любил свою Родину и хотел помочь людям, нашел эту Песню. Песню подхватили Барабанщик и Горнист, а вскоре её запели все: весь угнетённый и обманутый народ нынешней свободной и вольной страны:
Мальчишу плохишу банку варенья
Аркадий Петрович Гайдар
Сказка о военной тайне, о Мальчише-Кибальчише и его твердом слове
Сказка о военной тайне, о Мальчише-Кибальчише и его твердом слове
В те дальние-дальние годы, когда только что отгремела по всей стране война, жил да был Мальчиш-Кибальчиш.
В ту пору далеко прогнала Красная Армия белые войска проклятых буржуинов, и тихо стало на тех широких полях, на зеленых лугах, где рожь росла, где гречиха цвела, где среди густых садов да вишневых кустов стоял домишко, в котором жил Мальчиш, по прозванию Кибальчиш, да отец Мальчиша, да старший брат Мальчиша, а матери у них не было.
Отец работает — сено косит. Брат работает — сено возит. Да и сам Мальчиш то отцу, то брату помогает или просто с другими мальчишами прыгает да балуется.
Гоп. Гоп. Хорошо! Не визжат пули, не грохают снаряды, не горят деревни. Не надо от пуль на пол ложиться, не надо от снарядов в погреба прятаться, не надо от пожаров в лес бежать. Нечего буржуинов бояться. Некому в пояс кланяться. Живи да работай — хорошая жизнь!
Вот однажды — дело к вечеру — вышел Мальчиш-Кибальчиш на крыльцо. Смотрит он — небо ясное, ветер теплый, солнце к ночи за Черные Горы садится. И все бы хорошо, да что-то нехорошо. Слышится Мальчишу, будто то ли что-то гремит, то ли что-то стучит. Чудится Мальчишу, будто пахнет ветер не цветами с садов, не медом с лугов, а пахнет ветер то ли дымом с пожаров, то ли порохом с разрывов. Сказал он отцу, а отец усталый пришел.
— Что ты? — говорит он Мальчишу. — Это дальние грозы гремят за Черными Горами. Это пастухи дымят кострами за Синей Рекой, стада пасут да ужин варят. Иди, Мальчиш, и спи спокойно.
Ушел Мальчиш. Лег спать. Но не спится ему — ну, никак не засыпается.
Вдруг слышит он на улице топот, у окон — стук. Глянул Мальчиш-Кибальчиш, и видит он: стоит у окна всадник. Конь — вороной, сабля — светлая, папаха — серая, а звезда — красная.
— Эй, вставайте! — крикнул всадник. — Пришла беда, откуда не ждали. Напал на нас из-за Черных Гор проклятый буржуин. Опять уже свистят пули, опять уже рвутся снаряды. Бьются с буржуинами наши отряды, и мчатся гонцы звать на помощь далекую Красную Армию.
Так сказал эти тревожные слова краснозвездный всадник и умчался прочь. А отец Мальчиша подошел к стене, снял винтовку, закинул сумку и надел патронташ.
— Что же, — говорит старшему сыну, — я рожь густо сеял — видно, убирать тебе много придется. Что же, — говорит он Мальчишу, — я жизнь круто прожил, и пожить за меня спокойно, видно, тебе, Мальчиш, придется.
Так сказал он, крепко поцеловал Мальчиша и ушел. А много ему расцеловываться некогда было, потому что теперь уже всем и видно и слышно было, как гудят за лугами взрывы и горят за горами зори от зарева дымных пожаров…
День проходит, два проходит. Выйдет Мальчиш на крыльцо: нет… не видать еще Красной Армии. Залезет Мальчиш на крышу. Весь день с крыши не слезает. Нет, не видать.
Лег он к ночи спать. Вдруг слышит он на улице топот, у окошка — стук. Выглянул Мальчиш: стоит у окна тот же всадник. Только конь худой да усталый, только сабля погнутая, темная, только папаха простреленная, звезда разрубленная, а голова повязанная.
— Эй, вставайте! — крикнул всадник. — Было полбеды, а теперь кругом беда. Много буржуинов, да мало наших. В поле пули тучами, по отрядам снаряды тысячами. Эй, вставайте, давайте подмогу!
Встал тогда старший брат, сказал Мальчишу:
— Прощай, Мальчиш… Остаешься ты один… Щи в котле, каравай на столе, вода в ключах, а голова на плечах… Живи, как сумеешь, а меня не дожидайся.
День проходит, два проходит. Сидит Мальчиш у трубы на крыше, и видит Мальчиш, что скачет издалека незнакомый всадник.
Доскакал всадник до Мальчиша, спрыгнул с коня и говорит:
— Дай мне, хороший Мальчиш, воды напиться. Я три дня не пил, три ночи не спал, три коня загнал. Узнала Красная Армия про нашу беду. Затрубили трубачи во все трубы сигнальные. Забили барабанщики во все громкие барабаны. Развернули знаменосцы все боевые знамена. Мчится и скачет на помощь вся Красная Армия. Только бы нам, Мальчиш, до завтрашней ночи продержаться.
Слез Мальчиш с крыши, принес напиться. Напился гонец и поскакал дальше.
Вот приходит вечер, и лег Мальчиш спать. Но не спится Мальчишу — ну, какой тут сон?
Вдруг он слышит на улице шаги, у окошка — шорох. Глянул Мальчиш и видит: стоит у окна все тот же человек. Тот, да не тот: и коня нет — пропал конь, и сабли нет — сломалась сабля, и папахи нет — слетела папаха, да и сам-то стоит — шатается.
— Эй, вставайте! — закричал он в последний раз. — И снаряды есть, да стрелки побиты. И винтовки есть, да бойцов мало. И помощь близка, да силы нету. Эй, вставайте, кто еще остался! Только бы нам ночь простоять да день продержаться.
Глянул Мальчиш-Кибальчиш на улицу: пустая улица. Не хлопают ставни, не скрипят ворота — некому вставать. И отцы ушли, и братья ушли — никого не осталось.
Только видит Мальчиш, что вышел из ворот один старый дед во сто лет. Хотел дед винтовку поднять, да такой он старый, что не поднимет. Хотел дед саблю нацепить, да такой он слабый, что не нацепит. Сел тогда дед на завалинку, опустил голову и заплакал.
Больно тогда Мальчишу стало. Выскочил тогда Мальчиш-Кибальчиш на улицу и громко-громко крикнул:
— Эй же, вы, мальчиши, мальчиши-малыши! Или нам, мальчишам, только в палки играть да в скакалки скакать? И отцы ушли, и братья ушли. Или нам, мальчишам, сидеть дожидаться, чтоб буржуины пришли и забрали нас в свое проклятое буржуинство?
Как услышали такие слова мальчиши-малыши, как заорут они на все голоса! Кто в дверь выбегает, кто в окно вылезает, кто через плетень скачет.
Все хотят идти на подмогу. Лишь один Мальчиш-Плохиш захотел идти в буржуинство. Но такой был хитрый этот Плохиш, что никому ничего не сказал, а подтянул штаны и помчался вместе со всеми, как будто бы на подмогу.
Бьются мальчиши от темной ночи до светлой зари. Лишь один Плохиш не бьется, а все ходит да высматривает, как бы это буржуинам помочь. И видит Плохиш, что лежит за горкой громада ящиков, а спрятаны в тех ящиках черные бомбы, белые снаряды да желтые патроны. «Эге, — подумал Плохиш, — вот это мне и нужно».
А в это время спрашивает Главный Буржуин у своих буржуинов:
— Ну что, буржуины, добились вы победы?
— Нет, Главный Буржуин, — отвечают буржуины, — мы отцов и братьев разбили, и совсем была наша победа, да примчался к ним на подмогу Мальчиш-Кибальчиш, и никак мы с ним все еще не справимся.
Очень удивился и рассердился тогда Главный Буржуин, и закричал он грозным голосом:
— Может ли быть, чтобы не справились с Мальчишем? Ах вы, негодные трусищи-буржуищи! Как это вы не можете разбить такого маловатого? Скачите скорей и не возвращайтесь назад без победы.
РАЗГОВОР ПЛОХИША И КИБАЛЬЧИША
Плохиш вошёл в камеру с Кибальчишем прижимая к груди банку варенья одной рукой и держа печенье в другой. Мальчиш-Кибальчиш был скован цепями и сидел, прислонившись спиной к холодной стене каземата. Он взглянул на Плохиша без удивления и усмехнулся:
— Не думал, что среди нас найдётся такой.
— Ну почему же погибнуть? Победить.
— Ты всерьёз надеялся на победу?
— Я и сейчас в ней уверен.
— Сидя здесь и ожидая казни?
— Да. Победить можно и после смерти.
Плохиш удивлённо расширил глаза. Затем задумчиво откусил печенье и начал его жевать рассматривая Кибальчиша. После минутного молчания он наконец спросил:
— Какой же смысл победы после смерти?
Мальчиш-Кибальчиш опять усмехнулся.
— Тебе это трудно будет понять. Победа ведь не только моя. Она общая. Наша.
— Не твоя. Наша. Тех мальчишей, что бились до конца.
— А мне кажется, что победил я. Вот ты сидишь на цепи, а я ем печенье.
— Война не кончилась, Плохиш.
— Для тебя закончилась. Завтра тебя не будет.
Разговор опять прервался. Теперь Мальчиш-Кибальчиш рассматривал Плохиша. Умирать было страшно, и он понимал Плохиша, которого страх заставил переметнуться к врагу.
— Ты надеешься прожить дольше меня?
— Жизнь состоит из событий. Чем больше событий, тем длиннее жизнь. И чем эти события больше и лучше, тем жизнь богаче.
Плохиш молчал, пытаясь усвоить такой взгляд на жизнь.
— Твоя жизнь будет иметь не много событий. И наполнена она будет предательством. Не слишком приятное содержимое.
Плохиш почувствовал обиду. Этот Кибальчиш завтра умрёт и всё равно насмехается над ним!
— Вкус победы. И он слаще любого варенья!
— Красная Армия придёт. Ты же знаешь слово «мобилизация»? Она требует времени. И мы его дали. В этом и состоит моя победа.
— И всё? Только в этом?
— Полезная или бесполезная. Какая разница? Они уже мертвы! А завтра будешь мёртв ты!
Плохишу надоело разбираться в рассуждениях Кибальчиша. Пора приступать к делу.
— Ну. В общем, да. Ты скажи мне эту тайну. А я скажу её Буржуину. Я же всё равно предатель. И я не скажу никому, что ты её мне рассказал. Ты так и останешься героем. Все будут считать, что это я её выдал.
Тут Мальчиш-Кибальчиш расхохотался. Он смеялся так, как будто услышал самую смешную шутку в мире. От его смеха в тёмном каземате стало даже светло, казалось, что солнечные зайчики бегают по стенам. Плохиш смотрел на него как на сумасшедшего. Может Кибальчиш тронулся в самом деле? «Я бы точно с ума сошёл от мысли, что меня завтра убьют», думал Плохиш глядя на хохочущего Мальчиша-Кибальчиша. Наконец тот перестал смеяться и лишь улыбался глядя на Плохиша.
— А свою тайну Главный Буржуин тебе не сказал?
Плохиш окончательно уверился, что Кибальчиш спятил. Кто же будет рассказывать тайны предателям?
— А откуда ты её знаешь?
— Да ты сам мне её выдал. Своим предательством.
Плохиш совсем был сбит с толку. Ну предал. И что? Какая же тут тайна? Он смотрел с недоумением на Кибальчиша ожидая объяснений. Мальчиш продолжил:
— За бочку варенья Буржуин купил ВСЕ наши жизни. Всех наших мальчишей. Это ты торговал только своей. А Буржуин купил все.
— Вообще-то я про всех не думал. Какое мне дело до всех?- Плохиш глуповато заморгал.
— Тебе-то никакого, как видно. Но вот Буржуину была нужна не твоя жалкая жизнь, а жизни других мальчишей, которые смело сражались.
— И что? В чём тут тайна?
— Тайна в том, что Буржуин всегда приобретает больше, чем ему продают. И это касается не только жизней людей, которым он назначил цену. Это касается всего.
— Да? И как это у него получается?
— Как? Довольно просто. Он назначает цену тому, что цены не имеет.
Плохиш с трудом вникал в суть сказанного. Его мысли были тяжелы как банки варенья, и так же как банки варенья разбивались об острые грани смысла сказанных слов. Может и не стоит искать этот смысл? Кибальчиш сошёл с ума от страха смерти. Есть ли хоть какой-то смысл в его словах? Только сумасшедший будет скрывать какие-то тайны под страхом смерти.
— Какую сделку? Ты просто расскажешь тайну. Останешься жив.
— Это такая же сделка, как и твоя, Плохиш. Я должен продать свою жизнь за бочку варенья. Но я, в отличии от тебя, знаю, что Буржуин покупает совсем другое.
— Мою страну. Миллионы жизней. И я ценю их дороже бочки варенья.
Кибальчиш откинулся к стене и прикрыл глаза. Он потерял интерес к разговору. Плохишу стало ясно, что Кибальчиш ему больше ничего не скажет. Он помялся немного и пошёл к выходу. Он не понял ни слова из того, что ему сказал Мальчиш-Кибальчиш, но сердце сжималось от каких-то неясных чувств. Может и правда у Буржуина есть какая-то тайна? И чтобы победить Буржуина надо знать эту его тайну? В чём же тогда тайна непобедимости Красной Армии? Плохиш шёл по коридору каземата и не замечал, что косо держит банку варенья. Из банки лилось варенье, оставляя за Плохишом тёмно-красный липкий след.
Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов
О бочке варенья и корзине печенья. Философское.
“Обрадовались тогда буржуины, записали поскорее Мальчиша-Плохиша в своё буружинство и дали ему целую бочку варенья да целую корзину печенья. Сидит Мальчиш-Плохиш, жрёт и радуется.”
Каждый раз, каждый раз когда я в детстве слышал этот фрагмент, я никак не мог понять, КАК он это без воды сожрал!?
И вот нашел я практически целый научный труд относительно этого спорного фрагмента.
Евгений Майзель
На днях я перечитывал известный шедевр советской детской литературы и наткнулся на любопытную деталь. Деталь привела к ряду невинных наблюдений. Наблюдения – к написанию эдакого конспективного очерка на тему истории отечественных вкусов. Начну с эпиграфа, то есть, с детали:
Обрадовались тогда буржуины, записали поскорее Мальчиша-Плохиша в свое буржуинство и дали ему целую бочку варенья…
Аркадий Гайдар. “Сказка про военную тайну, Мальчиша-Кибальчиша и его твердое слово”
Хотя я почти не ем сладкого, мое внимание привлекла эта бочка варенья. Элементарный школьный вопрос: почему буржуины дают Плохишу именно варенье? Не менее элементарный ответ: варенье – символ не столько насыщения, сколько пресыщенности. Это не основное блюдо, а десерт. Главное в варенье – его инфантильная, избыточная сладость. Варенье – простонародный коэффициент “сладкой жизни”, презираемой всеми, кому покой только снится. Как снился он Кибальчишу с его нетерпимостью ко всяческому “буржуинству”.
Напомню, что умозрительный советский гражданин был сугубо маскулинен, а женщина превращена в товарища, хотя по-прежнему оставалась – на социальном, бытовом и, разумеется, сексуальном уровнях – легитимным объектом потребления. Не столько уже, правда, самого мужчины, сколько власти в его лице (поскольку и мужчина себе отныне не принадлежал). Советская культура без устали воспроизводила клишированные образы героев и их боевых подруг, решительных и, в идеале, не менее мужественных. Тотальная идеологизация и политизация повседневности, развязанная коммунистами, не могла не коснуться даже такой “мелочи”, как тот или иной вкус.
Неудивительно, что Сладкий вкус, предпочитаемый, согласно распространенному мнению, преимущественно женской половиной человечества, был до определенной степени репрессирован в советскую эпоху. Единственным сладким лакомством, которое идеологически допускалось властью к поеданию всеми категориями граждан, было мороженое, что легко объясняется дешевизной его производства и извечной молочной харизмой. Принимая революционный пафос власти всерьез, можно сделать вывод, что такая роскошь, как кондитерские изделия, предназначалась исключительно женщинам и детям – на правах отеческого снисхождения. Я давеча пытался вспомнить, в каких советских фильмах положительные герои мужескаго пола лакомятся конфетами или, допустим, тортом, – и не припомнил ни одного. Хотя все это выпускалось. И наверняка очень вкусное! “Подумать только, что слова, написанные некогда кровью, теперь написаны сахаром!” – возмущался Ильф, рассказывая о том, как в некоторых нэповских кондитерских Москвы появились торты, украшенные революционными лозунгами. (Трогает в этой истории, конечно же, не “пошлость” нэпманов, а их наивность. Ясно, что они не были революционным классом в тогдашнем обществе, и эти, в сущности случайные лозунги имели единственную цель привлечь покупателя. Как мы теперь знаем, попытка эта длилась недолго.) Нет ни малейшего сомнения, что и культ Марселя Пруста в среде интеллигенции, и частая цитируемость знаменитого эпизода с пирожным “Мадлен” из его романа “В сторону Свана” были дополнительно реактивированы предельной оппозиционностью всех мыслимых содержаний эпизода реалиям советской жизни.
Обновленный семантически вкус Соли ворвался как молодой и мощный оппонент сахарной пудре и белоснежному горько-сладкому кокаину, торжествующим при декадентском, “серебряном” начале века. Соль напомнила о суровой, но романтической жизни “простых героев”; о людях, профессия которых – каждодневный подвиг и риск. Ряд блестящих, аж лоснящихся писателей выбросила в 20-е годы соленая, морская Одесса. Соль блестела на загорелой коже, разъедала раны, путалась в волосах. Соленой пеной по губам получил поэт Мандельштам. Соленые слезы часто текли по щекам, ибо жизнь, как уже отмечалось, была горькой – иначе говоря, “не сахар”. Соленый трудовой пот одинаково успешно выступал на теле как рабочего, так и колхозницы. Иногда, когда смотришь советские фильмы, в которых герои очень много работают и почти не моются, телекинетически обоняешь запах пота, исходящий от их одежд и тел. (В скобках замечу, что в данном случае декларируемый вкус явно расходился с реальным запахом. Отвратительный запах нестираных вещей или немытого тела – совсем другая песня, ничего общего с разбираемыми вкусами не имеющая.)
С распадом СССР и возникновением подобия рынка вкусовое равновесие приблизительно восстановилось. Условным показателем современной вкусовой активности можно считать телевизионную рекламу – именно она сегодня замещает роль исчезнувшей государственной идеологии. Подобно новорусскому нуворишу, Сладкий стал наверстывать упущенное фантастическими темпами. Неслыханная торговая экспансия шоколадных батончиков, “Риглисов” и газированных тонизирующих напитков сегодня отлично конкурирует с рекламой разных сортов кофе и пива. Зато водку из телевизионного эфира выбросили (а помните, какой был разгул в начале 90-х?), и она мирно заиндевела на огромных рекламных щитах. Благодаря устойчивой репутации знаменитейшего из витаминов (C) и всеобщей цитрусовой джусомании, достойное существование надолго обеспечено Кислому. Если абсолютизировать данные рекламы, то явно уступает прочим вкусам лишь Соленый – в сегодняшнем телеэфире он представлен, если не ошибаюсь, только чипсами. Что до поэзии трудового Пота, то перед ней возник решительный и ранее невиданный противник – вкус Свежести. “По утрам, приняв душ и надев чистое белье…”; “Что делать, если зубная щетка недоступна?”; “Теперь я уверен в себе!” – рекламные ролики на все лады склоняют никогда ранее перед россиянином не стоявшую проблему ухода за телом. Ощущения свежести или какого-то “нормального” запаха изо рта, не успев стать для среднего человека потребностью, мгновенно превратились в навязанную извне необходимость.
Такова в самых общих чертах новейшая история отечественных вкусов.
Судьба Плохиша. Современная сказка.
Пост оказался небольшим аккуратным домиком с золоченой табличкой. У дверей стоял толстый солдат в униформе НАТО, а в окошке виднелась физиономия клерка в костюме и галстуке. Клерк улыбался широкой белозубой улыбкой гражданин настоящей демократической страны.
— Радуйтесь! — закричал Плохиш. — Это всё я, Плохиш, сделал.
— Ik begrijp je niet. — ответил солдат и показал пальцем на окошко с клерком.
— Я дров нарубил, я сена натащил, и зажёг я все ящики с чёрными бомбами … — Плохиш осекся, потому что солдат нахмурил брови и подтолкнул его кончиком штыка к окошку.
— Здравствуйте! Как ваши дела? — клерк был само обаяние.
— Я дров нарубил, я сена натащил, и зажёг я все ящики … — начал Плохиш без прежнего воодушевления.
— Поджог? — чиновник испугался, пластиковая улыбка слетела с его лица. — Где поджог?
— Сарай с боезапасом поджог у Кибальчиша! — пояснил Плохиш непонятливому чиновнику. — Сейчас рванет!
Сарай на горизонте исправно дымил, но не спешил взрываться.
—Ах у Кибальчиша! — чиновник снова расплылся в улыбке. — Поджигать инструменты агрессии авторитарных правителей — священное право любого гражданина.
— Вот! — Плохиш улыбнулся в ответ. — Возьмите меня в своё буржуинство! Хочу бочку варенья и корзину печенья! Две корзины!
— Так Вы просите политического убежища? — чиновник нахмурился — Встаньте в очередь.
— Но я же поджог … — Плохиш растерялся.
— В очередь! — чиновник был любезен, но непреклонен.
Очередь состояла из двоих. Первым стоял невысокий усатый кавказец в драной черкеске и папахе. Его жена отличалась тем, что была шире, имела усы поменьше и совсем не имела папахи. Двое детей были без усов вовсе. Вторым был толстый вонючий араб, одетый в какую-то рванину. Его сопровождали три фигуры, закутанные в ткань полностью, даже глаз не разглядеть. Судя по очертаниям, фигуры были скорее женские.
— Гиви э-э-э-швили! —клерк не смог одолеет кавказскую фамилию.
— Здравствуй дарагой! — кавказец заискивающе улыбнулся. — Убежища хачу, да?
— На каком основании вы просите политического убежища?
— Дис-кри-ми-нация по при-зна-ку сек-су-альной о-ри-ен-та-ции. — прочитал кавказец по смятой бумажке. Дискриминация дарагой! Работа нет. Зарплата нет! Детей кормить нечем, да?
— Вас дискриминируют? Вы – гей?
— Совсем дискриминирую, да! — горячился кавказец. — Я пэдэраст, моя жена пэдэраст, мои дэти пэдэрасты! Мы все происходим из древнего грузинского рода пэдэрастов!
— Мы толерантны к сексуальным меньшинствам — клерк понимающе кивнул. — Квота на геев ещё не исчерпана, вы можете проходить.
— Следующий. Махмуд Насралла!
— Моя Насралла! — толстый араб оживился, распространяя густой запаха навоза он бросился к окошку.
Клерк поморщился и приложил к носу надушенный платочек.
— На каком основании вы просите политического убежища?
— Диктатура, вай! Права человека, вай! — всплеснул руками араб. — Башар Каддафи пльохо! Преступления, вай, против человечности!
Араб вытащил из-за пазухи мятую засаленную газету и потыкал в неё грязным пальцем.
— Да! — сказал чиновник озабоченно. — Свободная пресса информирует нас о преступном авторитарном режиме в вашей стране. Правозащитники выражают беспокойство. Мы готовы предоставить вашей многочисленной и достойной семье убежище, а также выплачивать пособие на каждого члена семьи.
— Лейла, Фатима, Гюльчитай! — прокричал араб, радостно вспрыгивая на нагруженную тюками повозку. — Женщины бодро ухватились за оглобли и потащили повозку по дороге, вглубь Буржуинства.
— Следующий. Плохиш.
—Я – Плохиш! — мальчиш рванулся к окошку.
— На каком основании вы просите политического убежища?
— Я дров нарубил, я сена натащил, и зажёг я все ящики …
— Вы это уже говорили — клерк поскучнел. — Мы рады, что Вы выполняете свой гражданский долг и привержены демократическим ценностям. Но почему мы должны предоставлять Вам убежище?
— А как же варенье, печенье?
— Наша система социального обеспечения не может принять всех желающих со всего мира.
— Я же для вас сарай поджег! — Плохиш растерялся.
— Борьба за свободу и права человека, прежде всего в ваших интересах — нравоучительно поправил его чиновник. — Мы надеемся, ваше государство сможет продвинуться вперед по пути свободы, благодаря таким людям как Вы.
— Но Кибальчиш! Он же меня убьёт за снаряды!— Плохиш вспомнил острую саблю Кибальчиша. Колени задрожали. По ногам весело побежали тёплые струйки.
— У Вас есть доказательства? — оживился чиновник. — Он Вам угрожал?
— Нет — пролепетал Плохиш.
— Ну, вот видите! Свободная пресса сообщает нам, что в вашей стране есть партии, оппозиция. Вы можете продолжить борьбу за права человека на Вашей родине.
— Но, но … я же ведь креативный класс! Утечка мозгов! Валить из Рашки!
— Вы ученый? IT- специалист? — клерк заинтересовался.
— Нет! Я гуманитарий! — гордо ответил Плохиш. — Менеджером могу там, журналистом, правозащитником.
— Извините, но на Вас квоты нет — чиновник опять поскучнел. — Мы сочувствуем Вашей борьбе, но предоставить убежище не можем.
— Я буду жаловаться Главному Буржуину! — завопил мальчиш.
— Это Ваше право — чиновник что-то сказал солдату и тот выразительно указал Плохишу штыком обратно от границы.
Плохиш понуро брел границы к лесу. Мокрые штаны противно липли к ногам. Он чувствовал себя опустошенным и разбитым. Чертов сарай на горизонте уже перестал дымить. Взрыва не было.
Как же так? Он всю жизнь боролся за идеалы Буржуинства, он ругал Мальчина-Кибальчиша в ЖЖ и в Твиттере, он ходил на Болотную и повязывал белую ленточку, наконец, он поджег этот проклятый сарай! И его, потомственного интеллигента, представителя креативного класса, носителя либеральной идеологии, будущее человечества, не пустили в Буржуинство. Вонючего неграмотного араба пустили, носатого жулика пустили, а его – нет. Не пустили в Буржуинство – рай земной, где все живут честно и самое ценное – человек и его права. Ради чего он тогда жил, ради чего старался?
Мальчиш вдруг вспомнил другого очень известного Плохиша из древних времен, и ему отчаянно захотелось кинуться к дому Главного Буржуина и бросить ему через забор его грязные серебренники. Но дом Буржуина был там, далеко за недоступной границей, да и серебренников никаких не было. Тогда он решительно направился к осине. Снял ремень. Влез немного по стволу и закрепил ремень за толстый сук. Затем соорудил петлю, просунул в неё голову. Немного подождал и отпустил руки. Тело Плохиша несколько минут дергалось в петле, а потом затихло.