Мольер жизнь это сон
Жизнь есть сон
Смятение Сехизмундо, когда он просыпается в кандалах и звериных шкурах, не поддаётся описанию. Клотальдо объясняет ему, что все, что тот видел, было сном, как и вся жизнь, но, говорит он назидательно, «и в сновиденьи / добро остаётся добром». Это объяснение производит неизгладимое впечатление на Сехизмундо, который теперь под этим углом зрения смотрит на мир.
Басилио решает передать свою корону Астольфо, который не оставляет притязаний на руку Эстрельи. Инфанта просит свою новую подругу Астреа раздобыть для неё портрет, который принц Московии носит на груди. Астольфо узнает её, и между ними происходит объяснение, в ходе которого Росаура поначалу отрицает, что она — это она. Все же правдами и неправдами ей удаётся вырвать у Астольфо свой портрет — она не хочет, чтобы его видела другая женщина. Её обиде и боли нет предела, и она резко упрекает Астольфо в измене.
Узнав о решении Басилио отдать корону Польши принцу Московии, народ поднимает восстание и освобождает Сехизмундо из темницы. Люди не хотят видеть чужестранца на престоле, а молва о том, где спрятан наследный принц, уже облетела пределы королевства; Сехизмундо возглавляет народный бунт. Войска под его предводительством побеждают сторонников Басилио, и король уже приготовился к смерти, отдав себя на милость Сехизмундо. Но принц переменился: он многое передумал, и благородство его натуры взяло верх над жестокостью и грубостью. Сехизмундо сам припадает к стопам Басилио как верный подданный и послушный сын. Сехизмундо делает ещё одно усилие и переступает через свою любовь к Росауре ради чувства, которое женщина питает к Астольфо. Принц Московии пытается сослаться на разницу в их происхождении, но тут в разговор вступает благородный Клотальдо: он говорит, что Росаура — его дочь, он узнал её по шпаге, когда-то подаренной им её матери. Таким образом, Росаура и Астольфо равны по своему положению и между ними больше нет преград, и справедливость торжествует — Астольфо называет Росауру своей женой. Рука Эстрельи достаётся Сехизмундо. Со всеми Сехизмундо приветлив и справедлив, объясняя своё превращение тем, что боится снова проснуться в темнице и хочет пользоваться счастьем, словно сном.
Понравился ли пересказ?
Ваши оценки помогают понять, какие пересказы написаны хорошо, а какие надо улучшить. Пожалуйста, оцените пересказ:
Что скажете о пересказе?
Что было непонятно? Нашли ошибку в тексте? Есть идеи, как лучше пересказать эту книгу? Пожалуйста, пишите. Сделаем пересказы более понятными, грамотными и интересными.
Кальдерон «Жизнь — это сон»
ПРИЧИНЫ И ПОСЛЕДСТВИЯ ЭВОЛЮЦИИ ОБРАЗА СЕХИСМУНДО (ПО ДРАМЕ КАЛЬДЕРОНА «ЖИЗНЬ — ЭТО СОН»)
Ведущий мотив пьесы — уединение принца, воспитание ребенка вне мира — заимствовано из легенды о Варлаама и Иоасафа, своеобразной интерпретации истории о жизни Будды. Однако у Кальдерона сюжет этой легенды заметно меняется. Его драма была написана под влиянием философии рационализма Рене Декарта, согласно которой долг перед государством и народом однозначно должен стоять выше личных интересов. Впрочем, преобразования в пьесе тирана Сехисмундо на мудрого и гуманного правителя свидетельствовало не только о победе человеческой воли и разума над заранее определенной судьбой.
Образ Сехисмундо — это прежде всего образ-аллегория. В нем мало черт конкретного человека, поэтому этот персонаж можно рассматривать и как аллегорию человеческой судьбы — поиски своей жизни в мире, желание разобраться в мотивах собственных и чужих поступков.
Неслучайно и то, что важнейшие события драмы разворачиваются именно в душе героя. Сехисмундо в начале и в конце драмы — это вообще два разных человека. Сначала это полудикий отшельник, который вырос в башне среди диких зверей и сам напоминает зверя как своим поведением (дикий характер, несдержанность), так и снаружи (он постоянно появляется в звериной шкуре).
В полном болью монологе («О, я несчастный, горе мне!») Герой проклинает судьбу, которая дает человеку меньше свободы, чем животному, ручье, рыбе и птице. Проживая постоянно в тюрьме, где Сехисмундо воспитывают как ревностного католика, несчастный только недоволен, что за свой «грех рождения» ему приходится расплачиваться другу. Впрочем, узнав, что он не жалкий узник, а всесильный чиновник, Сехисмундо превращается в убийцу и жестокого беспредельщика. Как видим, переодевание в пышный наряд принца никак не меняет его животной сущности. Так, вторично оказавшись в тюрьме, ему приходится привыкать к еще одной «несправедливости»:
Что такое жизнь? Заблуждение!
Что такое жизнь? Это скон,
Это иллюзий всех плен,
Черная тень и страховиття;
Вся жизнь — это лишь сновидении,
А сновидении — только сон.
Сон может быть неприятным, может быть хорошим, но в любом случае это лишь иллюзия. Ощущение жизни как сна является будто указанием на близкое наказания. Итак, отнюдь не следует жаловаться на судьбу, предназначенную небом. К этому выводу Сехисмундо доходит после того, как он совершил несколько глупых в своей жестокости поступков и опять усыплен, вернулся к своему первоначальному состоянию заключенного. В таком сюжетном повороте автор своеобразно объясняет религиозное утверждение о бессмертии души, которая может жить-грешить (т.е. спать), но после смерти (пробуждение) ее ждет возвращение в потусторонний мир. Так же Сехисмундо не умер, то есть не «проснулся» окончательно, он понимает свою жизнь в заключении как сон, а краткое пребывание на свободе, соответственно, как сон во сне.
В конце концов, Сехисмундо, обуздав свои инстинкты и желания, становится настоящей (с позиции религиозного вероучения) человеком и заявляет:
Все ведь правда! Обуздает
Честолюбие и злобу,
Это безумие и ярость слепую …
Это кульминация произведения, нравственное перерождение животного в человека, которого можно достичь только христианским путем — через милосердие и любовь.
Однако Кальдерон был не только проповедником христианства, но и преданным слугой короля. Поэтому важность чести и долга осознает итоге и сам Сехисмундо. Ярче всего это показано в эпизоде, когда уволенный солдатами-бунтовщиками из тюрьмы Сехисмундо прощает своему тюремщику Клотальдо, ведь тот выполнял волю короля, и строго наказывает своего освободителя, поскольку тот нарушил королевский приказ.
Сехисмундо часто сравнивают с Гамлетом. Однако если Гамлет всего страдает через зло, что окружает его в жизни, Сехисмундо все же приходит к выводу, что самое страшное — это зло, которое живет в человеке внутри. Идеальный хозяин страны, как и любой человек, по мнению Кальдерона, должен прежде уметь владеть собой. А способность быть справедливым и милосердным с другими — шаг к настоящей свободе, которая неотделима от строгих моральных обязанностей.
Сны господина де Мольера
Текст и фото: Сергей Чалый
Ленком показал премьеру – спектакль «Сны господина де Мольера» по пьесе Михаила Булгакова «Кабала святош».
Что мы знаем о Мольере Жане Батисте? Великий драматург, прекрасный актер, руководитель театра, автор замечательных смешных пьес и, должно быть, веселый человек? Все так, за исключением последнего. Мольер Игоря Миркурбанова несдержан, вспыльчив, груб, даже драчлив и в жизни вовсе не сыплет направо и налево уморительными шуточками и меткими остротами, как это могло бы показаться, читателю, знакомому с его произведениями. А уж если кто допустил какую-либо оплошность во время спектакля, то под горячую руку пусть лучше не попадается!
Тем не менее, актеры театра, друзья и даже слуги искренне любят Мольера за доброту и отзывчивость, за справедливость, за щедрость, за то, что несмотря на вспыльчивость, он любит своих актеров, друзей и слуг. Любит юную Арманду Бежар, на которой жениться, несмотря на разницу в возрасте в 20 лет.
Впервые мы видим Мольера в момент его триумфа – его пьесы популярны, спектакли посещает сам король и даже иногда аплодирует. А поддержка короля Мольеру ох как нужна! Ведь своими пьесами он нажил себе немало врагов – уж больно узнаваемы персонажи. А в последней пьесе под видом Тартюфа вывел – страшно сказать – самого архиепископа! Иметь такого врага может позволить себе далеко не каждый. Вот и приходится Мольеру рассыпаться в комплиментах королю, чтобы не дать повод к неудовольствию монарха, иначе все – пропал.
Но при всем своем опыте и остром уме, не понимает великий насмешник, что у него нет никаких шансов, поскольку архиепископ не человек, а один из столпов власти. Он, как и король – часть системы, а система своих не сдает. Каким бы просвещенным не был монарх, как бы хорошо он не относился к Мольеру лично, он не станет, да и не сможет подрывать основы своей монаршей власти, а значит, нужен лишь повод, чтобы поставить зарвавшегося выскочку на место. И такой повод находится.
Что же делать, бежать? Вот и в театре все уговаривают бежать! Но Мольер не мыслит жизни без театра, сильнее страха смерти, страх остаться без сцены, без своей труппы, страх одиночества. Значит, играть? Играть, и будь что будет!
Спектакль на первый взгляд посвящён описанию последних лет жизни великого драматурга. На самом деле, создатели спектакля исследуют особенно актуальную в этом сезоне тему «художник и власть». К несчастьям Мольера приводит ряд, казалось бы, нелепых случайностей, но нет, все закономерно, художнику, если он настоящий художник, всегда тесно в границах дозволенного властью, а власть, разумеется, не терпит нарушения установленных границ.
Спектакль производит сильное впечатление. Прекрасный актерский состав: Виктор Вержбицкий в роли Людовика, Иван Агапов в роли Бутона, Анна Большова в небольшой по объему, но чрезвычайно насыщенной эмоционально роли Мадлены Бежар. Особое удовольствие – наблюдать за работой такого мастера, как Игорь Миркурбанов. Его персонаж не просто убедительно проживает роль, он меняется внутренне, от сильного, уверенного в себе человека в начале, до уставшего, разочарованного, отчаявшегося, почти сломленного в конце спектакля. Ближайшие показы 25 сентября и 6 октября.
Иванов Р. «Жизнь есть сон» Кальдерона: вырождение Возрождения.
«Жизнь есть сон» Кальдерона: вырождение Возрождения
Выражение, ставшее названием знаменитой пьесы, входит в ряд метафор, характерных для литературы барокко: «мир (жизнь) — книга, мир — театр» и т. п. В этих афоризмах заключена сама суть барочной культуры, трактующей мир как произведение искусства (сон также понимается как творческий процесс). Барокко как стиль в искусстве, в частности в литературе, ограничен временными рамками: конец XVI — начало XVIII вв.
В эти полтораста, приблизительно, лет мы наблюдаем, как это направление «мигрировало» по Европе, зародившись в Италии и умерев в России, а именно в творчестве Симеона Полоцкого. Очевидно, что расцвет барокко, эпоха его наивысшего влияния, приходится на XVII век. В это столетие стиль приходит в Испанию и находит своего ярчайшего представителя — Кальдерона де ля Барку (1600—1681).
Этимология термина точно не установлена. Он может происходить как от португальского выражения perola baroca (жемчуг неправильной формы), так и от латинского слова baroco (особо сложный вид логического умозаключения) или французского baroquer («размывать, смягчать контур» на художническом арго).
Трудно отдать предпочтение какой-то из версий, ибо барокко — это и неправильность, и сложность, и пресловутая «размытость». Все три эпитета подходят для характеристики творчества приверженцев барокко. Оно противостоит ясной и оптимистической картине, созданной художниками Ренессанса.
Барокко вообще есть следствие, так сказать, вырождения Возрождения. Мастеров ренессансной культуры отличал благожелательный, доходящий до воспевания, интерес к Человеку. Но оказалось, что человек (уже со строчной буквы) не способен влиять ни на свою эпоху, ни на себе подобных и не в силах ничего исправить. Наступило разочарование. В литературе испанской его отражением явился, разумеется, Дон-Кихот — прекраснодушный безумец, чьи высокие помыслы реальному миру не нужны и даже вредны.
От позиции Сервантеса всего один шаг до философско-творческого кредо Кальдерона. Не следует, считает он, отчаиваться от того, что жизнь нельзя изменить, — ведь она есть всего лишь сон, фикция. Законы жизни — это законы сна.
Поэтому не вполне верно говорить, что литература барочного направления обращается к миру грез и сновидений: это действительность трактуется в ней как сновидение, насыщенное символами и аллегориями. Типичные признаки барокко: нарочито нереальные характеры и ситуации, ветвистые метафоры, претенциозность, тяжеловесная риторика, — все это присуще путаному сну, а не яви. Немудрено, что писатели так называемого ренессансно-реалистического направления, как Шарль Сорель, называли барочные «сновидческие» произведения «галиматьёй, способной загнать в тупик самый изворотливый ум». (Так дневная логика объявляет абсурдом сны, которые, пока мы их видим, кажутся нам полными смысла и значительности.)
Афоризм «Жизнь есть сон», столь подходящий для определения сущности всего барокко, кажется тождественным другим барочным выражениям — «Жизнь есть театр», «книга» и так далее. На самом деле между ними есть серьезная разница. Если жизнь есть пьеса или книга, то ее персонажи всецело подчинены Автору, или, говоря традиционней, Богу. А если жизнь есть сон, то персонаж одновременно и является этим Автором, коль скоро этот сон — его собственный. Здесь — симптом той двойственности, которая отличает искусство барокко вообще и пьесу Кальдерона в резкой частности: признание и бесправия человека, и его силы. Как удачно сказал Тургенев, «существо, решающееся с такой отвагой признаться в своем ничтожестве, тем самым возвышается до того фантастического существа, игрушкой которого оно себя считает. И это божество есть тоже творение его руки». Барокко представляет собой сочетание несочетаемого — Средневековья и Ренессанса, или, по словам проф. А. А. Морозова, «готики и эллинизма». Смешалось усвоенное Возрождением античное почтение к человеку, «равному богам», — и схоластическая мысль о тотальной зависимости человека от Вседержителя.
Примирить эти две позиции оказалось элементарно, стоило только объявить мир иллюзией. Иллюзорно величие человека, но иллюзорна и его зависимость от божества. Разумеется, сам Кальдерон, ревностный католик, никогда не согласился бы с тем, что это «случилось» в лучшей его пьесе. Однако рассмотрим её и убедимся в этом.
«Жизнь есть сон» — мрачное философское произведение, и трудно согласиться с его переводчиком Бальмонтом, полагавшим, что, берясь за чтение пьесы, «мы вступаем в чарующий мир поэтических созданий». Многие видные писатели и литературоведы не в восторге от переводов, выполненных этим литератором Серебряного века, всех зарубежных авторов «рядившим в свои одежды». Но все же Бальмонт — поэт декаданса, течения несколько схожего с барокко: то же разочарование, та же тяга к символам… Поэтому его перевод Кальдерона кажется удачным, ибо недостатки получившегося текста можно отнести к изъянам, общим для этих авторов, а точнее — этих литературных направлений.
Пьеса начинается с того, что Сехисмундо, принц, с рождения заточенный своим отцом в специально отстроенной башне, жалуется и негодует, обращаясь к небу. Не зная истинного своего «греха» (зловещих знамений, предвестивших его появление на свет), он все же признает, что наказан справедливо:
Твой гнев моим грехом оправдан.
Грех величайший — бытие.
Тягчайшее из преступлений —
Родиться в мире. Это так.
Очевидно, эти понятия внушены несчастному его учителем Клотальдо, потчевавшим узника религиозными догматами об изначальной греховности человека. Усвоивший католическую веру, Сехисмундо недоволен лишь тем, что за общий «грех рождения» расплачивается он один. Позже принц становится равнодушен к этой «несправедливости», когда осознает, что «жизнь есть сон».
Жить значит спать, быть в этой жизни —
Жить сновиденьем каждый час (…)
И каждый видит сон о жизни
И о своем текущем дне,
Хотя никто не понимает,
Что существует он во сне.
Сон может быть плохим, может быть хорошим, но в любом случае он представляет собой иллюзию. Следовательно, нет никакого смысла сетовать на свою судьбу.
К этой мысли он приходит после того, как был прощен, призван ко двору, свершил там несколько жестоких и безнравственных поступков и, отринутый, вернулся в первоначальное состояние заключенного. Мы видим в этом своеобразную трактовку религиозного постулата о бессмертии души, которая может жить-грешить (иначе говоря, спать), но по смерти (пробуждении) ее ждет возвращение в потусторонность. Поскольку Сехисмундо не умер, т. е. не «проснулся» окончательно, он понимает свою жизнь в заключении как сон, а краткое пребывание на воле, соответственно, как сон во сне. Итак, говоря языком священника, в сей юдоли все бренно: и преступление, и возмездие, и печаль, и радость:
И лучший миг есть заблужденье,
Раз жизнь есть только сновиденье.
Легко заметить, что, называя свое краткое пребывание на воле сном, Сехисмундо не только избавляется от ужаса возвращения в темницу, но и оправдывает свое преступное поведение.
…Люди той страны, где протекает действие (Полония), не ведают, что король Басилио заботился об их благе, когда лишал свободы своего жестокого сына. Народ знает только, что Сехисмундо — «царь законный», а некий Астальфо, которому король хочет передать трон, — «чужеземец». Поднимается мятеж, восставшие солдаты направляются к опальному принцу, желая возвести его на престол. Узник, проникнутый своей философской концепцией, отказывается было от такой чести:
Я не хочу величий лживых,
Без заблуждений существует,
Кто сознает, что жизнь есть сон.
Но один из вошедших к нему находит верные слова:
Всегда случалось, что в событьях
Предвозвещенье, — этой вестью
И был твой предыдущий сон.
Сехисмундо легко с ним соглашается (вещие сны вполне укладываются в его концепцию) и решает «уснуть» еще раз:
Ты хорошо сказал. Да будет.
Пусть это было предвещенье.
И если жизнь так быстротечна,
Уснем, душа, уснем еще.
Эта реплика очень важна. Не «предвозвещенье» повлияло на решение принца. Он сам решает, считать ли ему свой мнимый сон «вестью» о «событьях многозначительных».
Итак, само по себе «предвещенье» ничего не значит. Это человеку решать, что считать таковым, а что нет. Позднее Сехисмундо, захватив королевский дворец, обвинит своего отца именно в том, что тот доверился знамениям и заточил сына; не знамения виновны, а человек:
То, что назначено от неба (…),
То высшее нас не обманет
И никогда нам не солжет.
Но тот солжет, но тот обманет,
Кто, чтоб воспользоваться ими
Во зло, захочет в них проникнуть
И сокровенность их понять.
Так, прикрываясь вполне христианским постулатом о непознаваемости божьей воли, в пьесу проникает мысль о самостоятельности человека, о его праве на выбор и об ответственности такого выбора.
Один лишь этот образ жизни,
Одно лишь это воспитанье
Способны были бы в мой нрав
Жестокие внедрить привычки:
Хороший способ устранить их!
В конце своего длинного монолога он заявляет о «приговоре неба», который невозможно предотвратить, — и тут же делает нелогичный ход, отменяющий все «приговоры», земные и небесные: прощает отца:
Встань, государь, и дай мне руку:
Ты видишь: небо показало,
Что ты ошибся, захотев
Так победить его решенье;
И вот с повинной головою
Жду твоего я приговора
И падаю к твоим ногам.
Следует проникновенная реплика короля, признающего Сехисмундо своим наследником, к вящей радости окружающих. Принц произносит «ударную» заключительную фразу:
Сегодня, так как ожидают
Меня великие победы,
Да будет высшею из них
Победа над самим собою.
«Победа над самим собою» — победа над предопределённой судьбой.
…На первый взгляд, финал пьесы гласит о том, как посрамлен дерзновенный человек (Басилио), решивший избежать предсказанного небесами события вместо того, чтобы смиренно ждать его. Но с тем же успехом можно сказать, что Кальдерон живописует фиаско суеверной личности, едва не сгубившей родного сына из-за веры в знамения. Это двойное толкование, как и сам стиль барокко, выходит за пределы католических догм, приверженцем которых являлся автор.
Следующий пример барочного «дуализма» ещё наглядней.
В общем, автор считает: восприятие личного бытия как сновидения способствует христианской добродетели. (Но его пьесу, строго говоря, нельзя считать убедительным тому доказательством.) На самом деле эта концепция глубоко антирелигиозна, ибо предполагает единственного Творца — человека, видящего сон. Само божество таким образом сводится до уровня одного из фантомов сновидения. Понятие греха и посмертной метафизической кары обессмысливается: как можно наказывать за проступок и даже преступление, сколь угодно тяжкое, если оно лишь приснилось?
Так становится «размытой» сама личность Сехисмундо: то ли он вправду постиг высшую истину, то ли он пройдоха, придумывающий вздорные оправдания своим злодействам…
С точки зрения законодателей барокко, одним из главных достоинств произведения является неоднозначность, возможность различных толкований. «Чем труднее познается истина, — изрек испанский философ того времени, — тем приятнее её достичь». Но двуликость стиля, обращенного и к чувственной античности, и к чопорному средневековью, автоматически приводит к тому, что в барочных произведениях достигать приходится не одну, а две истины, и притом равноправные. Зритель не знает, какой отдать предпочтение, даже если ему известно (как в случае с Кальдероном) мнение автора на сей счет.
Понятно, почему уже в XVIII веке термин «барокко» стал употребляться для отрицательной характеристики «чрезмерно сложных для восприятия» литературных трудов. Несмотря на это, очень многое из арсенала этого стиля вошло в культурный обиход, в том числе, бесспорно, и замечательный афоризм, ставший заглавием пьесы.
Мольер
Биография
Портрет Мольера
Глава семейства, Жан Поклен, и оба деда драматурга были обойщиками. Судя по тому, что отец писателя купил себе должность королевского обойщика и камердинера короля, проблем с финансами у него не было. Мать, Мари Крессе, умерла от туберкулеза еще в молодости.
Жан Поклен видел в первенце преемника своей придворной должности и даже добился того, чтобы король закрепил за ним место официально. Поскольку это дело не требовало особой образованности, Жан-Батист к четырнадцати годам едва научился читать и писать. Однако дед настоял на том, чтобы внука отдали в Клермонский иезуитский колледж.
Памятник Мольеру
В то время это было лучшее учебное заведение в Париже, в котором преподавались древние языки, естественные науки, философия, а также латинская словесность. Этих знаний будущему автору комедии «Мизантроп» хватило для того, чтобы читать в оригинале Плавта и Теренция и сделать стихотворный перевод поэмы Лукреция «О природе вещей».
Он получил диплом преподавателя, имеющего право читать лекции. Из биографии писателя известно, что в его жизни также присутствовал опыт выступления в суде в роли адвоката. В итоге ни юристом, ни придворным обойщиком Мольер не стал.
Мольер
Отказавшись от прав на отцовскую должность и взяв свою долю из материнского наследства, он пошел на поводу у желания стать трагическим актером и начал осваивать лицедейскую стезю. Как раз в тот период театр переходил с уличных подмостков на сцены роскошных залов, превращался из забавы для простонародья в изысканное развлечение и философское поучение для аристократов, отказываясь от состряпанных на скорую руку фарсов в пользу высокой литературы.
Литература
Вместе с несколькими актерами Жан-Батист создал свой театр, который, не сомневаясь в успехе, назвал «Блистательным», взял себе псевдоним Мольер и начал пробовать себя в трагических ролях. Стоит отметить, что «Блистательный театр» просуществовал недолго, не выдержав соперничества с профессиональными парижскими труппами. Наиболее стойкие энтузиасты вместе с Мольером решили попытать счастья в провинции.
«Блистательный» театр Мольера
За время тринадцатилетних странствий по всей Франции (1646- 1658 год) Мольер переквалифицировался из трагика в комика, поскольку именно фарсовые спектакли нравились тогда провинциальной публике. Кроме того, необходимость постоянно обновлять репертуар заставила Мольера взяться за перо, чтобы самому сочинять пьесы. Так Жан-Батист, мечтавший играть главных героев в спектаклях, поневоле стал комедиографом.
Карта гастролей Мольера
Портрет Мольера
В образе главных героев работ выражены три способа миропонимания: святоша Тартюф, полагающий, что для грехов любых есть оправдание в намерениях благих, безбожник Дон Жуан, бросающий вызов небесам и погибающий под сетования от цепкой руки Каменного гостя, а также Альцест, не признающий свои пороки и слабости.
Все эти три комедии, подарившие автору литературное бессмертие, в жизни принесли ему одни неприятности. «Тартюф» после первых постановок был запрещен из-за того, что верующие увидели в осмеянии религиозного лицемерия Тартюфа нападки на церковь.
Книга комедий Мольера
Известно, что архиепископ Парижа даже грозил своей пастве отлучением от церкви за всякую попытку познакомиться с комедией, а пара священников и вовсе предлагали святотатца-автора сжечь на костре. Даже король поостерегся в это дело вмешиваться, предпочитая поддерживать Мольера негласно. Комедия не появлялась на сценах пять лет, пока общественные установления немного не смягчились.
«Мизантропа» публика также не приняла. В Альцесте зрители видели отражение мрачного состояния духа самого автора, которого соотносили с главным героем. Основания для этого были. У Мольера в тот период наступила черная полоса в жизни. Не прожив и года, умер его сын, а с Армандой, поступившей в театр и упоенной первыми сценическими успехами и победами, начались конфликты.
Мольер на встрече с королем Людовиком XIV
«Дон Жуан» был написан Жаном-Батистом после запрещения «Тартюфа», чтобы прокормить труппу, но и с ним произошла неприятная история. После пятнадцатого представления, несмотря на шумный успех у публики, пьеса неожиданно исчезла со сцены.
После «Тартюфа» Мольер вызывал повышенное внимание у ордена иезуитов и, возможно, здесь тоже не обошлось без его вмешательства. Король, чтобы спасти мольеровский театр, повысил его в ранге, дав название «Актеры Короля», и труппе стали выплачивать жалованье из казны.
Иллюстрация к пьесе Мольера «Мнимый больной»
Следует заметить, что творческая дерзость Мольера (так называемое «новаторство») намного опережала эволюцию эстетических и этических норм, а его художественная раскованность, которую Гете называл «обаятельной естественностью», граничила в то время с нарушением норм морали.
Иллюстрация к пьесе Мольера «Мещанин во дворянстве»
Личная жизнь
По воспоминаниям современников, как это часто бывает с писателями комедийного жанра, Мольер был склонен к меланхолии, легко разражался и часто ревновал избранницу. Известно, что в брак автор произведения «Мещанин во дворянстве» вступил уже пожилом возрасте, а Арманда же была юной, очаровательной и кокетливой.
Мольер и его жена Арманда
Помимо прочего, эта простая история усугублялась сплетнями и эдиповыми намеками. Всему положил конец король. Людовик XIV, который в ту пору был влюблен в мадемуазель Луизу де Лавальер, а значит, великодушен и широк во взглядах.
Самодержец взял под защиту пьесы вольнодумца и, кроме того, согласился стать крестным отцом первенца Мольера и Арманды, что было красноречивее любого указа о неприкосновенности творца. Известно, что сын писателя умер спустя год после рождения.
Смерть
Главные роли в спектаклях своей театральной труппы Мольер предпочитал исполнять сам, не доверяя их другим актерам. В свой последний день жизни, 17 февраля 1673 года, Жан-Батист также вышел на сцену, чтобы в четвертый раз сыграть в пьесе «Мнимый больной». Прямо во время спектакля драматургу стало плохо. Родные перенесли кашляющего кровью писателя домой, где он и скончался через пару часов.
Могила Мольера
Известно, что архиепископ Парижа сначала запретил хоронить Мольера, так как артист был большим грешником и должен был перед смертью покаяться. Исправить ситуацию помогло вмешательство короля Людовика XIV.
Церемония захоронения именитого комедиографа состоялась ночью. Могила находилась за оградой кладбища церкви Святого Иосифа, где по традиции хоронили самоубийц и некрещеных детей. Позднее останки Жана-Батиста Мольера были с большим пиететом и пышностью перезахоронены на кладбище Пер-Лашез. Творческое наследие основоположника комедийного жанра сохранилось в книгах, содержащих собрание его лучших произведений.
В 2007 году режиссер Лоран Тирар снял фильм «Мольер», в основе сюжета которого лежит история жизни Жана-Батиста Поклена. Кроме того, в разное время были экранизированы такие произведения писателя, как «Скупой», «Тартюф, или Обманщик», «Школа жен» и «Дон Жуан, или Каменный пир».
В сентябре 2017-го, в театре «Ленком» состоялась премьера спектакля «Сны господина де Мольера» по пьесе Михаила Булгакова «Кабала святош», прогон которой был еще в июле. Известно, что Жана-Батиста сыграл актер Игорь Миркурбанов.