Пайл знает что перед сном
Пайл знает что перед сном
– Все ясно, как день. Пайл знает, что перед сном я выкуриваю несколько трубок, и не хочет меня беспокоить. Он придет утром.
Игла снова погрузилась в отверстие, и я взял у Фуонг вторую трубку. Выкурив ее, я сказал:
– Нечего волноваться. Не о чем беспокоиться. – Я отхлебнул чаю и положил руку на сгиб ее руки. – Хорошо, что у меня оставалось хоть это, когда ты от меня ушла. На улице д’Ормэ хорошая курильня. Сколько шуму поднимаем мы, европейцы, из-за всякой ерунды. Зря ты живешь с человеком, который не курит, Фуонг.
– Но он на мне женится. Теперь уже скоро.
– Тогда, конечно, другое дело.
– Приготовить тебе еще одну трубку?
Интересно, останется она со мной, если Пайл так и не придет? Но я знал, что, когда я выкурю четыре трубки, Фуонг мне больше не будет нужна. Конечно, приятно чувствовать ее бедро рядом со своим, – она всегда спит на спине, – и, проснувшись утром, встретить новый день с трубкой, а не с самим собой.
– Пайл сегодня уже не придет, – сказал я. – Оставайся здесь, Фуонг.
– Почему Пайла нет? – спросила Фуонг.
– Он пошел к генералу Тхе?
– Он сказал, что если не сможет с тобой поужинать, то придет сюда.
– Не беспокойся. Он придет. Приготовь мне еще одну трубку.
Когда она склонилась над огнем, я вспомнил стихи Бодлера: «Мое дитя, сестра моя…» Как там дальше?
Aimer a loisir Aimer et mourir Au payx qui te ressembler.
Любить и умереть В стране, похожей на тебя (фр.)]
– Вот и Пайл! – воскликнула она.
– Нет. Это не его стук.
Кто-то снова постучал, уже с нетерпением. Она быстро встала, задев желтое дерево, и оно снова осыпало своими лепестками мою машинку. Дверь отворилась.
– Мсье Фулэр, – резко позвал чей-то голос.
– Да, я Фаулер, – отозвался я, и не подумав встать из-за какого-то полицейского: даже не поднимая головы, я мог видеть его короткие штаны защитного цвета.
Он объяснил на почти непонятном французском наречии, на котором говорят во Вьетнаме, что меня ждут в охранке – немедленно, тотчас же, сию минуту.
– Во французской охранке или вашей?
– Во французской. – В его устах это прозвучало «Франсунг».
Он не знал: ему приказали меня доставить, вот и все.
– Говорите «вы», когда разговариваете с дамой, – сказал я ему. – Откуда известно, что она здесь?
Он только повторил, что таков приказ.
Спорить было бесполезно – поэтому я встал, надел ботинки и галстук. В здешних краях последнее слово всегда остается за полицией: она может аннулировать ваш пропуск, запретить посещение пресс-конференций и, наконец, если захочет, отказать вам в разрешении на выезд. Все это были законные меры, но законность не так уж соблюдалась в стране, где идет война. Я знал человека, у которого внезапно самым непонятным образом пропал повар, – следы его вели в местную охранку, однако полицейские заверили моего знакомого, будто повар был допрошен и отпущен на все четыре стороны. Семья так больше никогда его и не видела. Может, он ушел к коммунистам или завербовался в одну из наемных армий, которые расплодились вокруг Сайгона – армию хоа-хао, каодаистов или генерала Тхе. Может, он и сейчас сидит во французской тюрьме; может, ведет беспечальную жизнь в китайском предместье – Шолоне, торгуя девочками. А может, он умер от разрыва сердца во время допроса.
– Пешком я не пойду, – сказал я. – Вам придется нанять рикшу. – Человек обязан сохранять достоинство.
Поэтому я отказался от сигареты, предложенной мне офицером французской охранки. После трех трубок рассудок у меня был ясный, – я без труда мог принимать такого рода решения, не теряя из виду главного: чего они от меня хотят? Я встречался с Виго несколько раз на приемах; он запомнился мне тем, что был, казалось, несуразно влюблен в свою жену, вульгарную, лживую блондинку, которая не обращала на него никакого внимания, Теперь, в два часа ночи, он сидел в духоте и папиросном дыму, усталый, мрачный, с зеленым козырьком над глазами и томиком Паскаля на столе, чтобы скоротать время. Когда я запретил ему допрашивать Фуонг без меня, он сразу же уступил со вздохом, в котором чувствовалось, как он устал от Сайгона, от жары, а может, и от жизни.
Он сказал по-английски:
– Мне очень жаль, что я был вынужден просить вас прийти.
– Меня не просили, мне приказали.
– Ах, уж эти мне туземные полицейские, ничего они не понимают. – Глаза его были прикованы к раскрытому томику «Мыслей» Паскаля, будто он и в самом деле был погружен в эти печальные
ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Тихий американец
НАСТРОЙКИ.
СОДЕРЖАНИЕ.
СОДЕРЖАНИЕ
Я не люблю тревог: тогда проснется воля, А действовать опаснее всего; я трепещу при мысли Стать фальшивым, сердечную обиду нанести иль беззаконье совершить — Все наши представления о долге так ужасны и нас толкают на поступки эти.
К спасенью душ и умервщленью плоти,
Благую цель преследуя притом,
В наш век — вы сотни способов найдете.
Дорогие Ренэ и Фуонг!
Любящий вас Грэм Грин.
После ужина я сидел у себя в комнате на улице Катина и дожидался Пайла. Он сказал: «Я буду у вас не позже десяти», — но когда настала полночь, я не смог больше ждать и вышел из дома. У входа, на площадке, сидели на корточках старухи в черных штанах: стоял февраль, и в постели им, наверно, было слишком жарко. Лениво нажимая на педали, велорикша проехал к реке; там разгружались новые американские самолеты и ярко горели фонари. Длинная улица была пуста, на ней не было и следа Пайла.
«Конечно, — сказал я себе, — его могли задержать в американской миссии, но тогда он непременно позвонил бы в ресторан: он ведь дотошно соблюдает приличия». Я повернул было назад к двери, но заметил, что в соседнем подъезде стоит девушка. Я сразу ее узнал, хоть и не мог разглядеть лица, а видел только белые шелковые штаны и длинную цветастую кофту. Она так часто ждала моего возвращения в этот самый час и на этом самом месте.
— Фуонг, — окликнул я ее. Это значило Феникс, хотя ничто в наши дни не похоже на сказку и не возрождается из пепла. Она мне ничего не сказала, но я знал, что она ждет Пайла. — Его нет.
— Je sais. Je t’ai vu seui a la fenetre note 2.
— Ты можешь подождать наверху, — сказал я. — Теперь уж он скоро придет.
— Лучше не надо. Тебя могут забрать в полицию.
Она пошла за мной наверх. Молча я перебрал в уме несколько насмешливых и колких замечаний, но не произнес их: она недостаточно знала и английский и французский, чтобы до нее дошла ирония; как ни странно, мне не хотелось причинять боль ни ей, ни самому себе. Когда мы поднялись на площадку лестницы, старухи повернули в нашу сторону головы, а как только мы прошли
— их голоса зазвучали то выше, то ниже, словно они пели.
— Думают, что я вернулась домой.
С дерева, которое я поставил у себя в комнате несколько недель назад по случаю китайского Нового года, облетели почти все желтые цветы. Они набились между клавишами моей пишущей машинки, и я стал их оттуда вытаскивать.
— Tu es trouble note 3, — сказала Фуонг.
— Это на него не похоже. Он такой аккуратный.
Я снял галстук, ботинки и лег на кровать. Фуонг зажгла газовую плитку и поставила кипятить воду для чая. Совсем как полгода назад.
— Он говорит, что теперь ты скоро уедешь, — сказала она.
— Он тебя очень любит.
Я заметил, что она стала причесываться по-другому, и ее гладкие черные волосы теперь падали прямо на плечи. Я вспомнил, что Пайл как-то выразил неодобрение той сложной прическе, которая, по мнению Фуонг, подобала ей как дочери мандарина.
Я закрыл глаза, и она снова была тем, что прежде: шипением пара, звяканьем чашки, особенным часом ночи; она снова сулила покой.
— Теперь он скоро придет, — сказала она, будто я нуждался в утешении.
Интересно, о чем они говорят друг с другом? Пайл — человек серьезный и немало-меня помучил своими лекциями о Дальнем Востоке, где он прожил столько месяцев, сколько я — лет. Другой его излюбленной темой была демократия, и он высказывал непоколебимые взгляды, основательно бесившие меня, на ту высокую миссию, которую Соединенные Штаты выполняют по отношению ко всему человечеству. Фуонг же была поразительно невежественна: если бы разговор зашел о Гитлере, она бы прервала вас, чтобы спросить, кто он такой. И объяснить ей это было бы очень трудно: ведь она никогда не встречала ни немцев, ни поляков, имела самое туманное представление о географии Европы, хотя ее познания о личной жизни английской принцессы Маргариты были куда обширнее моих. Я услышал, как она ставит поднос на край кровати.
— Он все еще влюблен в тебя, Фуонг?
Любить аннамитку — это все равно, что любить птицу: они чирикают и поют у вас на подушке. Было время, когда мне казалось, что ни одна птица на свете не поет так, как Фуонг. Я протянул руку и дотронулся до ее запястья,
— и кости у них такие же хрупкие, как у птицы.
— Он все еще влюблен?
Она засмеялась, и я услышал, как чиркнула спичка.
— Влюблен? — Наверно, это было одно из тех выражений, которых она не понимала.
Тест по русскому языку на тему «Пунктуация сложного предложения»
Знаки препинания в сложном предложении 11 класс
1. В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых должны стоять запятые?
Вронский умыщленно избегал той избранной (1) великосветской толпы(2) которая сдержанно и свободно двигалась (3) и переговаривалась (4) пред беседками.(Л.Толстой)
1) 1,2 2) 2 3) 1,2,3 4) 1, 2, 4
2. В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых должны стоять запятые?
Пел он весёлую (1)плясовую песню (2) слова(3) которой были наполнены бесконечными украшениями (4)с прибавлением согласных и восклицаний.(Т)
1) 1,3 2) 1,2,4 3) 2 4) 3
3) В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых должны стоять запятые?
И так как никто не знал географии под(1) флагом (2) которой она пришвартовалась(3) было неизвестно(4) на каком языке обратиться к ней.
1) 1,4 2) 2,4 3) 1,3,4 4) 2,3,4
Пайл знает(1) что перед сном я выкуриваю несколько трубок(2) и не хочет меня беспокоить. (Г. Грим)
5) В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых должны стоять запятые?
Вначале с нею спорили(1) а (2) когда она упрямо доказывала (3) что больше некому было украсть (4) то многие поверили и даже хотели пуститься в погоню. (Андр.)
1) 1,4 2) 2,4 3) 1,3,4 4) 2,3,4
6) Укажите вариант ответа, где правильно указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.
Она схватывала мою руку своей горячею рукой и садила меня возле себя(1) и если (2)замечала(3) что я угрюм и встревожен (4)старалась развеселить меня. (Дост.)
1) 1,3,4 2) 2,3,4 3) 3,4 4) 1,2,3,4
7) На месте каких цифр в предложении должны стоять запятые?
Для Анны было бы лучше прервать сношения с Вронским(1) но(2) если они все находят (3) что это невозможно(4) он готов был даже вновь допустить это. (Л.Т.)
1) 1,3,4 2) 2,3,4 3) 3,4 4) 1,2,3,4
8) В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых должны стоять запятые?
Если я знаю (1)что моё убеждение справедливо(2) я преследую его до последней крайности(3) и (4)если я не собьюсь с дороги(5) то я честный человек. (Дост.)
1) 1,3,5 2) 1,4,5 3) 1,2,3,5 4) 1,2,4,5 5) 1,2,3,4,5
9) Укажите вариант ответа, где правильно указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.
Ну как сказать человеку грубость прямо в глаза хотя он и стоил того и хотя я именно и хотел сказать ему грубость.
1) 1 2) 1,2 3) 1,3 4) 1,2,3
10) В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых должны стоять запятые?
Пайл знает что перед сном
THE QUIET AMERICAN
Перевод с английского А. Кабалкина
Серийное оформление и компьютерный дизайн Е. Ферез
Печатается при содействии литературных агентств David Higham Associates и The Van Lear Agency LLC.
Серия «Эксклюзивная классика»
© Graham Greene, 1955, 1973
© Перевод. А. Кабалкин, 2016
© Издание на русском языке AST Publishers, 2019
Дорогие Ренэ и Фуонг!
После ужина я ждал Пайла у себя на улице Катина. Он сказал: «Я буду у вас не позднее десяти». Когда наступила полночь, я не усидел и спустился на улицу. На лестничной площадке собрались старухи в черных штанах; был февраль, и им, наверное, надоело ворочаться в постелях в жару. В сторону реки медленно ехал велорикша; там, где разгружали новые американские самолеты, горели прожекторы. Пайла на всей длинной улице не оказалось.
Конечно, сказал я себе, что-то могло задержать его в американском представительстве, но в таком случае он обязательно позвонил бы в ресторан – Пайл был очень щепетилен по части соблюдения приличий. Я уже хотел вернуться, когда увидел у соседней двери девушку. Лица не различил, только белые шелковые шаровары и длинное цветастое платье, но все равно узнал ее. Она часто ждала моего возвращения именно в этом месте, в этот час.
– Фуонг, – произнес я. Это значит Феникс, но в наше время со сказками покончено, ничто уже не восстает из праха. Она еще ничего не успела сказать, но я догадался, что Фуонг тоже ждет Пайла. – Его нет.
– Je sais. Je t’ai vu seul a la fenetre[2].
– Если хочешь, можешь подняться, – предложил я. – Он скоро придет.
– Лучше не надо. Тебя может забрать полиция.
Она пошла за мной наверх. Я перебирал в голове разные остроты и грубости, но Фуонг недостаточно знала английский и французский, чтобы понять иронию, да и мне, как ни странно, не хотелось делать больно ей и даже себе. Мы поднялись на лестничную площадку, и все старухи повернули к нам головы, а когда мы мимо них прошли, их голоса стали звучать громче, будто они хором затянули песню.
– Они думают, что я вернулась домой.
Деревце, которое я поставил у себя в комнате несколько недель назад в честь китайского Нового года, уже сбросило пожелтевшие листья, застрявшие теперь между клавишами пишущей машинки. Я стал вынимать их.
– Tu es troublé?[3] – спросила Фуонг.
– Это на него не похоже. Он такой пунктуальный.
Я снял галстук, разулся и растянулся на кровати. Фуонг зажгла газовую горелку и стала кипятить воду для чая. Прошедших шести месяцев как не бывало.
– Он говорит, ты скоро уедешь, – сказала она.
– Он очень любит тебя.
– Спасибо ему – вот только за что? – пробурчал я.
Я видел, что Фуонг изменила прическу – теперь прямые черные волосы свободно падали на плечи. Я вспомнил, как однажды Пайл раскритиковал ее прежнюю прическу, которую, по ее мнению, полагалось носить дочери мандарина. Я зажмурился, и Фуонг снова стала прежней: шипением пара, звоном фарфора, заветным временем в ночи и обещанием покоя.
– Он скоро придет, – произнесла она, словно мне в его отсутствие требовалось утешение.
Я прикинул, о чем они могли разговаривать. Пайл был сама откровенность, он донимал меня своими лекциями о Дальнем Востоке, с которым был знаком столько же месяцев, сколько я – лет. Другой его темой являлась демократия: у него были четкие и раздражающие представления о том, что делают Соединенные Штаты ради остального мира. Зато Фуонг была восхитительно невежественна; если бы в разговоре упомянули Гитлера, она бы спросила, кто это. Объяснить ей это было бы тем более трудно, что Фуонг никогда не встречала ни немцев, ни поляков и имела самое смутное представление о европейской географии, хотя о принцессе Маргарет знала, понятное дело, больше, чем я. Я услышал, как она ставит поднос на край кровати.
– Он все еще тебя любит, Фуонг?
Вьетнамка у вас в постели сродни пташке: так же щебечет и заливается на вашей подушке. В свое время я думал, что ни одно пернатое не сравнится голосом с Фуонг. Я вытянул руку и дотронулся до ее локтя. Косточки у нее тоже были хрупкие, как у птички.
Она рассмеялась, я услышал, как она чиркает спичкой.
Возможно, это было одно из непонятных для нее слов.
– Сделать тебе трубку? – предложила она.
Когда я открыл глаза, Фуонг зажгла лампу. В свете лампы ее кожа напоминала цветом темный янтарь; она наклонилась над пламенем и сосредоточенно морщила лоб, грея опиумную пасту и вращая иглу.
– Пайл по-прежнему не курит? – спросил я.
– Ты бы его заставила, а то он не вернется.