Кто наградил нас такими снами
Леонид Аронзон
Боже мой, как все красиво!
Всякий раз как никогда.
Нет в прекрасном перерыва,
отвернуться б, но куда?
Оттого, что он речной,
ветер трепетный прохладен.
Никакого мира сзади —
все, что есть — передо мной.
По взморью Рижскому, по отмелям,
ступал по топкому песку,
у берегов качался с лодками,
пустыми лодками искусств,
а после шел, сандали прыгали,
на пояс вдетые цепочкой,
когда мы встретились за Ригою
как будто бы на ставке очной,
без изумления любовников,
оцепенения при встрече,
сарая ветошная кровля
дождем играла: чет и нечет,
и мы слонялись по сараю,
гадая: знаешь или нет,
и наша жизнь, уже вторая,
казалась лишнею вдвойне,
а море волны не докатывало,
и был фонарь похож на куст,
и наша жизнь была лишь платою
за эту комнату искусств.
Кто вас любил восторженней, чем я?
Храни вас Бог, храни вас Бог, храни вас Боже.
Стоят сады, стоят сады, стоят в ночах,
и вы в садах, и вы в садах стоите тоже.
Хотел бы я, хотел бы я свою печаль
вам так внушить, вам так внушить, не потревожив
ваш вид травы ночной, ваш вид ее ручья,
чтоб та печаль, чтоб та трава нам стала ложем.
Проникнуть в ночь, проникнуть в сад, проникнуть в вас,
поднять глаза, поднять глаза, чтоб с небесами
сравнить и ночь в саду, и сад в ночи, и сад,
что полон вашими ночными голосами.
Иду на них. Лицо полно глазами…
Чтоб вы стояли в них, сады стоят.
Как хорошо в покинутых местах!
Покинутых людьми, но не богами.
И дождь идет, и мокнет красота
старинной рощи, поднятой холмами.
И дождь идет, и мокнет красота
старинной рощи, поднятой холмами, —
Мы тут одни, нам люди не чета.
О, что за благо выпивать в тумане!
Мы тут одни, нам люди не чета.
О, что за благо выпивать в тумане!
Запомни путь слетевшего листа
и мысль о том, что мы идем за нами.
Запомни путь слетевшего листа
и мысль о том, что мы идем за нами.
Кто наградил нас, друг, такими снами?
Или себя мы наградили сами?
Кто наградил нас, друг, такими снами?
Или себя мы наградили сами?
Чтоб застрелиться тут, не надо ни черта:
ни тяготы в душе, ни пороха в нагане.
Ни самого нагана.
Видит Бог, чтоб застрелиться тут не надо ничего.
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
ЛЕОНИД АРОНЗОН
ПЕСНЯ
Ты слышишь, шлепает вода
по днищу и по борту вдоль,
когда те двое, передав
себя покачиванью волн,
лежат, как мертвые, лицо
покою неба обратив,
и дышит утренний песок,
уткнувшись лодками в тростник.
Когда я, милый твой, умру,
пренебрегая торжеством,
оставь лежать меня в бору
с таким, как у озер, лицом.
ЛИСТАНИЕ КАЛЕНДАРЯ
Как будто я таился мертв
и в листопаде тело прятал,
совы и мыши разговор
петлял в природе небогатой,
и жук, виляя шлейфом гуда,
летел туда широкой грудью,
где над водою стрекот спиц
на крыльях трепеща повис,
где голубой пилою гор
был окровавлен лик озер,
красивых севером и ракой,
и кто-то, их узрев, заплакал,
и может, плачет до сих пор.
Гадюки быстрое плетенье
я созерцал как песнопенье,
и видел в сумраке лесов
меж всем какое-то лицо.
Гудя вкруг собственного у
кружил в траве тяжелый жук,
и осы, жаля глубь цветка,
шуршали им издалека.
Стояла дева у воды,
что перелистывала лица,
и от сетей просохших дым
темнел, над берегом повиснув.
Зимы глубокие следы
свежи, как мокрые цветы,
и непонятно почему
на них не вижу я пчелу:
она по-зимнему одета
могла бы здесь остаться с лета,
тогда бы я сплетал венок
из отпечатков лап и ног,
где приближеньем высоки
ворота северной тоски,
и снег в больших рогах лосей
не тронут лентами саней.
И здесь красива ты была,
как стих «печаль моя светла».
Гуляя в утреннем пейзаже,
я был заметно одинок,
и с криком: «Маменьки, как страшен!»
пустились дети наутек.
Но видя все: и пруд, и древо,
пустой гуляющими сад
из-под воды смотрела Ева,
смотря обратно в небеса.
Напротив низкого заката,
дубовым деревом запрятан,
глаза ладонями закрыв,
нарушил я покой совы,
что эту тьму приняв за ночь,
пугая мышь, метнулась прочь.
Тогда открыв глаза лица,
я вновь увидел небеса:
клубясь, клубились облака,
светлела звездная река,
и, не петляя между звезд,
чью душу ангел этот нес:
младенца, девы ли, отца?
Глазами я догнал гонца,
но чрез крыло кивнув мне ликом,
он скрылся в темном и великом.
Что явит лот, который брошен в небо?
Я плачу, думая об этом.
Произведением хвалебным
в природе возникает лето.
Поток свирепый водопада
висит, висит в сиянье радуг.
По небу расцвели ромашки,
я их срываю, проходя.
Там девочки в ночных рубашках
резвятся около дождя.
Себя в траве лежать оставив,
смотрю, как падает вода.
Я у цветов и речек в славе,
я им читаю иногда.
Река приподнята плотиной,
красиво в воздухе висит,
где я, стреноженный картиной,
смотреньем на нее красив.
На холм воды почти садится
из ночи вырванная птица,
и пахнет небом и вином
моя беседа с тростником.
Хорошо гулять по небу,
что за небо! что за ним?
Никогда я в жизни не был
так красив и так любим!
Тело ходит без опоры,
всюду голая Юнона,
и музыка, нет которой,
и сонет несочиненный!
Хорошо гулять по небу,
босиком, для моциона.
Хорошо гулять по небу,
вслух читая Аронзона.
Приближаются ночью друг к другу мосты
И садов и церквей блекнет лучшее золото,
сквозь пейзажи в постель ты идешь, это ты
к моей жизни, как бабочка, насмерть приколота.
И мне случалось видеть блеск
сиянье Божьих глаз:
я знаю, мы внутри небес,
но те же неба в нас.
Как будто нету наказанья
тем, кто не веруя живет,
но нет, наказан каждый тот
незнаньем Божьего сиянья.
Не доказать Тебя примером:
перед Тобой и миром щит.
Ты доказуем только верой:
кто верит, тот Тебя узрит.
Не надо мне Твоих утех:
ни эту жизнь и ни другую
прости мне, Господи, мой грех,
что я в миру Твоем тоскую.
Мы люди, мы Твои мишени,
не избежать Твоих ударов.
Страшусь одной небесной кары,
что Ты принудишь к воскрешенью.
Столь одиноко думать, что,
смотря в окно с тоской,
там тоже Ты. В чужом пальто.
Совсем-совсем другой.
На стене полно теней
от деревьев (Многоточье)
Я проснулся среди ночи:
жизнь дана, что делать с ней?
В рай допущенный заочно,
я летал в него во сне,
но проснулся среди ночи:
жизнь дана, что делать с ней?
Хоть и ночи все длинней,
сутки те же, не короче.
Я проснулся среди ночи:
жизнь дана, что делать с ней?
Жизнь дана, что делать с ней?
Я проснулся среди ночи.
О жена моя, воочью
ты прекрасна, как во сне!
Вспыхнул жук, самосожженьем
кончив в собственном луче.
Длинной мысли продолженьем
разгибается ручей.
Пахнет девочка сиренью
и летает за собой,
полетав среди деревьев,
обе стали голубой.
Кто расскажет, как он умер?
Дева спит не голубой.
В небесах стоит Альтшулер
в виде ангела с трубой.
Вокруг лежащая природа
метафорической была:
стояло дерево урода,
в нем птица, Господи, жила.
Когда же птица умерла,
собралась уйма тут народа:
Пошли летать вкруг огорода!
Пошли летать вкруг огорода,
летали, прыгали, а что?
На то и вечер благородный,
сирень и бабочки на то!
Несчастно как-то в Петербурге.
Посмотришь в небо где оно?
Лишь лета нежилой каркас
гостит в пустом моем лорнете.
Полулежу. Полулечу.
Кто там полулетит навстречу?
Друг другу в приоткрытый рот,
кивком раскланявшись, влетаем.
Нет, даже ангела пером
нельзя писать в такую пору:
«Деревья заперты на ключ,
но листьев, листьев шум откуда?»
Боже мой, как все красиво!
Всякий раз как никогда.
Нет в прекрасном перерыва,
отвернуться б, но куда?
Оттого, что он речной,
ветер трепетный прохладен.
Никакого мира сзади
все, что есть передо мной.
В двух шагах за тобою рассвет.
Ты стоишь вдоль прекрасного сада.
Я смотрю но прекрасного нет,
только тихо и радостно рядом.
Только осень разбросила сеть,
ловит души для райской альковни.
Дай нам Бог в этот миг умереть,
и, дай Бог, ничего не запомнив.
То потрепещет, то ничуть.
Смерть бабочки? свечное пламя?
Горячий воск бежит ручьями
по всей руке и по плечу.
А всюду так же, как в душе:
еще не август, но уже.
Как хорошо в покинутых местах!
Покинутых людьми, но не богами.
И дождь идет, и мокнет красота
старинной рощи, поднятой холмами.
И дождь идет, и мокнет красота
старинной рощи, поднятой холмами.
Мы тут одни, нам люди не чета.
О, что за благо выпивать в тумане!
Мы тут одни, нам люди не чета.
О, что за благо выпивать в тумане!
Запомни путь слетевшего листа
и мысль о том, что мы идем за нами.
Запомни путь слетевшего листа
и мысль о том, что мы идем за нами.
Кто наградил нас, друг, такими снами?
Или себя мы наградили сами?
Кто наградил нас, друг, такими снами?
Или себя мы наградили сами?
Чтоб застрелиться тут, не надо ни черта:
ни тяготы в душе, ни пороха в нагане.
Ни самого нагана. Видит Бог,
чтоб застрелиться тут не надо ничего.
Стихотворение дня
Леонид Аронзон
24 марта 1939 года в Ленинграде родился Леонид Львович Аронзон. Погиб 13 октября 1970 года под Ташкентом.
Псковское шоссе
Белые церкви над родиной там, где один я,
где-то река, где тоска, затянув перешеек,
черные птицы снуют надо мной, как мишени,
кони плывут и плывут, огибая селенья.
Вот и шоссе, резкий запах осеннего дыма,
листья слетели, остались последние гнезда,
рваный октябрь, и рощи проносятся мимо,
вот и река, где тоска, что осталось за ними?
Я проживу, прокричу, словно осени птица,
низко кружась, все на веру приму, кроме смерти,
около смерти, как где-то река возле листьев,
возле любви и не так далеко от столицы.
Вот и деревья, в лесу им не страшно ли ночью,
длинные фары пугают столбы и за ними
ветки стучат и кидаются тени на рощи,
мокрый асфальт отражается в коже любимой.
Все остается. Так здравствуй, моя запоздалость!
Я не найду, потеряю, но что-то случится,
возле меня, да и после кому-то осталась
рваная осень, как сбитая осенью птица.
Белые церкви и бедные наши забавы,
все остается, осталось и, вытянув шеи,
кони плывут и плывут, окунаются в травы,
черные птицы снуют надо мной, как мишени.
«Бабочки». Читает автор
Бабочки
Над приусадебною веткой,
к жаре полуденной воскреснув,
девичьей лентой разноцветной
порхали тысячи обрезков,
и куст сирени на песке
был трепыханьем их озвучен,
когда из всех, виясь, два лучших
у вас забились на виске.
Послание в лечебницу
В пасмурном парке рисуй на песке мое имя, как при свече,
и доживи до лета, чтобы сплетать венки, которые унесет ручей.
Вот он петляет вдоль мелколесья, рисуя имя мое на песке,
словно высохшей веткой, которую ты держишь сейчас в руке.
Высока здесь трава, и лежат зеркалами спокойных небыстрых небес
голубые озера, качая удвоенный лес,
и вибрируют сонно папиросные крылья стрекоз голубых,
ты идешь вдоль ручья и роняешь цветы, смотришь радужных рыб.
Медоносны цветы, и ручей пишет имя моё,
образуя ландшафты: то мелкую заводь, то плёс,
Да, мы здесь пролежим, сквозь меня прорастает, ты слышишь, трава,
я, пришитый к земле, вижу сонных стрекоз, слышу только слова:
может быть, что лесничество тусклых озёр нашей жизни итог:
стрекотанье стрекоз, самолёт, тихий плёс и сплетенье цветов,
то пространство души, на котором холмы и озёра, вот кони бегут,
и кончается лес, и роняя цветы, ты идешь вдоль ручья по сырому песку,
вслед тебе дуют флейты, рой бабочек, жизнь тебе вслед,
провожая тебя, всё зовут, ты идешь вдоль ручья, никого с тобой нет,
ровный свет надо всем, молодой от соседних озёр,
будто там вдалеке, из осеннего неба построен высокий и светлый собор,
если нет его там, то скажи, ради Бога, зачем
мое имя, как ты, мелколесьем пятляя, рисует случайный, небыстрый и мутный ручей,
и читает его пролетающий мимо озёр в знойный день самолет.
Может быть, что ручей — не ручей, только имя моё.
Так смотри на траву, по утрам, когда тянется медленный пар,
рядом свет фонарей, зданий свет, и вокруг твой безлиственный парк,
где ты высохшей веткой рисуешь случайный, небыстрый и мутный ручей,
что уносит венки медоносных цветов, и сидят на плече
мотыльки камыша, и полно здесь стрекоз голубых,
ты идешь вдоль воды и роняешь цветы, смотришь радужных рыб,
и срывается с нотных листов от руки мной набросанный дождь,
ты рисуешь ручей, вдоль которого после идёшь и идешь.
Красавица, богиня, ангел мой,
исток и устье всех моих раздумий,
ты летом мне ручей, ты мне огонь зимой,
я счастлив от того, что я не умер
до той весны, когда моим глазам
предстала ты внезапной красотою.
Я знал тебя блудницей и святою,
любя всё то, что я в тебе узнал.
Я б жить хотел не завтра, а вчера,
чтоб время то, что нам с тобой осталось,
жизнь пятилась до нашего начала,
а хватит лет, еще б свернула раз.
Но раз мы дальше будем жить вперед,
а будущее — дикая пустыня,
ты в ней оазис, что меня спасет,
красавица моя, моя богиня.
Как хорошо в покинутых местах!
Покинутых людьми, но не богами.
И дождь идет, и мокнет красота
старинной рощи, поднятой холмами.
И дождь идет, и мокнет красота
старинной рощи, поднятой холмами.
Мы тут одни, нам люди не чета.
О, что за благо выпивать в тумане!
Мы тут одни, нам люди не чета.
О что за благо выпивать в тумане!
Запомни путь слетевшего листа
и мысль о том, что мы идем за нами.
Запомни путь слетевшего листа
и мысль о том, что мы идем за нами.
Кто наградил нас, друг, такими снами?
Или себя мы наградили сами?
Кто наградил нас, друг, такими снами?
Или себя мы наградили сами?
Чтоб застрелиться тут, не надо ни черта:
ни тяготы в душе, ни пороха в нагане.
Ни самого нагана. Видит бог,
чтоб застрелиться тут не надо ничего.
Для комментирования вам надо войти в свой аккаунт.
К чему снится Награда
Видеть во сне Награду по соннику XXI века
К чему снится Награда по соннику:
К чему снится Награда по соннику Миллера
К чему снится Награда во сне?
Для женщины отдавать во сне свои награды кому-то – к сомнительной удаче.
Приснился сон про Награду по Современному соннику
Награда по Домашнему соннику
Награда по Астрологическому соннику
Эзотерический сонник: Награда
Награда по соннику Симеона Прозорова
Толкование сна Награда Большим сонником Натальи Степановой
К чему снится женщине Награда
Что означает сон про Награду по Психологическому соннику
Что значит видеть Награду:
Награда по соннику Белого мага Юрия Лонго
Если сновидцу приснилась Награда
Награда по соннику от А до Я
К чему снится Награда по соннику:
Видеть во сне вручение наград сулит разочарование в достигнутом. Сон, в котором награждают вас, означает предстоящее торжество в кругу ближайших родственников. Если вас наградили почетной грамотой – наяву откроется хорошая перспектива заработать большие деньги.
Если вас награждают медалью или орденом – вскоре вас полюбит мужчина, который не сразу, но вызовет у вас сильное ответное чувство. Если получаете в качестве награды крупную сумму денег – наяву вам предложат выгодное и доходное место.
Сон, в котором вы отказываетесь от награды, считая себя недостойной ее, – это предвещает сомнительную удачу, которая в конце концов может обернуться потерями. Если вы считаете награду оскорбительно ничтожной по сравнению с вашими заслугами – убьете массу времени на бесполезное дело. Если сами награждаете кого-то во сне – к получению радостного известия издалека от давно уехавших друзей.
Награда по Большому современному соннику
Сезонный толкователь снов по Н. Степановой
Для рожденных с января по апрель:
Для рожденных с мая по август:
Для рожденных с сентября по декабрь:
К чему снится Награда по соннику Миллера
К чему снится Награда во сне?
Не приходилось ли во сне видеть церемонию Награждения? Вы надеетесь получить – или получаете – награду, высокую оценку или приз? Происходит ли Награждение в присутствии других людей? Ваших родных? Всей нации? Или же все происходит только между вами и тем человеком, которому вы стараетесь угодить? Является ли Награждение чем-то крупным (например, кадиллаком 1967 года выпуска, ранчо в Техасе или слоном) или маленьким (поклоном или улыбкой от кого-то, кто представляет собой вашего босса или отца)?
Такие сны могут быть подсознательными сообщениями о том, что мы чувствуем себя немного недооцененными, непризнанными или неуверенными в том, как наши усилия будут восприняты другими людьми. И они скорее относятся к сфере взаимоотношений с остальными людьми, чем непосредственно к нашей работе.
Иногда сны о Награждении деликатным образом оповещают о том, что наш партнер или супруг разлюбил нас. Если мы осознаем это мы сможем смотреть прямо в лицо этой проблеме.
Что значит Награда по соннику Странника
Толкование награждения из вашего сна
Что же происходит во время награждения во сне? Принимаете ли вы награду с благодарностью, прячете ее в свой семейный сундук или поступаете с ней как-то по-иному? Может быть, вам далее снится, что у вас ее украли?
То, как в своих снах мы принимаем подарки и награждения, говорит о том, насколько мы готовы признать за собой какие-то свои положительные качества.
Чтобы узнать, к чему снится Награда женщине или почему этот сон приснился мужчине, расскажите в комментариях события и образы сновидения, и наши толкователи снов помогут вам разгадать сюжет.
polutona.ru
Рефлект. куадусешщт #17
Леонид Аронзон: подборка А. Альтшулера – ближайшего друга поэта
***
В поле полем я дышу.
Вдруг тоскливо. Речка. Берег.
Не своей тоски ли шум
я услышал в крыльях зверя?
Пролетел. Стою один.
Ничего уже не вижу.
Только небо впереди.
Воздух черен и недвижим.
Там, где девочкой нагой
я стоял в каком-то детстве,
что там, дерево ли, конь
или вовсе неизвестный?
***
Холодный парк, и осень целый день.
И сохнут сети, но не видно где.
И осень — в небеса мое окно.
Смотрю в него. Любуюсь чьим-то сном:
то над водою утра вижу пар,
почти до боли вытянутый парк,
то меж деревьев вижу особняк
и в каждом из окон его — себя.
***
Гуляя в утреннем пейзаже,
я был заметно одинок,
и с криком: “Маменьки, как страшен!”
пустились дети наутек.
Но видя всё: и пруд, и древо,
пустой гуляющими сад —
из-под воды смотрела Ева,
смотря обратно в небеса.
***
Лист разлинованный. Покой.
Объем зеркал в бору осеннем,
и мне, как облаку, легко
меняться в поисках спасенья,
когда, уставив в точку взгляд,
впотьмах беседуя со мной,
ты спросишь, свечкой отделясь,
не это ли есть шар земной?
Я и природу разлюбил:
озера, темные лесами,
зады прекрасные кобыл,
на кои я смотрел часами.
Печаль, и та мне тяжела,
пейзаж, украшенный Данаей,
иль в полдень тучная пчела,
в поля летящая за данью —
всё это, мысль не веселя,
лишь раздражает, опостылев,
и не касаются меня
сады, от августа густые.
Весь день бессонница. Бессонница с утра.
До вечера бессонница. Гуляю
по кругу комнат, все они как спальни:
везде бессонница, а мне уснуть пора.
Случись мне умереть еще вчера,
сегодня был бы счастлив и печален,
но не жалел бы, что я жил вначале.
Однако жив я: плоть не умерла.
Еще шесть строк, еще которых нет,
я из добытия перетащу в сонет,
не ведая, увы, зачем нам эта мука,
зачем из трупов душ букетами растут
такие мысли и такие буквы!
Но я извлек их — значит, быть им тут!
***
Увы, живу. Мертвецки мертв.
Слова заполнились молчаньем.
Природы дарственный ковер
в рулон скатал я изначальный.
Пред всеми, что ни есть, ночами
лежу, смотря на них в упор.
Глен Гульд — судьбы моей тапер
играет с нотными значками.
Вот утешение в печали,
но от него еще страшней.
Роятся мысли не встречаясь.
Цветок воздушный, без корней,
вот бабочка моя ручная.
Вот жизнь дана, что делать с ней?
***
Есть между всем молчание. Одно.
Молчание одно, другое, третье.
Полно молчаний, каждое оно —
есть матерьял для стихотворной сети.
А слово — нить. Его в иглу проденьте
и словонитью сделайте окно —
молчание теперь обрамлено,
оно — ячейка невода в сонете.
Чем более ячейка, тем крупней
размер души, запутавшейся в ней.
Любой улов обильный будет мельче,
чем у ловца, посмеющего сметь
гигантскую связать такую сеть,
в которой бы была одна ячейка!
***
Как хорошо в покинутых местах!
Покинутых людьми, но не богами.
И дождь идет, и мокнет красота
старинной рощи, поднятой холмами.
И дождь идет, и мокнет красота
старинной рощи, поднятой холмами.
Мы тут одни, нам люди не чета.
О, что за благо выпивать в тумане!
Мы тут одни, нам люди не чета.
О, что за благо выпивать в тумане!
Запомни путь слетевшего листа
и мысль о том, что мы идем за нами.
Запомни путь слетевшего листа
и мысль о том, что мы идем за нами.
Кто наградил нас, друг, такими снами?
Или себя мы наградили сами?
Кто наградил нас, друг, такими снами?
Или себя мы наградили сами?
Чтоб застрелиться тут, не надо ни черта:
ни тяготы в душе, ни пороха в нагане.
Ни самого нагана. Видит Бог,
чтоб застрелиться тут, не надо ничего.
Kак летом хорошо — кругом весна!
То в головах поставлена сосна,
то до конца не прочитать никак
китайский текст ночного тростника,
то яростней горошины свистка
шмель виснет над пионами цветка,
то, делая мой слог велеречив,
гудит над вами, тонко вас сравнив.
***
Погода — дождь. Взираю на свечу,
которой нет. Не знаю состоянья,
в котором оказаться я хочу,
но и скончаться нет во мне желанья.
Сплошное “нет”. Как будто бы к врачу
пришел я показать свое страданье
и вместо ааааааа я неееееет ему мычу,
и нету сил мне оборвать мычанье.
Но мы способны смастерить сонет:
сбить доски строчек гвоздиками рифмы.
На этот труд два полчаса убив мы,
не просчитались: гроб есть и скелет.
Убитый час мы помещаем в гроб
и прежде чем закрыть, целуем в лоб.
***
Проснулся я: еще не умер!
Кто это пляшет под луной
в холмистых зим архитектуре
ко мне повернутый спиной?
Мы все чудовищно устали:
всё скверно, ежели не пить,
мой двойничок, бедняжка, Алик,
но ты по-прежнему пиит.
Я говорю: “Покойной ночи!”
России, дереву, жуку.
Уютные читают очи
в постели Пушкина строку.
***
Боже мой, как всё красиво!
Всякий раз, как никогда.
Нет в прекрасном перерыва.
Отвернуться б, но куда?
Оттого, что он речной,
ветер трепетный прохладен.
Никакого мира сзади:
что ни есть — передо мной.
***
Вода в садах, сады — в воде.
Вдоль них спокойные прогулки,
пустые замки Петербурга
и небо при одной звезде.
Красиво всё, печаль везде.
Внутри построенной природы
брожу как юноша безродный
или как Пушкин в бороде.
Вокруг меня сидела дева,
и к ней лицом, и к ней спиной
стоял я, опершись о древо,
и плыл карась на водопой.
Плыл карась, макет заката,
майский жук болотных вод,
и зеленою заплатой
лист кувшинки запер вход.
Лебедь был сосудом утра,
родич белым был цветам,
он качался тут и там.
Будто тетивою, круто
изгибалась грудь на нем:
он был не трелей соловьем!
1
На листьях свет, как пленка, и зеленый,
и облетают листья, и вослед,
как с головами падают короны,
с паденьем листьев исчезает свет.
Меня росой обрызгали растенья,
я их срывал, я рассыпал росу
и по корням всходил, как по ступеням,
на вскрытую паденьем высоту.
Жила волна, кочующая, в камне,
цвел желтый мох, и, венчики склонив,
цветы роняли собранные капли,
и длинный лес изламывался в них.
2
Замолкни, лес, и тишину
заполни памятным молчаньем,
чтоб этим озером блеснуть,
как опрокинутой печалью
деревьев с листиками их,
согнувших тоненькие ветви,
травы, качающей несметных
стрекоз и бабочек ночных.
Замолкни, лес, и облака
разбей, как тонкие стаканы,
на лунки слабого стекла
озер, увенчанных туманом.
Сквозные окна колоколен,
собор под солнцем осиян.
Деревья, как на богомолье,
вздымают сучья, и в туман
слились резные ветви сада.
Оплыв на солнце, тих собор,
и где-то пасмурное стадо
лежит и бродит у озер.
***
Борзая, продолжая зайца,
была протяжнее “Ау!”
и рог одним трубил: “Спасайся!”
другим — свирепое: “Ату!”
Красивый бег лесной погони
меня вытягивал в догон,
но как бы видя резвый сон,
я молчалив был и спокоен.
***
Не только ветреным свиданьем,
не только профилем медальным,
не только потому, что Вакх
со мной делился южной данью,
родив во мне восторга “Ах!”
Вы отворили парк осенний,
внутри которого как будто
забытое светлело утро,
когда я свадебным оленем
спешил к Вам, с тихой ланью спутав!
***
Красавица, богиня, ангел мой,
исток и устье всех моих раздумий,
ты летом мне ручей, ты мне огонь зимой,
я счастлив от того, что я не умер
до той весны, когда моим глазам
предстала ты внезапной красотою.
Я знал тебя блудницей и святою,
любя всё то, что я в тебе узнал.
Я б жить хотел не завтра, а вчера,
чтоб время то, что нам с тобой осталось,
жизнь пятилась до нашего начала,
а хватит лет, еще б свернула раз.
Но раз мы дальше будем жить вперед,
а будущее — дикая пустыня,
ты в ней оазис, что меня спасет,
красавица моя, моя богиня.
***
Уже в спокойном умиленье
смотрю на то, что я живу.
Пред каждой тварью на колени
я встану в мокрую траву.
Я эту ночь продлю стихами,
что врут, как ночью соловей.
Есть благость в музыке, в дыханье,
в печали, в милости твоей.
Мне все доступны наслажденья,
коль всё, что есть вокруг, — они.
Высоким бессловесным пеньем
приходят, возвращаясь, дни.
У вас белее наши ночи,
а значит, белый свет белей:
белей породы лебедей,
и облака, и шеи дочек.
Природа, что она? подстрочник
с языков неба? и Орфей
не сочинитель, не Орфей,
а Гнедич, Кашкин, переводчик?
И право, где же в ней сонет?
Увы, его в природе нет.
В ней есть леса, но нету древа:
оно — в садах небытия:
Орфей тот, Эвридике льстя,
не Эвридику пел, но Еву!
***
Сквозь форточку — мороз и ночь.
Смотрю туда, в нору.
А ты, моя жена и дочь,
сидишь, не пряча грудь.
Сидишь в счастливой красоте,
сидишь, как в те века,
когда свободная от тел
была твоя тоска.
Вне всякой плоти, без оков
была твоя печаль,
и ей не надо было слов —
была сплошная даль.
И в этой утренней дали,
как некий чудный сад,
уже маячили земли
хребты и небеса.
И ты была растворена
в пространстве мировом,
еще не пенилась волна,
и ты была кругом.
[Крылатый зверь тобой дышал]
и [пил тебя в реке],
и ты была так хороша,
когда была никем!
И, видно, с тех еще времен,
еще с печали той,
в тебе остался некий стон
и тело с красотой.
И потому закрыв нору,
иду на свой диван,
где ты сидишь, не пряча грудь
и весь другой дурман.
Сонет душе и трупу Н. Заболоцкого
Есть легкий дар, как будто во второй,
счастливый раз он повторяет опыт.
(Легки и гибки образные тропы
высоких рек, что подняты горой!)
Однако мне отпущен дар другой:
подчас стихи — изнеможенья шепот,
и нету сил зарифмовать Европу,
не говоря уже, чтоб справиться с игрой.
Увы, всегда постыден будет труд:
где, хорошея, розаны цветут,
где, озвучив дыханием свирели
своих кларнетов, барабанов, труб,
все музицируют — растения и звери,
корнями душ разваливая труп!
***
Стали зримыми миры
те, что раньше были скрыты.
Мы стоим, разинув рты,
и идем иконы свитой.
Нам художник проявил
на доске такое чудо,
что мы, полные любви,
вопрошаем: взял откуда?
Всё, что мы трудом творим,
было создано до нас,
но густой незнанья дым
это всё скрывал от глаз.
Всё есть гений божества:
звуки, краски и слова,
сочетанья их и темы,
но как из темного окна
пред ним картина не видна,
так без участия богемы,
что грязь смывает с темных стекол,
ничего не видит око.
1
Было целый день сегодня,
перейти желая в завтра,
в завтра — утро, в завтра — пищу.
Был пейзаж какой-то нищий
старым дождиком приподнят
над пустым своим ландшафтом.
Не любя ни сна, ни бденья,
проклинал столь тусклый день я,
и тоска моя, как Дафна,
всё не снашивала зелень.
До того, не знаю, впрочем,
кем, но знаю, что гонимый
по ступеням дня и ночи,
что и названная нимфа,
я петлял внутри природы,
в глубь ее свой щит забросив;
вдруг вошел туда, где осень
не сменяют вехи года:
окруженный чьей-то волей
парк был вытянут до боли,
в нем стоял высокий полдень,
наподобье старой оды,
и незримым крестным ходом
парк, казалось мне, заполнен.
Там, внутри, несли икону,
мне не видную отсюда;
и широкий свет оконный
создавал большое блюдо,
будто там, укрыв попоной,
поцелуй несли Иуды.
За спиной другая осень
из сетей еще зеленых,
перепутывая кроны,
рвалась раненым лососем
***
В двух шагах за тобою рассвет.
Ты стоишь вдоль прекрасного сада.
Я смотрю — но прекрасного нет,
только тихо и радостно рядом.
Только осень разбросила сеть,
ловит души для райской альковни.
Дай нам Бог в этот миг умереть,
и дай Бог ничего не запомнив.
***
То потрепещет, то ничуть.
Смерть бабочки? Свечное пламя?
Горячий воск бежит ручьями
по всей руке и по плечу.
А всюду так же, как в душе:
еще не август, но уже.
Хандра ли, радость — всё одно:
кругом красивая погода.
Пейзаж ли, улица, окно,
младенчество ли, зрелость года, —
мой дом не пуст, когда ты в нем
была хоть час, хоть мимоходом:
благословляю всю природу
за то, что ты вошла в мой дом!
***
На стене полно теней
от деревьев. (Многоточье)
Я проснулся среди ночи:
жизнь дана, что делать с ней?
В рай допущенный заочно,
я летал в него во сне,
но проснулся среди ночи:
жизнь дана, что делать с ней?
Хоть и ночи всё длинней,
сутки те же, не короче.
Я проснулся среди ночи:
жизнь дана, что делать с ней?
Жизнь дана, что делать с ней?
Я проснулся среди ночи.
О жена моя, воочью
ты прекрасна, как во сне!
***
Не ты ли, спятивший на нежном,
с неутомимостью верблюжьей
прошел всё море побережьем,
ночными мыслями навьюжен?
И не к тебе ли без одежды
спускался ангел безоружный
и с утопической надеждой
на упоительную дружбу?
Так неужели моря ум
был только ветер, только шум?
Я видел: ангел твой не прячась
в раздумье медленном летел
в свою пустыню, в свой надел,
твоим отступничеством мрачный.
***
Несчастно как-то в Петербурге.
Посмотришь в небо — где оно?
Лишь лета нежилой каркас
гостит в пустом моем лорнете.
Полулежу. Полулечу.
Кто там полулетит навстречу?
Друг другу в приоткрытый рот,
кивком раскланявшись, влетаем.
Нет, даже ангела пером
нельзя писать в такую пору:
“Деревья заперты на ключ,
но листьев, листьев шум откуда?”
***
И мне случалось видеть блеск —
сиянье Божьих глаз:
я знаю, мы внутри небес,
но те же неба в нас.
Как будто нету наказанья
тем, кто не веруя живет,
но нет, наказан каждый тот
незнаньем Божьего сиянья.
Не доказать Тебя примером:
перед Тобой и миром щит.
Ты доказуем только верой:
кто верит, тот Тебя узрит.
Не надо мне Твоих утех:
ни эту жизнь и ни другую —
прости мне, Господи, мой грех,
что я в миру Твоем тоскую.
[Мы — люди, мы — Твои мишени,
не избежать Твоих ударов.
Страшусь одной небесной кары,
что Ты принудишь к воскрешенью.]
Столь одиноко думать, что,
смотря в окно с тоской,
— Там тоже Ты. В чужом пальто.
Совсем-совсем другой.
***
В пустых домах, в которых всё тревожно,
в которых из-за страха невозможно —
я именно в таких живу домах,
где что ни дверь, то новая фобия,
я в них любил и в них меня любили,
и потерять любовь был тоже страх.
Любое из чудовищ Нотр-Дама
пустяк в сравненье, ну хотя бы с дамой,
что кем-то из времен средневековья
написана была на полотне,
затем сфотографирована мне,
как знак того, что мир живет любовью.
Не говорю уже об утвари другой,
но каждая могла бы быть тоской,
которой нет соперниц на примете:
любая вещь имеет столько лиц,
что перед каждой об пол надо, ниц;
ни в чем нет меры, всё вокруг в секрете.
Не смею доверяться пустоте,
её исконной, лживой простоте,
в ней столько душ, не видимых для глаза,
но стоит только в сторону взглянуть,
как несколько из них или одну
увидишь через время или сразу.
И если даже глаз не различит
(увы, плохое зрение — не щит),
то явный страх на души те укажет.
И нету сил перешагнуть черту,
что делит мир на свет и темноту,
и даже свет, и тот плохая стража.
***
Здесь ли я? Но Бог мой рядом,
и мне сказать ему легко:
— О, как красива неоглядность
и одиночество всего!
Куда бы время ни текло —
мне всё равно. Я вижу радость,
но в том, что мне ее не надо:
мне даже сниться тяжело.
Однако только рассвело,
люблю поднять я веко, око,
чтобы на Вас, мой друг, на Бога,
смотреть и думать оттого:
— Кто мне наступит на крыло,
Когда я под твоей опекой.
***
Хорошо гулять по небу,
что за небо! что за ним?
Никогда я прежде не был
так красив и так маним!
Тело ходит без опоры,
всюду голая Юнона,
и музыка, нет которой,
и сонет несочиненный!
Хорошо гулять по небу.
Босиком. Для моциона.
Хорошо гулять по небу,
вслух читая Аронзона!