Критика сон тарас шевченко
Поема “Сон” Т. Шевченка: скорочений виклад, аналіз, цитати про твір
Своїй поемі “Сон” Т. Шевченко дав жанрове визначення комедії, тим самим спрямовуючи читача на очікування чогось комічного – аж до абсурду. Незважаючи на нібито нереальність описаних у поемі сцен (і невидимість ліричного героя, і сцена “генерального мордобитія”), всі ці сцени зображують тогочасну дійсність, є відображенням типових явищ. Ця “типовість” дозволяє говорити про те, що поема написана в стилі реалізму.
Жанр: сатирична поема (перша в Україні політична сатира).
Тема поеми: зображення суті самодержавного режиму.
Проблематика:
• Самодержавство
• Кріпосництво
• Аморальність земляків-перевертнів, які відцуралися всього українського.
До художніх особливостей поеми належить використання різноманітних видів комічного, про які йдеться в окремій статті.
Композиція будується таким чином:
1. Філософський вступ.
2. Зображення України.
3. Каторга в Сибіру.
4. Царські палати.
5. Набережна Неви.
6. Столиця зранку.
7. Другий прийом у палатах.
Сюжет поеми найкраще аналізувати за місцями, які відвідує ліричний герой у своєму сні.
Поема починається із філософського зачину, у якому наявна гірка іронія:
У всякого своя доля
І свій шлях широкий,
Той мурує, той руйнує,
Той неситим оком
За край світа зазирає,
Чи нема країни,
Щоб загарбать і з собою
Взять у домовину.
Той тузами обирає
Свата в його хаті,
А той нишком у куточку
Гострить ніж на брата.
А той, тихий та тверезий,
Богобоязливий,
Як кішечка підкрадеться,
Вижде нещасливий
У тебе час та й запустить
Пазурі в печінки, —
І не благай: не вимолять
Ні діти, ні жінка.
А той, щедрий та розкошний,
Все храми мурує;
Та отечество так любить,
Так за ним бідкує,
Так із його, сердешного,
Кров, як воду, точить.
А братія мовчить собі,
Витріщивши очі!
Філософські роздуми перериваються несподіваним зізнанням ліричного героя:
Отак, ідучи попідтинню
З бенкету п’яний уночі,
Я міркував собі йдучи,
Поки доплентавсь до хатини.
Отож я ліг спати.
А вже підпилий як засне,
То хоч коти гармати —
І усом не моргне.
Та й сон же, сон, напричуд дивний,
Мені приснився —
Найтверезіший би упився,
Скупий жидюга дав би гривню,
Щоб позирнуть на ті дива.
Героєві сниться сон: він отримує здатність літати і піднімається в небо, слідуючи за совою – популярним у творчості Шевченка образом, який символізує похмурість, розпач, відчай.
Дивлюся: так буцім сова
Летить лугами, берегами, та нетрями,
Та глибокими ярами,
Та широкими степами,
Та байраками.
А я за нею та за нею,
Лечу й прощаюся з землею.
Перше місце, над яким пролітає ліричний герой – закріпачена Україна. Спочатку він бачить тільки “райську природу”, але пізніше, придивившись, бачить бідність, кріпацтво, голод і смерті:
Летим. Дивлюся, аж світає,
Край неба палає,
Соловейко в темнім гаї
Сонце зострічає.
Тихесенько вітер віє,
Степи, лани мріють,
Меж ярами над ставами
Верби зеленіють.
Сади рясні похилились,
Тополі по волі
Стоять собі, мов сторожа,
Розмовляють з полем.
І все-то те, вся країна
Повита красою,
Зеленіє, вмивається
Дрібною росою,
Споконвіку вмивається,
Сонце зострічає…
І нема тому почину,
І краю немає!
Ніхто його не додбає
І не розруйнує..
Он глянь, у тім раї, що ти покидаєш,
Латану свитину з каліки знімають,
З шкурою знімають, бо нічим обуть
Княжат недорослих; а он розпинають
Вдову за подушне, а сина кують,
Єдиного сина, єдину дитину,
Єдину надію! в військо оддають!
Бо його, бач, трохи! А онде під тином
Опухла дитина, голоднеє мре,
А мати пшеницю на панщині жне.
А он бачиш? Очі! Очі!
Нащо ви здалися,
Чом ви змалку не висохли,
Слізьми не злилися?
То покритка попідтинню
З байстрям шкандибає,
Батько й мати одцурались
Й чужі не приймають!
Старці навіть цураються!!
А панич не знає,
З двадцятою, недоліток,
Душі пропиває!
Ліричний герой продовжує свою мандрівку і летить до Сибіру, де бачить каторгу. Де серед злодіїв, убивць – “цар волі”, тобто революціонер, покараний за спротив цірській владі.
Лечу, лечу, а вітер віє,
Передо мною сніг біліє,
Кругом бори та болота,
Туман, туман і пустота.
Людей не чуть, не знать і сліду
Людської страшної ноги.
Заворушилася пустиня.
Мов із тісної домовини
На той остатній Страшний суд
Мертвці за правдою встають.
То не вмерлі, не убиті,
Не суда просити!
Ні, то люди, живі люди,
В кайдани залиті.
Із нор золото виносять,
Щоб пельку залити
Неситому. То катаржні.
А за що? Те знає…
Вседержитель… А може, ще
Й Він не добачає.
Онде злодій штемпований
Кайдани волочить;
Он розбойник катований
Зубами скрегоче,
Недобитка товариша
Зарізати хоче!
А меж ними, запеклими,
В кайдани убраний
Цар всесвітній! Цар волі, цар,
Штемпом увінчаний!
В муці, в катарзі не просить,
Не плаче, не стогне!
Раз добром нагріте серце
Вік не прохолоне!
Наступне місце, до якого прибуває ліричний герой, – Санкт-Петербург:
Дивлюся: хати над шляхами
Та городи з стома церквами,
А в городах, мов журавлі,
Замоштрували москалі;
Нагодовані, обуті
І кайданами окуті,
Моштруються… Далі гляну:
У долині, мов у ямі,
На багнищі город мріє;
Над ним хмарою чорніє
Туман тяжкий… Долітаю —
То город безкраїй.
Чи то турецький,
Чи то німецький,
А може, те, що й московський.
Церкви, та палати,
Та пани пузаті,
І ні однісінької хати.
Герой потрапляє на царський парад, лякається, думаючи, що це пожежа, і раптом бачить “землячка” – українця-перевертня, який пропонує йому увійти в царські палати, заплативши за це. Ліричний герой стає невидимим і проникає до царського палацу:
І зробився
Я знову незримий
Та й пропхався у палати.
Боже мій єдиний!!
Так от де рай! Уже нащо
Золотом облиті
Блюдолизи; аж ось і сам,
Високий, сердитий,
Виступає; обок його
Цариця-небога,
Мов опеньок засушений,
Тонка, довгонога,
Та ще, на лихо, сердешне
Хита головою.
Так оце-то та богиня!
Лишенько з тобою.
А я, дурний, не бачивши
Тебе, цяце, й разу,
Та й повірив тупорилим
Твоїм віршемазам.
Слід звернути увагу на описи сановних осіб – царя і цариці, на їх саркастичне змалювання. Портрет цариці взагалі подано карикатурно: небога, мов опеньок засушений, сердешне, хита головою.
Опис чиновництва – не менш карикатурний; Т. Шевченко висміює підлабузництво чиновної верхівки і втрату гідності:
Мов кабани годовані,
Пикаті, пузаті.
Аж потіють, та товпляться,
Щоб то ближче стати
Коло самих: може, вдарять
Або дулю дати
Благоволять; хоч маленьку,
Хоч півдулі, аби тілько
Під самую пику.
І всі уряд поставали
Ніби без’язикі —
Анітелень.
Наступну сцену І. Франко влучно назвав “сценою генерального мордобитія”:
Дивлюсь, цар підходить
До найстаршого… та в пику
Його як затопить.
Облизався неборака;
Та меншого в пузо —
Аж загуло. А той собі
Ще меншого туза
Межи плечі; той меншого,
А менший малого,
А той дрібних, а дрібнота
Уже за порогом
Як кинеться по улицях,
Та й давай місити
Недобитків православних,
А ті голосити;
Та верещать; та як ревнуть:
«Гуля наш батюшка, гуля!
Ура. ура. ура! а-а-а…»
Ліричний герой іде з палат і опиняється на набережній Неви. Тут він бачить пам’ятник Петру Першому, поставлений Катериною Другою. Споглядання пам’ятника будить болючі роздуми про історію України:
От я повертаюсь —
Аж кінь летить, копитами
Скелю розбиває!
А на коні сидить охляп,
У свиті — не свиті,
І без шапки. Якимсь листом
Голова повита.
Кінь басує — от-от річку,
От… от… перескочить.
А він руку простягає,
Мов світ увесь хоче
Загарбати. Хто ж це такий?
От собі й читаю,
Що на скелі наковано:
Первому — вторая
Таке диво наставила.
Тепер же я знаю:
Це той первий, що розпинав
Нашу Україну,
А вторая доканала
Вдову сиротину.
Кати! кати! людоїди!
Наїлись обоє,
Накралися; а що взяли
На той світ з собою?
Тяжко-тяжко мені стало,
Так, мов я читаю
Історію України.
Стою, замираю…
Ліричний герой чує тихий спів, а потім слова, із яких стає зрозуміло, що це голос наказного гетьмана Павла Полуботка – опального гетьмана, який захищав українські інтереси, за що був тяжко покараний і помер в казематах Петропавловської фортеці (Санкт-Петербург).
“Із города із Глухова
Полки виступали
З заступами на лінію,
А мене послали
На столицю з козаками
Наказним гетьманом!
О Боже наш милосердий!
О царю поганий,
Царю проклятий, лукавий,
Аспиде неситий!
Що ти зробив з козаками?
Болота засипав
Благородними костями;
Поставив столицю
На їх трупах катованих!
І в темній темниці
Мене, вольного гетьмана,
Голодом замучив
У кайданах. Царю! царю!
І Бог не розлучить
Нас з тобою. Кайданами
Скований зо мною
Навік-віки. Тяжко мені
Витать над Невою.
України далекої,
Може, вже немає.
Полетів би, подивився,
Так Бог не пускає.”
Вранці на вулицях Санкт-Петербурга ліричний герой спостерігає й “землячків” – українців, які, вивчившись, приїхали сюди:
…землячки
Де-де проглядають.
По-московській так і ріжуть,
Сміються та лають
Батьків своїх, що змалечку
Цвенькать не навчили
По-німецькій — а то тепер
І кисни в чорнилах!
П’явки! п’явки! Може, батько
Остатню корову
Жидам продав, поки вивчив
Московської мови.
Україно! Україно!
Оце твої діти,
Твої квіти молодії,
Чорнилом политі.
Московською блекотою
В німецьких теплицях
Заглушені!.. Плач, Украйно!
Бездітна вдовице!
Ліричний герой повертається до царських палат, де й відбувається кульмінація твору:
Приходжу,
Старшина пузата
Стоїть рядом; сопе, хропе,
Та понадувалось,
Як індики, і на двері
Косо поглядало.
Аж ось вони й одчинились.
Неначе з берлоги
Медвідь виліз, ледве-ледве
Переносить ноги.
Та одутий, аж посинів,
Похмілля прокляте
Його мучило. Як крикне
На самих пузатих —
Всі пузаті до одного
В землю провалились!
Він вилупив баньки з лоба —
І все затрусилось,
Що осталось; мов скажений,
На менших гукає —
І ті в землю; він до дрібних —
І ті пропадають!
Він до челяді — і челядь,
І челядь пропала;
До москалів — москалики,
Тілько застогнало,
Пішли в землю; диво дивне
Сталося на світі.
Дивлюся я, що дальш буде,
Що буде робити
Мій медведик! Стоїть собі,
Голову понурив,
Сіромаха. Де ж ділася
Медвежа натура?
Мов кошеня, такий чудний.
Я аж засміявся.
Він і почув, та як зикне —
Я перелякався
Та й прокинувсь…
Цитати
сміливий маніфест слова проти темного царства
Новаторство поэмы «Сон» Т. Г. Шевченко
1844 года Т. Шевченко написал поэму «Сон». Это его первая политическая сатирическая поэма. Автограф попал в III отдел, когда поэта арестовали. Во время следствия на него было обращенное особое внимание как на произведение, преисполненное «противозаконных и возмутительных мнений». Печатание поэмы запрещалось вплоть до 1905 года, но она распространялась в рукописных списках, один из которых попал к Львову. Туту 1865 годе она была впервые надрукова.
При написании поэмы «Сон» Шевченко не имел литературного образца, поэтому за стилем, жанром, композицией и, главное, за идейнохудожественным направлением и силой обобщения была творомноваторським.
В подзаголовке автор назвал «Сон» «комедией», имея на внимании сатирический характер отображения действительности образовании, его антицарское и антикрепостническое направления и то, что в нем, как и в «Божественной комедии» Данте, речь пойдет об аду, только не о библейском, а о земном
За основными жанровыми признаками «Сон» — лиро-эпическое произведение, основное внимание в котором уделенная изображению гостроконфликтних ситуаций, переживаний. В силу основного материала изображения и руководящего идейного направления — осуждение царизма как политического врага — поэму «Сон» справедливо называют политической поэмой
Своеобразность построения произведения (а он составляется со вступления и трех картин сна, в которых автор видит себя в полете над Украиной, потом переносится к Сибири, а со временем оказывается в Петербурге) состоит в том, что автор таким образом имеет возможность показать всю панораму общественной жизни XIX ст.
Перед читателем проходит целая галерея образов, которые помогают четче очертить ницисть господствующего класса. Это «бесталанная вдова» Украина, «обвитая красотой», где латанную свитину из калеки снимают, и не просто снимают, а « со шкурой», где единственного сына забирают у вдовы и отдают его к войску. А от покритки, которая «попидтинню с байстрям ковыляет» отреклись отец и иметь. Кто может защитить этих обездоленных? А в Сибири мучится «царь воли» — властитель того «духу истины», о котором говорится в эпиграфе к произведению: «Дух истины, его же мир не может при яти, яко не видит его, ниже знает его».
Итак, «комедию» своего существования, подчеркивает Шевченко, самодержавно-крепостнический порядок будет продолжать до тех пор, пока народ не пробудится к активной деятельности, не познает «дух истины», не ощутит все величие и непреодолимость своих прихованихсил.
Критика «Сон» Шевченко
Критика «Сон» Шевченко
Поема «СОН» — перший сатиричний твір Шевченка і перший у новій українській літературі твір політичної сатири, спрямований проти соціального й національного гноблення українців, а також проти рабської покірливості народу. За жанром — сатирична поема (зразок політичної сатири). Авторський підзаголовок твору — комедія — указує не стільки на його жанр, скільки на спосіб відображення дійсності в ньому. Сюжетно-композиційна основа поеми — фантастичний політ оповідача над просторами Росії у пошуках «раю» в імперії Миколи І. Поет малює викривальні картини покріпаченої України («опухла дитина, голоднеє мре, а мати пшеницю на панщині жне»), сибірської каторги (перший в українській літературі образ покараного революціонера — «царя волі»), Петербурга. «Раю» для людей він не знаходить — існує той «рай» тільки для царя і його вельмож. Ідейний зміст — гнівне таврування кріпосницького суспільства.
Проблематика твору — показ страшного життя українського народу; співчуття оборонцям волі, що страждають на каторгах; осуд українців, які заради чинів забувають свій край, свою мову, втрачають національну та людську гідність; засудження самодержавної політики російського царату.
Композиція твору спрямована на показ широкої панорами царської Росії. Після вступу, який має характер філософських роздумів («У всякого своя доля»), подано три картини: Україна, Сибір, Петербург. Поет використовує для викладу змісту прийом сну, що допомагає йому миттєво переміщатися в просторі, а також показувати пригоди ліричного героя в «городі на болотах». Прийом сну надає поемі та зображуваним у ній подіям умовності, фантастичності, проте саме такий прийом дозволяє відобразити моральне звиродніння суспільства.
Назва поеми має певне ідейне навантаження, адже сон стає сатиричним прийомом, який дає поетові волю в сатиричному, гіперболізованому та символічному змалюванні суспільних вад.
Відповідно до зазначеного автором жанру (комедія) у творі широко використовується повний спектр засобів комічного: іронія щодо тих, хто «отечество так любить», сатира переходять у гротеск у змалюванні пригод ліричного героя в Петербурзі, в описах вельмож, царя, цариці. А чого варта картина «генерального мордобитія»! Ця частина поеми є гротескною карикатурою на вище чиновництво й царизм. Недарма ж саме ця поема стала справжньою причиною арешту Т. Шевченка й заслання на солдатчину в казахські степи.
Твір має глибокі символи: сова — це символ мудрості й водночас туги, а цар волі — прозорий символ безкорисливої боротьби за справедливість, близький до образу Христа; ведмідь — символ грубої сили, невігластва; чапля — бундючності; кошеня — крайньої безпорадності, жалюгідності. Символ раю — місця, де людина почуває себе вільною, гідною, щасливою, — є наскрізним у поемі.
Поетика твору підпорядкована завданню втиснути в невеличкий обсяг цілу панораму — величезну картину життя в Російській імперії, цілий калейдоскоп образів і роздумів.
У центрі сатиричного зображення — «братія», дрібні чиновники та писарі, що «киснуть у чорнилі». Це ті дрібні п’явки, що живляться народною кров’ю. Поет бридливо згадує про них, як вони вранці йдуть «у сенат писати, та підписувать, та драти і з батька, і брата». Над тими дрібними п’явками стоїть друга верства великих п’явок — «високоблагородних». «В серебрі та златі, мов кабани годовані, пикаті, пузаті», вони довкола царя «аж потіють, та товпляться», щоб то ближче стати «коло самих». «Отечество» у кожного раз у раз на язиці, тільки ж під «отечеством» вони розуміють «нові петлиці» та «муштри ще новіші».
Глибоких соціально-політичних узагальнень досягає поет у зображенні царського палацу. Ці сцени — «висока карикатура» не тільки на Миколу І, а й на саме самодержавство як брутальне й не обтяжене розумними законами самовладдя. Так, сцена «генерального мордобитія», за Іваном Франком, — сатиричний символ царизму. Оточений блюдолизами, облитими золотом, цар походжає і «цвенькає» «об отечестві». Блюдолизи товпляться довкола нього, щоб дістати найбільшу ласку для себе — царську «дулю». І ось «цар підходить до найстаршого. та в пику його як затопить! Облизався неборака та меншого в пузо — аж загуло! А той собі ще меншого. а менший малого, а той дрібних. ».
Найбільшу огиду і презирство викликають у Шевченка «землячки», які бояться «заплямувати» себе близькістю до рідного народу, «пнуться» в пани, втрачаючи сором і совість. Поет викриває отих «п’явок», що підривають сили народу, плямують честь і гідність своєї нації:
На противагу цим негативним образам, Кобзар створив світлий образ борця («не просить, не плаче, не стогне»). Таким є трагічний образ наказного гетьмана Павла Полуботка, жертви Петра І, що лунає сміливим протестом проти сваволі царизму. Його монолог-звертання до царя є голосом народного гніву, що повстав проти зла й несправедливості:
Тарас Шевченко для втілення свого творчого задуму — викриття ненависного народові ладу — не випадково обрав форму сну. Російську імперію — тюрму для закріпачених народів — він сприймає як жахливий сон, від якого мусять прокинутись люди. Форма сну дала поету можливість надзвичайно правдиво зобразити широкі простори імперії зла, переноситись у різні місця (у сні все можливе), швидко змінювати події, не описуючи зайвих деталей подорожі-сну, подавати фантастичні й алегоричні картини (біла птаха — душа замучених козаків).
Отже, поема Тараса Шевченка «Сон» — нищівна сатира на Російську імперію як утілення зла й несправедливості, «велике оскарження «темного царства» за всі теперішні й минулі кривди України». Так оцінив комедію Іван Франко.
Шевченко- Критика и анализ текста.
ИЗ ИНТЕРНЕТА
(на Э.К. не обращать внимания-
не убирается)
.
Критика и анализ текста:
АВТОР- Валерий Пайков
ЕВРЕЙСКАЯ ТЕМА В ПОЭЗИИ ТАРАСА ГРИГОРЬЕВИЧА ШЕВЧЕНКО
К 200-летию со дня рождения
Данная тема не нова, хотя и не нашла широкого освещения в литературе. В тех же работах, которые мне встретились, она рассматривается исключительно с позиций юдофобии Кобзаря.
Я не собираюсь обсуждать роль и место Тараса Шевченко в украинской поэзии и, в целом, в украинской культуре. Её народный характер, музыкальность и патриотические мотивы, её влияние на поэзию многих народов бывшего Советского Союза несомненны.
Говоря о поэзии Шевченко, нельзя обойти стороной уникальность его судьбы: рождённый в многодетной семье крепостных крестьян, получивший в школьные годы «незаконченное высшее» церковно-приходское образование, не единожды подвергавшийся порке за непонятно какие провинности, с двенадцати лет оставшийся круглым сиротой, он, благодаря своему таланту и работоспособности, сумел закончить курс Академии художеств и получить звание академика по гравированию, а в области поэзии заявить о себе именно как о национальном поэте, выразившем надежды своего народа на освобождение от рабства и обретение Украиной статуса самостоятельного государства.
Я не привожу здесь общеизвестную историю выкупа Шевченко из крепостной зависимости с перечислением имён всех тех, кто проявил при этом добросердечие и гуманизм. Хочу сделать исключение для российской императрицы Александры Фёдоровны, сыгравшей как в его освобождении, так и (невольно) в ссылке в Среднюю Азию не последнюю роль.
Гвардейский полковник Павел Васильевич Энгельгардт, решивший, не без боли в сердце, расстаться со своим домашним портретистом, оценил своё «благородство» в 2500 рублей.
Тарас Григорьевич, по-своему, не забыл добро, проявленное по отношению к нему Александрой Фёдоровной, и дважды упомянул её «незлим тихим словом» в своих виршах (здесь и далее цитирование поэта идёт на украинском языке).
Читаем в поэме «Сон» (8 июля, 1844) 2 :
«. Цариця-небога,
Мов опеньок засушений,
Тонка, довгонога,
Та ще, на лихо, сердешне
Хита головою.
Так оце-то та богиня!»
На следующий день после кончины императрицы (19 октября 1860 г.) Шевченко написал следующие строки:
***
Хоча лежачого й не б’ють,
То і полежать не дають
Ледачому. Тебе ж, о суко!
І ми самі, і наші внуки,
І миром люди прокленуть!
Не прокленуть, а тілько плюнуть
На тих оддоєних щенят,
Що ти щенила. Муко! Муко!
О скорбь моя, моя печаль!
Тебе, о люту, зацькують!
Как справедливо отметил один из комментаторов, «почему она лютая, почему её дети щенята, почему ее «суку» проклянут, непонятно».
В стихотворении «Кавказ» (1845) следователи обнаружили строки, представляющие собой открытый призыв к убийству царской семьи:
А сльоз, а кровi? Напоїть
Всiх iмператорiв би стало
З дiтьми i внуками, втопить
В сльозах удов’їх.
Поэт, и это было признано шефом жандармов графом А. Ф. Орловым, занимавшимся лично «украинофилами», фактически не являлся членом этого «Братства». В состав последнего («Братство» состояло всего из двенадцати человек) Шевченко был введен Николаем Костомаровым(B) в апреле 1846 г., и присутствовал всего на одном из его заседаний (декабрь, 1846 г., первый день Рождества), после чего уехал в Черниговскую губернию, где жил у разных знакомых до пасхи. После пасхи он отправился в Киев, и при въезде был арестован, и препровождён в Петропавловскую крепость.
Вот что докладывал А. Ф. Орлов императору: «В 3 часу пополудни доставлен в III отделение из Киева художник Шевченко со всеми его бумагами. [Документов Общества] у него не оказалось,
но стихотворения его заключают в себе самые наглые дерзости, устремлённые против государя императора и вообще русских, возгласы о мнимом угнетении малороссиян и возмутительные мысли о прежней свободе его родины». Всё это и послужило причиной для вынесения Тарасу Шевченко самого сурового, по сравнению с остальными членами Братства, приговора: он был отдан в солдаты и отправлен в края, далёкие от Петербурга, с запретом писать и рисовать.
Судя по его стихам, Шевченко сожалел о своём согласии войти в состав «Кирилло-Мефодиевского общества», что закончилось для него ссылкой в пустыню. Вот некоторые строки:
Дурний свiй розум проклинаю,
Що дався дурням одурить,
В калюжi волю утопить.
(В казематi, 1847)
. ведуть
Старого дурня муштрувати.
Щоб знав, що дурня всюди б’ють.
(А. О. Козачковському(A), 1848)
Вороги!!
І люті! люті! ви ж украли,
В багно погане заховали
Алмаз мій чистий, дорогий,
Мою колись святую душу!
Та й смієтесь. Нехристияни!
Чи не меж вами ж я, погані,
Так опоганивсь, що й не знать,
Чи й був я чистим коли-небудь.
Бо ви мене з святого неба
Взяли меж себе-і писать
Погані вірші научили.
(«Чи то недоля та неволя. «, 1850)
Я сам себе, дурний, дурю,
Та ще й спiваючи.
(«Не нарiкаю я на Бога. «, 1860)
Душа избранная.
Мрак строптивых помышлений
И разгони, и усмири.
И научи владеть сердцами
Людей кичливых и своим,
Уже растленным, уже злым.
(Тризна, 1843)
В семье убогой, неизвестной
Он вырастал; и жизни труд,
Как сирота, он встретил рано;
Упрёки злые встретил он
За хлеб насущный. В сердце рану
Змея прогрызла. Ум горел,
В крови гордыня клокотала.
О если б мог он жар земной
Схватить озлобленной рукой.
(Там же)
Доле, де ти! Доле, де ти?
Нема нiякої,
Коли доброї жаль, Боже,
То дай злої, злої.
А дай жити, серцем жити
I людей любити,
А коли нi. то проклинать
I свiт запалити!
(«Минають днi, минають ночi. «, 1845)
Кругом мене, де не гляну,
Не люди, а змiї.
I тепер я розбитеє
Серце ядом гою,
I не плачу, й не спiваю,
А вию совою.
(Три лiта, 1845)
Кого я, де, коли любив?
Кому яке добро зробив?
Нiкого в свiтi, нiкому в свiтi.
Неначе по лiсу ходив!
(А. О. Козачковському(A), 1847)
Эти строки передают боль и гнев, накопившиеся в душе поэта, и злость, и отчаянье. Их эмоциональная сила настолько велика, что читатель невольно начинает испытывать те же чувства. В этом и сила его таланта.
Получается, что не такой уж каторжной была жизнь крестьян Украины в то время. Да и сам поэт в своих стихах, порою, рисовал «весёлую» картину своей родины:
***
Садок вишневий коло хати,
Хрущі над вишнями гудуть,
Плугатарі з плугами йдуть,
Співають ідучи дівчата,
А матері вечерять ждуть.
Сем’я вечеря коло хати,
Вечірня зіронька встає.
Дочка вечерять подає,
А мати хоче научати,
Так соловейко не дає.
Поклала мати коло хати
Маленьких діточок своїх;
Сама заснула коло їх.
Затихло все, тілько дівчата
Та соловейко не затих.
(19-30 мая 1847, С.-Петербург)
Веселеє колись село.
(«Ми вкупочцi колись росли. «, 1849)
Згадавши той веселий край.
(«Ми заспiвали, розiйшлись. «, 1850)
I досi сниться, вийшла з хати
Веселая, смiючись, мати,
Цiлує дiда i дитя
Аж тричi весело цiлує.
(«I досi сниться: пiд горою. «, 1850)
На тiй преславнiй Українi,
На тiй веселiй сторонi.
(Москалева криниця, 1857).
Из двухсот тридцати двух произведений, помещённых в сборнике «Тарас Шевченко. Кобзар»[20], двадцать (около девяти процентов) так или иначе связаны с евреями или их древней историей.
Может возникнуть вопрос: откуда такой интерес к евреям у национального поэта Украины? Шевченко прожил на родине, в основном, в деревне Кирилловка, до пятнадцатилетнего возраста. Оказавшись среди дворовых полковника П. В. Энгельгардта, он вместе с ним перемещался по местам службы последнего из Вильно в Варшаву, из Варшавы в Санкт-Петербург. Его солдатская служба проходила в районах Аральского и Каспийского морей. Всю сознательную часть своей жизни, таким образом, Шевченко провёл вне Украины, в то время как основная масса евреев компактно проживала на территории правобережной Украины.
При Александре I к концу 1804 г. Комитет о благоустроении евреев закончил свою работу выработкой «Положения о евреях». Согласно последнему, предстояло совершенно удалить еврейское население из деревень в течение трёх лет, то есть к началу 1808 г. (Тарас Григорьевич Шевченко родился 25 февраля [9 марта] 1814 г.).
В силу специфики своей трудовой деятельности, евреи проживали в основном в местечках и небольших городах (не в сёлах), зарабатывая себе на жизнь различными ремёслами: среди них были сапожники, портные, пекари, ломовые извозчики, жестянщики, кузнецы, золотники, парикмахеры, резники, столяры, печники, штукатуры и маляры, рыбаки и пр. Многие евреи жили в бедности[15]. Ничтожно малая их часть, сумевшая выбиться, как говорится, из общей массы единоверцев, более образованная, брала в аренду мельницы, небольшие барские имения, или нанималась к помещикам управляющими этих имений, занималась купеческими операциями и винокурением, торгуя алкоголем в шинках, корчмах и кабаках, что одно и то же. В украинских сёлах хозяевами шинков нередко были именно евреи.
В мае 1783 г. вступила в действие инструкция, согласно которой винокурение в сельской местности, как и во всей российской империи, разрешалось только дворянству. Закрепление права на винокурение за помещиками рассматривалось как дворянская привилегия. При этом уточнялось, что помещики имеют право передавать этот промысел в аренду тем, кому посчитают нужным, в том числе, и евреям.
Так или иначе, постепенно сложился миф о том, что именно евреи спаивают украинский народ.
Сталкивался ли Шевченко с евреями не мифологическими, а воплоти?
Троюродный брат поэта, Варфоломей Григорьевич Шевченко (1821 г. р.), в зрелые годы, кстати, работавший управляющим имением князя Лопухина в г. Корсунь, в своих воспоминаниях о Тарасе Григорьевиче, рассказывая об их начальной школе, отмечает, что она (даю в собственном переводе на русский язык) «на кирилловский трактир не походила только тем, что содержалась в большем беспорядке чем он, и больше чем он была запущена»[19]. Замечу, что шинки на селе выполняли ещё и функции лавки, в которой крестьянин мог приобрести многое из необходимого для повседневной жизни, и дети, по поручению родителей, нередко заглядывали туда. Возможно, там впервые маленький Тарас и познакомился с «еврейским народом».
Ян Рустем. Вильнюсский университет
Весной 1837 г. Тарас Шевченко, в ту пору ученик художника Ширяева, заболел. Раздобыв деньги, врач Жадовцев и художник И. М. Сошенко(E) поместили Тараса Григорьевича в Петербургскую городскую больницу святой Марии Магдалины, что у Тучкова моста. Восемь суток он был без памяти, находясь в крайне тяжёлом состоянии. Лечащим врачом Шевченко в этой больнице был клинический ординатор Александр Дмитриевич Бланк, крещёный еврей, и он же, пируэты истории, родной дедушка Владимира Ильича Ленина по материнской линии. Он-то и спас двадцатитрёхлетнего юношу от смерти. Много лет спустя, Тарас Григорьевич, уже возвращаясь в Петербург из десятилетней ссылки, снова обратился к А. Д. Бланку, и тот избавил его от неприятных последствий венерического заболевания.
В письмах и дневнике Тараса Шевченко за последний период его жизни можно встретить и другие, предположу, еврейские фамилии: «добряга человек» Дзюбин, Излер (хозяин одного из лучших петербургских ресторанов), Шрейдерс (видимо, тоже хозяин ресторана), «милочка Гринберг», Борель (возможно, хозяин другого какого-то ресторана, ибо упоминается в связи с приглашением на ужин). Замечу, что евреи стали селиться в Петербурге, т. е. вне черты оседлости, лишь со второй половины XIX века (следствие политических и экономических реформ императора Александра II), что совпало с возвращением Т. Г. Шевченко из ссылки.
Под письмом деятелей культуры Украины (ноябрь, 1858 г.), в том числе Марко Вовчка, Н. Костомарова, П. Кулиша, М. Номис, в адрес редакции журнала «Русский вестник», осудивших антисемитскую статью в журнале «Иллюстрация» за 1858 г., N 35, стоит и подпись Т. Г. Шевченко.
В годы учёбы поэта в сельской школе первый его учитель, стихарный дьячок с. Кирилловки Петр Федорович Богорский, имел обыкновение более способных к чтению учеников посылать читать псалтырь над покойниками. Нередко привлекался к подобному занятию и Тарас Шевченко. В его поэзии отчётливо прослеживается интерес к Ветхому Завету и Евангелию.
На основании изложенного, можно считать, что знакомство Шевченко с представителями еврейского народа носило крайне редкий, спорадический характер, а произведения, в которых упоминаются евреи, основывались на мифах о них, слухах, рассказах родственников, а также на Святом писании и польской исторической литературе, далёкой от объектвности. Частота встречаемости еврейской темы в стихах Кобзаря, написанных после возвращения из ссылки, на порядок меньше по сравнению с ранним периодом его поэтического творчества.
Все произведения Тараса Шевченко, вошедшие в «Кобзарь», и, в большей или меньшей степени, затрагивающие еврейскую тему, я разделил на четыре группы:
I.Основанные на материале Ветхого и Нового Заветов
2. [Цари]. Поэма, гл. 1, 2, 3
4. «Во Iудеї во днi они. «. Стихи
II. Основанные на известных (?) поэту событиях
2. «У Вiльнi, городi преславнiм. «
III.Стихи разных лет
IV.Основанные на событиях, связанных с восстанием гайдамаков 1768 г.
Библейские сюжеты, какие-то фрагменты из древней истории евреев (первая группа) Шевченко не пересказывал в поэтической форме, а использовал с целью воплощения своих антимонархических идей, выражения патриотических замыслов. Так, в стихотворении, написанном на основе псалма 136, читаем:
I коли тебе забуду,
Iєрусалиме,
Забвен буду, покинутий
Рабом на чужинi.
И каждый, читающий «Кобзарь», понимает, что речь идёт об Украине, и что забыть родину, значит обречь себя на забвение и роль раба на чужбине.
И ещё две последние строфы из этого же произведения:
. Вавилоня
Дщере окаянна!
Блаженний той, хто заплатить
За твої кайдани!
Блажен, блажен! Тебе, злая,
В радостi застане
I розiб»є дiтей твоїх
О холодний камень.
В этих строках слышен неприкрытый призыв к отмщению за рабство. В книгах Ветхого Завета Бог требует от народа Израиля в битве за землю обетованную не щадить ни стариков, ни женщин, ни детей. И Шевченко повторяет это требование. Кто хочет услышать, тот услышит.
Обыгрывая библейскую историю царя Давида (1, 2, 3 гл. поэмы [Цари]), поэт в сатирической форме раскрывает безнравственную сущность царской власти, а в стихотворении «Саул» от имени первого израильского царя Саула высказывает такую мысль:
. Якби вiн знав,
Яке-то лихо з його вийде,
З того лукавого Давида,
То, мов гадюку б, розтоптав
I ядовитую б розтер
Гадючу слину.
И здесь под библейским флером угадывается прямой призыв к уничтожению «помазанников божьих».
В произведениях, включённых мною в первую группу (см. выше), вы не найдёте ничего такого, что могло бы рассматриваться как проявление юдофобии, как попытка унизить национальное и человеческое достоинство евреев.
Во вторую группу произведений вошли: стихотворение «У Вiльнi, городi преславнiм. «, которое можно считать небольшой поэмой, поэма «Слепая», написанная на русском языке, и стихотворение «Сова», больше похожее на балладу.
В стихотворении «У Вiльнi, городi преславнiм. » (1848) Шевченко опоэтизировал реальную историю любви еврейской девушки и молодого литовского графа, закончившуюся трагически. Комментаторы полагают, что в период жизни в городе Вильно в качестве дворового у помещика П. В. Энгельгардта (1829-1831 годы) Шевченко мог слышать от кого-то об этой драме. Стихотворение написано не без сочувствия к молодым людям, и в нём вы не найдёте свойственных ему грубоватых выпадов в адрес «нечистого» племени.
Жидiвочка. де та сила
Взялася в дитяти?
Вихватила ту сокиру.
Замечу, что эта же история описана польским писателем Ю. Крашевским в автобиографическом романе «Повесть без названия» и М. Ю. Лермонтовым в «Балладе» («Куда так проворно, жидовка младая. «).
Несколько слов об этимологии слова «жид» («жидовка», «жидовин»). Имя еврейского народа «иври» (наиболее древнее) происходит от египетского слова «апиру» («абиру»), что переводится как «бродяга, скиталец». Таким было отношение египтян к племени праотца Авраама.
В английском языке слово «иудей» приняло форму «джу», во французском «жюиф», в итальянском «джудео», в молдавском «жидан» и т. д. В славянских странах оно произносилось как «жид». «В древнейших памятниках славянской письменности, в частности, в первых переводах книг Библии, в разных местах встречаются наименования «еврей» и «жид». Такое положение сохранялось в славянских странах и в последующие века. Более того, документы польско-литовского государства, включавшего тогда территории современных Украины, Белоруссии, Литвы и, частично, России, показывают, что имя «жид» использовалось самими евреями как название народа» (Всеволод Вихнович[4]). «Часто употребляемое в паре со словом «жид» (чуть ли не как постоянный эпитет) слово «поганый» происходит от древнееврейского «паган» («язычник»), так что это словосочетание означает «нехристь», «человек нехристианской веры»» (Давид Михаэли[13]). Попутно замечу, что в иврит-русском Super словаре[17] найти слово «паган» мне не удалось.
В эпоху Екатерины II слово «жид», начинавшее приобретать оскорбительный оттенок, предлагается исключать из правительственных документов. В годы жизни Т. Г. Шевченко славянизированное слово «иудей» («жид») было общепринятым в отношении евреев.
Многие стихотворения и поэмы Шевченко посвящены судьбе украинской женщины, если не крепостной по рождению, то закрепощённой отцом, мужем, традициями, независимо от того, живёт ли она в хате или господском доме. К этой группе произведений относится и поэма «Слепая» (1842), написанная на русском языке. При жизни поэта она опубликована не была, неоднократно им перерабатывалась, ибо он не был доволен написанным. После смерти Шевченко считалась утерянной, но в 1885 г. была обнаружена в архиве М. И. Костомарова(B). Впервые опубликована в журнале «Киевская старина» (1886. N 6. С. 310-338).
Иван Франко (цит. О. Финенко[18]) считал, что поэма «Слепая» менее близка к «живой действительности, чем его украинские поэмы». Княгиня Варвара Н. Репнина(D) в своём письме к Шевченко от 19 июня 1844 г. из Яготина, в целом высоко оценивая поэму, делает замечания по поводу нелогичности и туманности в изложении отдельных её моментов: » Полагаю, что Вы кое-что изменили: я нахожу, [что] там, где говорится о любви атаманского сына. есть какая-то темнота. Вначале [Оксана] как будто бы не знает, что такое любовь, [мать] предсказывает ей, выслушав сон её, что [приходит] пора любить и страдать, а когда она жила у пана-отца, то упоминается о какой-то [прежней] любви, о которой она вспоминает? Потом [не совсем] кажется ясно и то, отчего стреляют. и тут тоже как бы дело идет о каком- [то] прошедшем [событии], неизвестном читателю. «.
Хочу, в связи с этим, высказать предположение о том, что и в этом произведении речь идёт о еврейской девушке, но обманутой, униженной, отвергнутой её состоятельным любовником (пересказывать содержание поэмы не считаю необходимым), и о неминуемости возмездия обидчику. Рискую утверждать, что подобная идея высказывается впервые. Во всяком случае, в доступной мне литературе ничего подобного встретить не удалось. Мною, в данном случае, руководило лишь желание взглянуть на некоторые фрагменты текста поэмы под иным углом.
Начинается она с песни, в основе которой лежит псалом «Плач Иосифа Прекрасного». «Слепая нищая» поёт:
«Кого, рыдая, призову я
Делить тоску, печаль мою,
В чужом краю кому, тоскуя,
Родную песню пропою.
О, если б стон моей печали
И звук заржавленных цепей,
Святые ветры, вы домчали
На лоно родины моей
И в мирной куще повторили,
Где мой отец и мать моя
Меня лелеяли, любили. «
Здесь и далее выделено мной.
С дубров украинской земли
На юг летели журавли.
Чему ж бы ей, как вольной птице,
Туда, где лучше, не лететь
И веселее не запеть.
Ах, песня, песня, песня горя.
Я всякий час пою, пою
И в край далёкий посылаю
Тебя, унылую мою.
«Своих родных не знала я,
В чужой семье я вырастала.
Меня любили. Я слыхала.
Что мать родная, умирая,
Просила их не покидать
Меня малютку, покидая.
Но кто она, её как звали,
Потом узнать я не могла».
Представленная в таком виде история даёт возможность строить различные предположения, в том числе, и в контексте моей гипотезы.
Далее. Оксане снится странный сон (пересказываю его в небольшой редакции). Неизвестное ей село, и она идёт по большой улице. Она чем-то настолько удручена, что спотыкается и падает. Люди вокруг смеются. Вдруг появляется атаман, который грозит ей кулаком. Испуганная, она бежит куда-то, снова падает. И, как это бывает во сне, неожиданно появляется сын атамана:
Оксана, как следует из этого монолога казацкого сына, «в лесу не жила, в поле не росла». Невольно представляешь себе Палестину с её песками и горными плато, скудной растительностью. И это тоже работает на мою гипотезу. А фраза «И мне нельзя тебя любить,
Нельзя с тобою мне венчаться. » даёт основание предположить, что девушка иного вероисповедания. В противном случае, будь она горожанкой (росла и не в поле, и не в лесу), что могло бы воспрепятствовать их браку? Родители юноши? Но далеко не всегда это было непреодолимым препятствием. Уже в конце поэмы Оксана произносит такую фразу:
Всему я верила, всему,
Но кто поверил моей вере?
Устами своей героини Шевченко открытым текстом говорит о том, что она иной веры.
Я не могу исключить, что, верный своей идее борьбы с Россией за освобождение Украины от её власти, Шевченко сознательно ввёл в текст поэмы «Маковеев день», подталкивая читателя на крамольные сравнения. Тот факт, что слепая нищенка вспоминает Маковеев день, тот день, когда она встретила человека, разбившего ей жизнь, позволяет предположить, что Шевченко имел в виду эту ветхозаветную историю с её патриотизмом и героикой.
В стихотворении «Сова» (1844) рассказывается история украинской женщины, вначале потерявшей мужа, а потом и сына (забрали в солдаты). Я упоминаю об этом произведению лишь потому, что, отвергнутая в старости единоверцами, без средств к существованию, она нашла сочувствие в еврейской семье:
На мой взгляд, в контексте произведений Шевченко, такая «помощь» носит позитивный характер и, в то же время, может рассматриваться как укор соплеменникам, позабывшим Нагорную проповедь.
В третью группу вошло четырнадцать стихотворений, различных по тематике, и объединённых мною по одному единственному признаку: в них встречаются реплики в адрес «жидов», что позволило автору, как он, возможно, полагал, сильнее выразить замысел этих стихотворений. В нескольких строчках поэт даёт свою оценку тех или иных черт характера, быта, традиций евреев. Из этих ремарок вполне можно составить портрет еврейского народа по Т. Г. Шевченко. Перечислю слагаемые этого портрета, оговорившись, что он нелицеприятен.
На первом месте по частоте встречаемости такая черта характера евреев, как страсть к купле-продаже. У читателя может сложиться впечатление, что вся Украина, уже в бытность поэта, оказалась в руках евреев, включая и веру. Это вызывает улыбку, но такой вывод напрашивается при чтении «Кобзаря»:
Степи мої запроданi
Жидовi.
(Розрита могила, 1843)
Запродана жидам вiра,
В церкву не пускають.
(Тарасова нiч, 1838)
Чигрине, Чигрине.
Спи ж повитий жидовою.
(«Чигрине, Чигрине,
Все на свiтi гине. «, 1844)
Вже ж i Сiч їх бiсновата
Жидовою поросла.
(Великий льох, 1845)
Може батько
Остатню корову
Жидам продав.
(Сон, 1844)
Щоб крадене перекупать,
Як тi жиди.
(Кавказ, 1845)
А препоганii пани
Жидам, братам свої м хорошим,
Остатнi продають штани.
(«I вирiс я на чужинi. «, 1848)
Скупий жидюга дав би гривню,
Щоб позирнуть на тi дива.
(Сон, 1844)
Жиди навiть нечистiї
На мене плювали.
(Лiлея, 1846)
Упився б! здорово упивсь.
Розумний батьку. i в смердячiй
Жидiвськiй хатi б похмеливсь.
(«Якби-то ти, Богдане п’яний. «, 1859)
Шевченко, и не он один, возможно, искренне верили в бредовый миф о том, что при изготовлении мацы накануне праздника «Песах» евреи используют кровь христианских детей. В упомянутом мною выше письме украинской интеллигенции, включая и Тараса Григорьевича, в редакцию журнала «Русский вестник» в связи с публикацией антисемитской статьи в журнале «Иллюстрация» есть такая фраза: «Евреи дошли до изуверства в ненависти своей к христианам. для нас возмутительно многое из того, что мы знаем о евреях по достоверным, письменным и печатным, свидетельствам». Полагаю, что именно об этой «традиции» идёт в ней речь. А вот строки из поэмы Шевченко «Вiдьма» (1858), вложенные в уста безумной женщины:
А в запiчку дiти.
Наплодила, наводила,
Та нема де дiти:
Чи то потопити?
Чи то подушити?
Чи жидовi на кров продать,
А грошi пропити?
Вызывает неприятные ассоциации у поэта и манера заучивания детьми библейских текстов и молитв в еврейской школе:
То реве, то виє.
Як. жиди в школi.
(Єретик, 1845)
Щоб брат брата не рiзали
Та не окрадали.
Эта троица и виновата в том, что на Украине брат брата обкрадывает, а если брат сопротивляется ограблению, то и убивает.
Идея кровавого, без малейшего снисхождения, уничтожения врагов Украины особенно ярко, эмоционально, впечатляюще выражена в поэме «Гайдамаки» (1839-1841) и нескольких, близких ей по «думам», произведениях (четвёртая группа в моей классификации).
В одном из еврейских свидетельств об Уманской резне сказано: «Когда гайдамаки ворвались в город, оставшиеся в живых евреи заперлись в синагоге и отчаянно защищались. Не в состоянии справиться с осаждёнными, разбойники привезли пушку и ядрами стреляли по синагоге. Были убиты тысячи евреев, их кровь переливалась за порог синагоги. Убийцы топтали младенцев на глазах их матерей, живых детей вбивали на острия пик и с торжеством носили по улицам, как бы празднуя победу». В актах Уманского Базилианского монастыря можно прочесть: «Страшно было видеть их (евреев), живыми плавающих в собственной крови, без рук, без ушей, обнажённых, которых добивали собравшиеся из сёл поселяне. тут даже женщины, ожесточённые примером мужей, дубинами, серпами, ножами резали и убивали, и даже детей своих к этим жестокостям принуждали». Иначе, чем помрачением рассудка, объяснить эти зверства нельзя.
Вот как это изображено в поэме:
. Гнилий Тiкич
Кровью червонiє
Шляхетьскою, жидiвською.
. не вважають
На лiта, на вроду
Шляхтяночки й жидiвочки.
Тече кров у воду.
Всi полягли, всi покотом;
Нi душi живої
Шляхетської й жидiвської.
А Галайда, знай, гукає.
«Дайте ляха, дайте жида!
Мало менi, мало!».
Розiйшлися гайдамаки.
З ножем у халявi
Жидiв кiнчать.
Позднее, в стихотворении «Швачка» (1848) Шевченко уточняет:
У Фастовi,
У славному мiстi,
Покотилось ляхiв, жидiв
Не сто i не двiстi,
А тисячи. А майдани
Кров почервонила.
Виссарион Григорьевич Белинский в статье «Гайдамаки. Поэма Т. Шевченко» пишет[1]: «. новый опыт спиваний г. Шевченка, привилегированного, кажется, малороссийского поэта, убеждает нас ещё более, что подобного рода произведения издаются только для услаждения и назидания самих авторов: другой публики у них, кажется, нет. Если же эти господа кобзари думают своими поэмами принести пользу низшему классу своих соотчичей, то в этом очень ошибаются: их поэмы, несмотря на обилие самых вульгарных и площадных слов и выражений, лишены простоты вымысла и рассказа, наполнены вычурами и замашками, свойственными всем плохим пиитам. Что касается до самой поэмы г-на Шевченко «Гайдамаки», здесь есть всё, что подобает каждой малороссийской поэме: здесь ляхи, жиды, казаки; здесь хорошо ругаются, пьют, бьют, жгут, режут».
Словно предвосхищая критику героизации гайдамаков, Шевченко в стихотворении «Холодний яр» (1845) так отвечал оппонентам:
Попутно замечу, что в поэме «Гайдамаки» немало и строк, в которых можно встретить эпитеты, отражающие отношение украинцев (в лице героев поэмы) к евреям: «жид поганий», «проклятий жиде», «жидiвська собако!» и др.
В неоднократно уже цитировавшемся мною письме украинских писателей в редакцию журнала «Русский вестник» (осень, 1858 г.) его авторы говорят о себе как о представителях «. того народа, который больше великороссиян и поляков терпел от евреев и выразил свою ненависть к евреям, во времена оны, многими тысячами кровавых жертв. Этот народ не мог входить в причину зла, заключавшегося не в евреях, а в религиозно-гражданском устройстве Польши. Он мстил евреям с таким простодушным сознанием праведности кровопролитий, что даже воспел свои страшные подвиги в своих истинно поэтических песнях».
Интересное письмо. Его авторы, плоть от плоти украинского народа (за исключением Марии Вилинской, русской по происхождению, родившейся в России, печатавшейся под псевдонимом «Марко Вовчок»), пытаются дать объяснение как тем нечеловеческим зверствам, которые творили гайдамаки, так и генетике тех произведений, которые воспели эти зверства. К таким произведениям относятся и названые выше произведения Шевченко (четвёртая группа). Говоря об украинском народе, как об общности, наиболее других народов «терпевшей от евреев», они, в то же время, имели мужество указать, что причиной всех зол украинцев были не евреи. Повторюсь, среди этих авторов был и Т. Г. Шевченко. В «Предисловии» к поэме «Гайдамаки», написанном уже после того, как поэма была завершена, он указывает (даю в своём переводе на русский язык): «Сердце болит, а рассказывать нужно: пусть видят сыновья и внуки, что отцы их ошибались. «.
П. А. Кулиш(C) считал, что в поэзии Шевченко «много мусора и половы». Н. В. Гоголь так отозвался о поэзии Шевченко: «Дёгтю много, и даже прибавлю, дегтю больше, чем самой поэзии. Да и язык. » (из работы Г. П. Данилевского «Знакомство с Гоголем»[5]). Виссарион Белинский довольно жёстко отзывался о поэзии Тараса Шевченко (см. выше его отзыв на поэму «Гайдамаки»). А вот его оценка личности Кобзаря[2]: «. здравый смысл должен видеть в Шевченке осла, дурака и пошлеца, а, сверх того, горького пьяницу, любителя горелки по патриотизму хохлацкому» (из письма Павлу Анненкову).
Я сознательно даю такую концовку, ибо, что бы ни писали о Тарасе Шевченко классики русской и украинской литературы XIX века, история, этот главный оценщик трудов человеческих, вынесла свой вердикт: поэт останется в благодарной памяти украинского народа навсегда. А тот, кто без греха, пусть бросит в неё камень (из Евангелия от Иоанна, 7:53-8:12).