Кто такой во сне квазимодо
Что снится Квазимодо?
Так, что же снится Квазимодо- звонарю и хранителю собора Нотр-Дам? О чём грезит наш горбун во время тёмной ночи, когда он остаётся совсем один, слушая только звуки погрузившегося в сон Парижа? Что представляется ему в сладкой дрёме?
Ему снится Красота. Конечно, в собственном, Квазимодо, понимании. Он видит себя другим, не таким, каким он является сейчас- монстром, уродливым порождением Ада. Нет, теперь он совсем другой. Он похож на свой собор: высокий, устрашающий, но в то же время обладающий такой странной завораживающей красотой.
Нотр-Дам привлекал взгляды людей всегда, нет больше других таких соборов, которые уникальны так по-своему, по особенному. Вот какая Красота снится Квазимодо. Он смотрит на себя в зеркало и больше не видит горба или бородавки над глазом.
Он видит перед собой высокого молодого человека с коротко стриженными волосами и мрачным взглядом. Но кое-где, через эту пелену мрачности просачивается небывалая нежность и даже детская радость, от того, что он сейчас похож на совершенство.
Когда он идёт по площади, никто больше не кричит ему вслед оскорбления, никто не издевается. Все люди замерли и склоняются передним. Школяры больше не смеются над ним, а убегают в страхе, потому что Квазимодо влиятелен.
Женщины и девушки не морщат свои носики и не отводят взгляд. Наоборот, они мило улыбаются и изредка можно услышать: «Как ваше здоровье, Квазимодо?», «Вы направляетесь в собор, Квазимодо?», «Ох, какой же он красивый».
И впервые в жизни горбун вне стен своего жилища ощущает себя, будто вольная птица, летящая с попутным ветром. Или цветком, который только-только распустился, и он ещё настолько невинен и притягателен, что все смотрят на него и не могут отвести глаз. Вот, как ощущал себя наш Квазимодо- чувство беспричинного счастья и любви к миру за витражами переполняло его во сне.
Ему снится семья. Та, что бросила его. Он никогда не видел своих настоящих мать и отца, но очень хотел. И пусть, Квазимодо ненавидит их в реальном мире, но здесь горбун скучает и ждёт, когда же они навестят его. Хоть бы раз, просто… чтобы увидеть одним глазком.
Здесь его мама с длинными вьющимися огненными локонами держим своего маленького, только что родившегося сына на руках. Квазимодо не видит её лица, но чувствует, что она улыбается. А вскоре к ней подходит крепкий мужчина. Он тоже улыбается и приводит широкой рукой по голове своего первенца.
А вот малыш уже в колыбели, и мама поёт ему сладкую песню о дальних путешествиях. Ребёнок смеётся, играется, но вскоре благополучно засыпает, потому что нет ничего лучше, чем успокаивающий голос родного человека.
А потом Квазимодо больше ничего не снится о его настоящих родителях. Появляется Клод Фролло, который нашёл его в яслях в паперти Нотр-Дама, усыновил и воспитал. Архидьякон позволил своему уродливому преемнику стать звонарём, дал ему кров и заботу.
И Квазимодо был благодарен. Он поклонялся, любил и готов был помочь всем, чем мог своему господину и спасителю- Клоду Фролло. Но этой любви мешала огромная железная цепь, которая навсегда приковала горбуна к его хозяину.
И вот, во сне, сколько бы Квазимодо не пытался вырваться, как бы он не хотел убежать, с каждой попыткой цепь становилась всё толще и смыкалась на ноге, сдавливая конечность до хруста костей. Горбун рыдал, просил его отпустить, но сталкивался лишь с отсутствующим взглядом своего хозяина.
И в этот момент он просыпался. Квазимодо протирал глаза и пытался смотреть в ночную гладь, но не видел ничего. Всё так же свежо и тихо, только горгульи стали ещё более устрашающими. Квазимодо подползает ближе к ним и снова прикрывает глаза.
Теперь ему снятся всё те же статуи мёртвых правителей Парижа и горгульи- его вечные собеседники. Только теперь они действительно разговаривают. Квазимодо рассказывает им о своих снах: о том, что видел родителей, но не смог рассмотреть лиц.
О Красоте и Величии, которые быстро исчезли, но оставили горбуна счастливым. О Клоде Фролло, который его напугал. И его друзья отвечали. Впервые в жизни у Квазимодо появился достойный его собеседник.
Казалось, что они говорили до самого утра, а потом полезли наверх, чтобы увидеть, как первые лучи солнца трепетно касаются лучшего произведения искусства- Собора Парижской Богоматери. Как свет аккуратно идёт по мощёной дороге, перекидываясь через фонтаны, заглядывая в окна и, наконец, поднимаясь по витражным стёклам Нотр-Дама.
— Как красиво,- восхищается Квазимодо и тут же замолкает.
Он говорит! И это не просто бессвязное мычание, а человеческий голос. И его звучание напоминает Квазимодо звон самого чистейшего из колоколов собора. Переливы, интонации, тембр. Он даже не знал, что сможет когда-нибудь заговорить так чисто, без препятствий.
Хочется засмеяться, но только чистая, широкая улыбка озаряет изуродованное лицо. И теперь оно не кажется таким уж и безобразным. Квазимодо счастлив. Ему никогда не могло прийти в голову, что можно испытывать столько счастья. Ведь горбун всегда был диким, сторонившимся всего, грубым и злым.
Всё это отражалось в чертах его лица, глазах, сильным руках и во всём виде его люди видели только угрозу, нежели намёк на своё сострадание. Потому что человеческое племя всё такое, особенно в Париже. Парижане не любят что-то, что кажется им чудовищным. Они смотрят только обёртку, а не то, что находится под ней.
Но сейчас Квазимодо был счастлив. И вся его наружность стала как-то приятнее. Он сидел на самом верху с горгульями, которые всё ещё продолжали говорить, и не мог нарадоваться. На глаза выступали крупные солёные капли и падали на старую рубаху.
— Я говорю,- шептал горбун. – Я говорю! – кричал он уже.
Но счастье длилось не так долго, как хотелось бы. Квазимодо распахнул глаза и понял, что уже раннее утро, а, значит, пора вставать и делать свою обычную работу. Но он будет с нетерпением ждать вечера, чтобы снова погрузиться в новый мир своих снов. И кто знает, что ещё приснится нашему Квазимодо?