Послеполуденный сон фавна балет смотреть

Послеполуденный сон фавна балет смотреть

Состав оркестра: 3 флейты, 2 гобоя, английский рожок, 2 кларнета, 2 фагота, 4 валторны, античные тарелочки, 2 арфы, струнные.

История создания

«Послеполуденный отдых фавна» — первое симфоническое сочинение Дебюсси, в котором в совершенстве выражен его индивидуальный импрессионистский стиль; оно навеяно одноименной эклогой Стефана Малларме (1842—1898). Французский поэт, глава школы символистов, объединивший вокруг себя молодых поэтов и художников-импрессионистов, написал это большое стихотворение на античный мифологический сюжет еще в 1865—1866 годах (опубликовано оно было 10 лет спустя), возможно, вдохновленный картиной французского художника XVIII века Буше из Лондонской Национальной галереи. Поэтический стиль Малларме — нарочито сложный, непонятный, аллегорический — отличается в то же время чувственной яркостью образов, изяществом вкуса, утонченно- радостным восприятием жизни. Сам Малларме сравнивал свою поэзию с музыкой: он стремился, чтобы его фразы, определенным образом расположенные, поэтически воздействовали на читателя, подобно звукам музыки на слушателя.

Эклога «Послеполуденный отдых фавна» предназначалась для известного французского актера Коклена-старшего — для декламации, иллюстрируемой танцами. Дебюсси, познакомившийся с эклогой в 1886 году, задумал дополнить чтение трех- частной композицией: прелюдией, интерлюдией и финалом (парафразой). Однако смысл стихотворения оказался полностью исчерпан уже в прелюдии, не потребовав продолжения. Услышав ее впервые в авторском исполнении на фортепиано, Малларме был восхищен: «Я не ожидал чего-либо подобного! Эта музыка продолжает настроение моего стихотворения и дополняет его более ярко, чем краски».

Сохранившаяся программа, вероятно, принадлежит Дебюсси: «Музыка этой «Прелюдии» — очень свободная иллюстрация прекрасного стихотворения Малларме. Она отнюдь не претендует на синтез стихотворения. Скорее это следующие один за другим пейзажи, среди которых витают желания и грезы Фавна в послеполуденный зной. Затем, утомленный преследованием пугливо убегающих нимф, он отдается упоительному сну, полному осуществившихся наконец мечтаний о полноте обладания во всеобъемлющей природе».

А в письме, написанном год спустя после завершения «Послеполуденного отдыха фавна» (1894), Дебюсси объяснял принцип его программности в шутливом тоне: «Это общее впечатление от стихотворения, так как при попытке более точно следовать за ним музыка задыхалась бы, подобно извозчичьей лошади, конкурирующей с чистокровной в состязании за Большой приз».

Премьера состоялась 22 декабря 1894 года в Париже, в концерте Национального общества под управлением Гюстава Доре. Как вспоминал впоследствии дирижер, уже во время исполнения он внезапно почувствовал, что слушатели совершенно покорены этой музыкой, и тотчас же по окончании она была сыграна снова. Это был первый настоящий успех Дебюсси.

В 1912 году на музыку «Послеполуденного отдыха фавна» в парижском театре Шатле был поставлен одноактный балет. Хореографом и исполнителем роли Фавна выступил знаменитый русский танцовщик Вацлав Нижинский, который совсем не понравился композитору, назвавшему Нижинского молодым дикарем и порочным гением.

Музыка

Соло флейты сразу же вводит как в далекий мир светлой пасторальной античности, так и в мир музыки Дебюсси, настолько оно типично для композитора. Хроматизированная чувственная мелодия развертывается в свободно импровизационной манере в свирельных тембрах высоких деревянных духовых инструментов. Особый колорит музыке придают глиссандо арфы и перекличка валторн — единственных медных, используемых в прелюдии. В центральном разделе возникает более широкая, напевная, словно озаренная солнцем тема в насыщенном звучании tutti. Когда она замирает у солирующей скрипки, вновь возвращается свирельный наигрыш флейты на фоне переливов арфы. Изложение его прерывают краткие дразнящие мотивы. Музыка приобретает, по авторскому определению, характер «еще большего томления», красочность усиливается включением античных тарелочек. Их пианиссимо на фоне флажолетов арфы и пиццикато низких струнных завершает произведение — словно прекрасное видение растворилось в легком полуденном мареве.

Источник

Послеполуденный отдых фавна, перевод

Знаменитое стихотворение знаменитого поэта, послужившее появлению таких шедевров, как одноименная оркестровая прелюдия К.Дебюсси, которая считается энциклопедией музыкального импрессионизма, и одноактный балет под тем же названием. Возможно, кому-то будет любопытно узнать, что в этом небольшом произведении могло так возбудить воображение мастеров прошлого, чьи музыкальная и балетная иллюстрации до сих пор волнуют публику.
Написанная поэтом в 1865 году, задолго до его увлечения символизмом, поэма причудливо соединила в себе первородные инстинкты, жару и эротические фантазии. Недаром в 1874 году ее отказались публиковать, отчего свет она увидела только в 1876 году. В этой связи любопытно взглянуть на существующие русские переводы, а именно на те их места, которые в оригинале могли послужить причиной отказа. Я привожу здесь отрывки из двух переводов, которые фигурируют в списке признанных, и приглашаю вас подивиться способности так называемых художественных переводов искажать смысл переводимого до неузнаваемости, а в данном случае до безобидности. Налицо попытка сделать поэта куда более стыдливым, чем он был на самом деле, в чем вы легко можете убедиться, сравнив приведенные ниже отрывки с фрагментом моего перевода, начиная со слов «Бегу, как вдруг у ног. » до «Без жалости к слезам, какими пьян я был»

«. Я прибежал; как вдруг ко мне (огнем томленья
Палимые, когда влюбленных жжет недуг)
Рук стаю вскинули сонливицы вокруг;
Их сжатий не разъяв, лечу я через чащи,
На солнце истощив весь запах роз пьянящий,
В лес, ненавидимый тобой, пустая тень,
Где нашим шалостям померкший равен день».
Тебя, гнев девственниц, люблю я, о услада
Нагого бремени, что уклониться рада
От знобких губ моих, как вздрагивает вдруг
Зарница! пьющих всласть плоти нагой испуг:
От ног безжалостной до сердца самой скромной,
Днесь проливаемый невинностию томной
В слезах иль в менее трагических парах.
«Тем согрешил я, что, преодолев их страх
Лукавый, гладь волос, взлелеянных богами,
Целуя, жадными я растрепал губами;
Бо вздумал я едва скрыть пламенный свой смех
В блаженных тайниках единой (средь потех
Лишь заградясь перстом, чтоб в робком ореоле
Страсть уяснив сестры, зажглась она, дотоле
Еще стыдливая, наивная еще):
Как, от объятий вдруг освободив плечо,
Добыча вырвалась, лукавая поныне
И равнодушная к моей мольбе в пустыне».

Послеполуденный отдых фавна
Стефан Малларме (1842-1898)

Вот нимфы, я хочу их обессмертить.
Чист
Румянец легкий их, он в воздухе игрист,
Что дремлет в душных снах.
Но был ли сон мне мил?
Сомненье, хлам ночной, сплетенье зыбких сил,
Став чащею лесной, чей образ твердь набрал,
Доказывает мне, что я лишь почитал
Триумфом идеал фальшивый пышных роз.
Так-так…
Ужель те две, которых ты вознес
Предмет желанья есть чувств сказочных твоих!
Из глаз одной обман исходит, голубых
Холодных, как родник невиннейших из слез:
Другая, вздохов клад, составлена из грез,
Как теплый бриз, что днем твое руно обжил.
О, нет! От забытья недвижного, без сил,
Чьей душною жарой хлад утренний убит,
Не слышен шепот вод и флейта не журчит
В лесу, что орошен аккордом; ветер лишь
Вне тех двух труб готов прочь улететь из ниш
Пред тем, как звук унять средь скудного дождя,
И к горизонту, где ни складки не найдя,
Бесхлопотен и зрим, притворно веет сам
Тем вдохновеньем, что стремится к небесам.

О, сицилийский край, где топь спокойно спит
Что с солнцем взапуски тщета моя громит,
Безмолвный средь цветов искристых, РАССКАЖИ
«Как укрощал тростник, чьи срезы так свежи
Талантом; где в златой, морской волны дали
Лоза благодарит кристальный дар земли,
Овечьей белизной колышется покой:
И как в напева гладь, что флейт рожден игрой
Лёт лебединый, нет! наяд, спастись спешит
Или нырнуть…»
Ленясь, мир в рыжий час горит
Не видя, как смогли все скрыться по кустам,
Желанной плевы рой, кто ищет ее ТАМ:
Тогда проснулся б я, пыл первый ощутив,
Безгрешен, одинок, свет древний отразив,
Единственный из вас в наивности благой.

Изволь же, инструмент, дырявой флейты лад,
На озере расцвесть, где станешь меня ждать!
И, горд моей молвой, я буду обсуждать
Богинь; иконы взяв, что для простых мозгов,
С их тени удалять остатки поясов:
Итак, когда всосал я винограда свет
Чтоб скорбь мою прогнал притворства этикет,
Насмешник, к небу гроздь пустую я воздел
И, тяжело дыша в лучистых шкур предел,
До вечера смотрю, хмельной, сквозь небеса.

Что ж! К радостям меня другие увлекут
За косы, что к моим рожкам привяжут жгут:
Ты знаешь, страсть моя, что лопнет всяк гранат,
Пурпурным, зрелым став, и пчелы загудят;
И наша кровь, любя того, кто в плен возьмет
Туда, где рой страстей извечных потечет.
Лишь обретут леса цвет золотой золы
Воспламенится пир средь гаснущей листвы:
О, Этна! Где тебя Венера посетив
Невинною стопой на лаву наступив,
Грохочет жалкий сон, огнем едва дыша.

Богиню я держу!
О, кары!
Но душа
Никчемных слов и плоть, чьи силы не видны
Изнемогают от полдневной тишины:
И просто нужно спать в забвении хулы
Простершись на песке сухом, как из золы,
Открыв мой рот звезде, вину столь нужной днем!

Источник

golubyeskazki

ГОЛУБЫЕ СКАЗКИ

сказки для плохих мальчиков и девочек

Наверное, есть рецепт, по которому можно рассчитать успех балетного спектакля. Но истинные балетные сенсации, которые переворачивают все представления о том, что можно, а чего нельзя, шлягеры, на протяжении десятилетий не сходящие с мировых подмостков, рождаются резко, неожиданно, вдруг. Как разряд молнии. И очень часто их появление связано с громким скандалом, подобным тому, что случился девяносто лет назад на премьере балета Вацлава Нижинского “Послеполуденный отдых фавна” в Русском балете Сергея Дягилева.

Правда, скандал вокруг постановки закрутился задолго до премьеры, еще во время репетиций, проходивших в апреле 1912 года в Монте-Карло. “Фавн” стал первым хореографическим опытом двадцатитрехлетнего бога танца — Нижинского. Новизна постановки, как водится, не столько восхищала, сколько раздражала. Артистам не нравилось в балете все: неудобно танцевать (да и какие это танцы, когда нет ничего общего с привычными балетными па), и то, что молодой хореограф проявлял иезуитскую въедливость, когда нельзя пошевелить пальцем руки или ноги против воли постановщика. Да и фантастическое количество репетиций — девяносто на десятиминутный балет — выводило из себя. Но артисты — не самое страшное, им никогда ничего не нравится, а хореографический поиск почти всегда воспринимается как надругательство над их свободой. А вот то, что “Фавна” не принял хозяин Русского балета, покровитель и интимный друг Нижинского Сергей Дягилев, — это была настоящая драма.

По словам Нижинского:
«… нас познакомили с Дягилевым, который позвал меня в отель «Европейская гостиница», где он жил. Я ненавидел его за слишком уверенный голос, но пошел искать счастья. Я нашел там счастье, ибо сейчас я его полюбил. Я дрожал как осиновый лист. Я ненавидел его, но притворился, ибо знал, что моя мать и я умрем с голоду».

Париж будет в диком восторге

Когда Дягилев увидел черновой прогон нового балета, он испытал шок и сказал, что Нижинский должен переделать его весь, от начала и до конца. На что Вацлав, взорвавшись, ответил: “Я все брошу и уйду из Русского балета. Завтра же уйду. Но я ничего не изменю в своей постановке!” Дягилеву вторил и его давний друг, генерал Безобразов, убеждавший молодого хореографа, что “Фавн” никакой не балет, что он не может понравиться публике и иметь успех. Но всегда тихий, неразговорчивый Нижинский проявил невиданное упрямство. Он ничего не собирался менять в своем балете, ни единого движения. Либо так, как он поставил, либо вообще никак. Наконец Дягилев решил довериться вкусу художника Льва Бакста. Бакст, увидев репетицию “Фавна”, пришел в восторг. Он расцеловал Вацлава, а Дягилеву, Безобразову и всем артистам, занятым в спектакле, с радостью сообщил: “Париж будет в диком восторге”.
Несколько дней спустя Дягилев признался сестре Нижинского, Брониславе, что никогда не видел Бакста таким увлеченным. “Левушка сказал, что это “сверхгениальное” произведение, а мы идиоты, если этого не поняли”. Дягилев сиял от счастья, но тут же добавил: “Но, Броня, вы и представить не можете, каким победителем ощущает себя Вацлав. Теперь, когда эта история закончилась, он уже никогда не будет слушаться меня!”
И Дягилев оказался прав. Первая попытка Нижинского проявить свою независимость стала началом его разрыва с Дягилевым. Он впрямь перестал слушаться своего покровителя.

Маленький хвост и золотые рожки

29 мая 1912 года аристократические, политические и художественные сливки Парижа собрались в театре Шатле, чтобы увидеть балет Нижинского на музыку Клода Дебюсси, в основу которого легла не эклога Стефана Малларме “Послеполуденный отдых фавна”, а короткая преамбула к ней.
Персонажи в костюмах Бакста выстраивались на сцене так, что создавалось впечатление, будто это оживший древнегреческий фриз. Нимфы, одетые в длинные туники из белого муслина, танцевали босиком с подкрашенными красной краской пальцами ног. Что до Нижинского, то костюм и грим полностью изменили танцовщика. Артист подчеркнул раскосость своих глаз, утяжелил рот, отчего в его лице проявилось нечто томное и животное. На нем было трико кремового цвета с разбросанными темно-коричневыми пятнами. Впервые мужчина появлялся на сцене столь откровенно обнаженным, никаких кафтанов, камзолов или штанов. Трико дополняли лишь маленький хвостик, виноградная лоза, обхватывавшая талию, да плетеная шапочка золотистых волос с двумя золотыми рожками. Нижинский являл собой существо дикое и сексуальное.
А сюжет “Фавна” был на редкость прост. Группа нимф приходит к роднику искупаться, не догадываясь, что за ними наблюдает фавн. Увидев его, нимфы в испуге разбегаются, а одна из них роняет вуаль. Фавн ее поднимает, уносит в свое логово на скале и, расположившись на легкой ткани, предается любовной истоме.

Перед премьерой «Фавна», за ужином у Ларю он несколько дней подряд удивлял нас тем, что как-то странно двигал головой, как будто ему сводило шею. Дягилев и Бакст, встревожившись, стали расспрашивать, что с ним, но не получили никакого ответа. Позже мы поняли, что он приучал себя к тяжести рожек Фавна. Я мог бы привести еще не один пример таких неустанных поисков, которые делали его угрюмым и раздражительным. (Жан Кокто о Нижинском)

Акт маструбации

В дело вмешивается полиция нравов

Ну а скандал вокруг балета разгорелся с еще большей силой на следующий день, когда вышли первые рецензии на спектакль. Так, Гастон Кальметт, редактор и владелец газеты “Фигаро”, снял из набора статью симпатизировавшего Русскому балету критика Брюсселя и заменил ее собственным текстом, где резко осудил “Фавна”. “Перед нами не знающий стыда Фавн, чьи движения гнусны, чьи жесты столь же грубы, сколь непристойны, — писал Кальметт. — И не более того. Справедливыми свистками была встречена столь откровенная мимика этого звероподобного существа, чье тело уродливо, если смотреть на него спереди, и еще более отвратительно, если смотреть в профиль”. На защиту “Фавна” встал скульптор Огюст Роден, который был и на генеральной репетиции, и на премьере, горячо аплодируя Нижинскому. Роден в рецензии, опубликованной в газете “Матен”, отмечал: “. Фавн красив, как красивы античные фрески и статуи: о такой модели любой скульптор или художник может только мечтать. Нижинского можно принять за статую, когда при поднятии занавеса он лежит во весь рост на скале, подогнув одну ногу под себя и держа у губ флейту. И ничто не может так тронуть душу, как последний его жест в финале балета, когда он падает на забытый шарф и страстно его целует. Мне хотелось бы, чтобы каждый художник, действительно любящий искусство, увидел это идеальное выражение красоты, как ее понимали эллины”.
Вот это “падает на забытый шарф и целует” еще более раздражило Кальметта. В следующей его публикации ядовитые стрелы были выпущены не только в адрес “Фавна”, но и в сторону сладострастного старца Родена.
Но самое фантастическое то, что полемика из разряда художественной перешла в политическую. Французское общество вдруг решило, что Кальметт выступает не против балета, а против франко-русского союза. Париж забурлил всевозможными слухами, а Дягилеву сообщили, что последняя поза Нижинского вызвала протест полиции нравов. Полицейские даже побывали на одном из спектаклей, но не смогли запретить балет, настолько яростной была его поддержка прогрессивной прессой и поклонниками Русского балета.
А зрители, пока шла вся эта перепалка, разрывались от желания побывать на аморальном “Фавне”. Билеты на который были давно распроданы, и требовались невероятные связи, чтобы попасть на представление в Шатле.

Наверное, есть рецепт, по которому можно рассчитать успех балетного спектакля. Но истинные сенсации, которые переворачивают все представления о том, что можно, а чего нельзя, рождаются резко, неожиданно, вдруг. Как произошло со скандальным и развратным “Фавном”. О котором сам Нижинский сказал очень просто: “Я не думал о разврате, когда я сочинял этот балет. Я его сочинял с любовью. Я выдумал весь балет один. Я работал долго, но хорошо, ибо я чувствовал Бога. Я любил этот балет, а поэтому я передал мою любовь публике”.
Поэтому и сегодня, когда никого не удивишь никакими жестами и телодвижениями, столь популярен “Послеполуденный отдых фавна”, пронизанный животной прелестью и юношеской любовью Нижинского.

Владимир КОТЫХОВ. (+ несколько других статей. всех не упомнишь)

Источник

LiveInternetLiveInternet

—Метки

—Рубрики

—Цитатник

Боб Чилкотт В 1904 году немецкий писатель Оскар Шмитц опубликовал книгу о Великобритании, назв.

✨Хоть сейчас в Голливуд: десять оперных красавцев Американский тенор Джей Хантер М.

✨ Есть ли в опере ХХ века настоящие шедевры? «Турандот» Пуччини в п.

: Родос. Средневековая крепость Средиземноморья. Уди.

—Музыка

—Кнопки рейтинга «Яндекс.блоги»

—Поиск по дневнику

—Подписка по e-mail

—Статистика

Послеполуденный отдых фавна. Прелюдия Дебюсси

Рассказы о музыке: «Прелюдия к «Послеполуденному отдыху фавна» Клода Дебюсси

«теме» «Разговоры о музыке».

Фавн Рудольф Нуриев

«Прелюдия к «Послеполуденному отдыху фавна», создана в 1894 году. «Прелюдия» была написана под «впечатлением» поэтичной эклоги Стефана Малларме (1842-1898). Первоначально Дебюсси хотел проиллюстрировать стихи тремя симфоническими миниатюрами для актерского чтения с танцами, но ограничился прелюдией, которая обобщенно пере-давала образ стихотворения, главными героями которого стали Фавн, римский бог плодородия, покровитель скотоводства, полей и лесов, соот-ветствующий греческому Пану, и нимфы – женские божества природы греческой мифологии, живущие в горах, лесах и морях. Композитор так писал: « Музыка этой прелюдии есть свободная иллюстрация прекрасного стихотворения Малларме. Она отнюдь не претендует на синтез стихотворения. Скорее, это следующие друг за другом картины, среди которых движутся желания и грезы фавна в послеполуденный зной. Затем, утомленный преследованием пугливо убегающих нимф, отдается упоительному сну ….».

Вам вечность подарить, о нимфы!
Полдень душный
Растаял в чаще сна, но розово-воздушный
Румянец ваш парит над торжеством листвы.
Так неужели я влюбился в сон?

Когда в пылании густом
Восторг твой рисовал двух женщин белокожих,
Обман, струясь из глаз, на родники похожих,
Светился холодом невинности, но та,
Другая, пылкая, чьи жгучие уста
Пьянят, как ветерок, дрожащий в шерсти рыжей,

«Прелюдия к «Послеполуденному отдыху фавна» стала одним из пер-вых импрессионистических опусов Дебюсси. Дебюсси не любил, когда его называли импрессионистом, но тонкими нитями его творчество связано с этим направлением в живописи.

Для импрессионизма в музыке характерно: изображение мгновенных, случайных движений и ситуаций, как бы стремление к передаче первого непосредственного впечатления от явления;

любование красотой мира,

свежесть и непосредственность восприятия жизни,

светлая и трепетная образность;

текучая форма в передаче тонких настроений, психологических нюансов, изменчивых состояний души;

в мелодике «принцип размытых граней»:

ритмика гибкая, капризная;

аккорды расширенного мажора-минора, отказ от явных функциональных тяготений;

колористическая роль гармонии;

применение увеличенных трезвучий, септаккордов, нонаккордов; движение параллельными трезвучиями и септаккордами; использование «необычных» ладов: пентатоники, целотонного звукоряда, диатонических ладов, модальной техники; интерес к оркестровой красочности.

«Прелюдия к «Послеполуденному отдыху фавна» – это лирический пейзаж, наделенный конкретным сюжетом. Но образы произведения зыбки и завуалированы, полны намеков и символики. Главная задача композитора – разбудить фантазию слушателя, направить ее в русло опреде-ленных впечатлений и настроений, а переходы тонких, «текучих» со-стояний определяют основную логику развития этой оркестровой миниатюры.

Стригина Е.В.
Музыка ХХ века Издательский дом «Бия», 2006.

Источник