Потревожат наши сны криком страсти
Блудный сын
Стихотворение найдено в старых бумагах,
АВТОР НЕИЗВЕСТЕН, в 2-3 словах отредактировано.
Бродил я далёко в чужой стороне,
И страсти немолчно кипели.
Небесный Отец не забыл обо мне,
Следил Он за мной с колыбели.
Когда возмужал и раздела просил,
И Он на раздел согласился,
Всю часть из именья мою отделил,
И я с ним надолго простился.
Мне стало просторно, я бросился в мир,
Бежал от отцовского дома,
Как будто свобода – мой детский кумир,
Мне стала лишь только знакома.
Назад воротиться к Отцу я не смел,
Боялся родительской пе;ни,
И где не искал, и куда ни смотрел, _
Не видел нигде утешений.
Красавицы съели здоровье моё,
И как они прежде ласкали…
Богатство моё лишь пошло на житьё…
Друзья, все друзья разбежались.
И тяжко мне стало жить в той стороне
Без денег, надежды, в несчастьи.
Никто из друзей не вздохнул обо мне,
Не дал мне покров и участье.
Вдруг голод губительный странным врагом
По той стороне разбежался.
Никто не подумал о мне об одном,
А там и никто не нуждался.
Разбитый в надежде участья людей,
Голодный сидел я на поле,
И рад бы я корм отнять у свиней,
Которых я пас поневоле.
Но ко;рма отнять я у них не посмел,
За мною другие смотрели.
Голодный, я с завистью жадно глядел,
Как лакомый корм они ели…
И долго сидел я в раздумьи немом,
Упрёком минувшее встало,
И страшное что-то мне в сердце моём
Об этом минувшем шептало.
И видится мне мой родительский дом,
И ласка Отца, и довольство.
И вспомнилось мне, как нажил я врагов
От жажды явить своевольство.
И горькие слёзы ручьём потекли,
Отверженец мира и неба,
Сидел я один сиротой на земле
Без крова, одежды и хлеба…
Тут вспомнилось мне, как спокойно живут
Наёмники в доме отцовом:
Им сытая пища, и тёплый приют,
И верная плата готова.
А я на чужбине не вижу конца
Страданьям и тягостным мукам…
Неужто в Отце не найду я Отца?!
Ужель всё сгубила разлука?!
И встал, и пошёл я из той стороны,
Вот видится кровля родная.
Воскресли в прошедшем все детские сны,
И юность моя золотая.
А он, одинокий, печально глядит
На ласки родимой природы;
В нём сердце по-прежнему грустно болит,
Не жаждет он больше свободы.
И издали видит Отец – это сын,
Ему это сердце сказало.
Идёт он в лохмотьях, босой и один,
И жаль ему бедного стало.
И выбежал прямо навстречу ему,
И слёзы в очах засверкали.
Понятные только Отцу одному,
Те чувства всё сыну сказали.
«Прогневал я Небо, тебя раздражил,
И сыном назваться не смею…»
«Кто, сын мой, скажи, кто тебя возвратил. »
И кинулся сыну на шею.
И на; руку перстень оденьте ему,
И обувь наденьте на ноги;
Сегодня служите ему одному,
Он с дальней тяжёлой дороги.
И с сына очей отвести не хотел,
И радостью взоры сияли,
И долго, он долго с любовью глядел,
Как сына его одевали.
« И в светлую радость весёлого дня
Вы нам заколите телёнка.
Устройте трапе;зу – мой сын у меня,
А вы его знали ребёнком!
Родился и вырос он в ваших глазах,
И кинулся в мир своевольно.
Как жизнь его там изнывала в слезах,
Мне вспомнить теперь даже больно».
И он воротился, он в доме Отца,
И радостно нас потревожил!
Давно я привык мнить его мертвеца,
И точно – он мёртв был, и ожил!»
Шёпот страсти. Дуэт
Одно желанье на двоих.
Ночной порою о тебе мечтаю.
Бессонница. И не сомкну я глаз.
«Всё это происходит не со мною!»
Твержу себе уже в который раз.
С тобой мне так приятно находиться,
Смеяться вместе, за руку держать.
Позволь подольше этим насладиться,
Я так хочу, тебя к груди прижать
Твой томный взгляд, твой голос и дыханье…
Поверь! Мне не под силу их забыть.
Я потерять могу сейчас сознанье.
И лишь сильней хочу тебя любить!
Немеют ноги, путаются мысли,
Бессвязна речь, и дрожь в моих руках.
Сейчас ко мне ты прикоснёшься если…
Растаю льдинкой. на твоих губах.
Наступит ночь опять, рождая сны и ритмы,
Мелодией дождя, пролившись за окном,
Давно забытым сном, осенние мотивы,
Исчезнут также быстро, как божоле нуво.
В ночной тиши одни, среди огней игривых,
Порывом страсти ночь рождает тихий стон,
И нет на свете глаз, ещё таких счастливых,
И губ таких хмельных, как божоле нуво.
Дыханием огня, любовью белокрылой,
Наполнит ночь сердца, как самый нежный сон,
Лишь только ты и я, и свет неугасимый,
Мерцает бликом страсти, как божоле нуво.
Прощается ноябрь, застыв виденьем хмурым,
Мелодией дождя, пролившись за окном,
Я пью огонь любви, твои целуя губы,
И кровь моя играет, как божоле нуво.
Наступит ночь, расправив свои крылья,
Лишь ты и я, и мягкий свет луны,
И мысли уплывают от бессилья,
Друг другом без вина уже пьяны.
В порыве страсти, чуть не задыхаясь,
Ты шепчешь мне желанные слова.
Друг другом, как нектаром наслаждаясь,
Сплелись в ночи горячие тела.
Ты разжигай меня так медленно, как сможешь!
Желанья жар пульсирует в крови.
Стук сердца.. жадность рук. и дрожь по коже,
О Боже. умираю от любви.
Мной завладели сладостные муки,
Всё тело запылало, как огонь.
И тишину пронзают страсти звуки,
В груди рождая наслажденья стон.
Ночь бросит звёздам покрывало,
Огнём свечи, для нас одних,
И станет воздуха так мало,
В одном желанье, на двоих.
Шёлк кожи, нежность рук, туника,
Ажурной тенью вниз летит,
Луной укроемся безликой,
В одном желанье, на двоих.
Прикосновением размытым,
Застыла ночь, как яркий миг,
Порывом страсти, нежным, сильным,
В одном желанье, на двоих.
Горячий воск, мерцанье блика,
Слиянье, вспышка, жар, огни,
До исступления, до крика,
И задыхаясь, от любви.
Говори мне, слышишь! Говори!
Чтоб от слов твоих я задрожала.
Чтобы оторвавшись от земли,
Нам с тобою места было мало.
Ты целуй меня ещё сильней!
Чтоб от губ твоих, я растворилась…
В мягкий воск из огненных свечей,
От прикосновений превратилась…
Чтобы ночь, лишь только нам двоим,
Приоткрыла все свои секреты…
Их с тобой мы в сердце сохраним,
Шепотом, и страстью до рассвета.
Шёпотом, и страстью до рассвета,
Пью твоё дыхание любви,
Каплями волнующего света,
Гаснут звёзды, где-то там вдали.
Ночь исчезнет призрачным виденьем,
На ресницах спрячется твоих,
В нежном взгляде вечности мгновенье,
Станет навсегда для нас двоих.
Страсть вскипает от прикосновений,
Сном летит мерцающей тоски,
Шёпотом любви, и откровений,
Мы как никогда с тобой близки.
Я без устали твои целую губы,
Я желанием к тебе горю своим,
Я мгновенья эти не забуду,
Шёпота пылающей любви.
Стихи про страсть
Стихи на тему «Страсть»
Не цепляйтесь за прошлое.
Не цепляйтесь за прошлое,
Не живите обидами,
Вспоминайте хорошее,
Никому не завидуйте.
Все, что небом Вам послано,
Принимайте как должное,
Все, что сделано — к лучшему.
Как бы ни было сложно,
На судьбу не ропщете,
Каждый миг будьте счастливы,
И других не судите
За их слабости частые.
За любимых боритесь
Богом данными силами,
На слова не скупитесь,
Будьте нежными с милыми.
Как же просто жить радостно!
Восхищайтесь закатами,
И влюбляйтесь всей страстью
В жизнь свою полосатую…
Прошу тебя закрой глаза…
Прошу тебя… закрой глаза…
Представь… что за окошком ночь…
Льет ливень… молния… гроза…
Все мысли… улетели прочь…
Представь… что мы сидим вдвоем…
Вдвоем… и нету никого…
Горит свеча… накрытый стол…
Мы говорим… и пьем вино…
Представь… я подошла к тебе…
Слегка… дотронулась рукой…
А ты… прижал меня к себе…
И прошептал… побудь со мной…
Представь… я обняла тебя…
И села на твои колени…
Своею ласкаю… пленя…
Чуть-чуть оттягиваю… время…
Представь… что я тебе шепчу…
Касаясь губ твоих… слегка…
О том… что я тебя хочу…
Хочу с тобой… на облака…
…
Ну а теперь… глаза открой…
Мечта пропала… меня нету…
Ты хочешь. приезжай за мной…
И мы продолжим сказку эту…
Я тебя хочу… Очень… До слез, до мороза по коже.
До искусанных губ, до скулящей от боли тоски…
Но живу как жила, улыбаюсь случайным прохожим,
И мечтаю – несбыточно – просто коснуться руки.
Я хочу тебя так, будто жизни осталось – неделя.
Будто несколько дней – и уже ничего не успеть.
Я с ума не сошла, просто нервы давно на пределе,
Легче вспыхнуть – и в пепел, чем долго, мучительно тлеть.
Я хочу тебя, я по тебе невозможно скучаю,
А тоска изнутри разъедает похлеще любой кислоты.
Каждый вечер свиданья во сне я тебе назначаю,
За пятнадцать минут до рассвета, у пятой звезды…
Приходи, нам обоим, обоим нужна эта встреча!
Дай мне шанс рассказать тебе то, что нет силы скрывать.
Я хочу тебя очень. От этого время не лечит.
Только я и сама ничего не хочу забывать.
Я хочу с тобою до звезд.
Я хочу с тобою до старости.
Я хочу что бы было без грез.
И если слезы то только от радости.
Я хочу с тобой до утра
Утопать в поцелуях, объятиях.
Я хочу лишь с тобою туда
Где не будут твердить о «понятиях».
Я хочу тебя «от» и «до.»
Я хочу твое дыханье рядом.
Я хочу быть любимой тобой
И других никого мне не надо.
Я хочу с тобою до звезд.
Я хочу с тобою до старости.
Я хочу для тебя и к тебе.
И к черту послать обстоятельства!
Я хочу с тобою туда,
Где все просто и нету разлук.
Где тихо вокруг, только ты и я
И крепкое наше сплетение рук.
А я хочу пролиться на тебя дождём.
Ты смелей!
Я боюсь даже шороха.
Я в твоей растворяюсь нежности.
На губах привкус страсти с горечью,
А в душе не хватает смелости.
Мне бы випить настойку храбрости
И плевать на чужое мнение.
Раствориться в объятиях пламени,
Потеряться в пространстве и времени.
Обмануть бы реальность глупую,
Убежать нам от взглядов жалящих,
Оказаться в безлюдном городе,
Нарушая морали правила.
Любовь не измеряется часами,
Хотя, как говорят, с годами крепнет.
А нежностью нечаянных касаний
И теплотой души, и сильной верой.
Любовь не измеряется ночами,
Хорошим сексом и безумной страстью.
А верностью и сильными плечами,
И разделеньем счастья и несчастья.
Любовь, она, все ж ценится молчаньем.
И здесь ни доли безобидной шутки.
Любовь не измеряется словами.
Слова – бедны, важней всего – поступки!
Давайте найдём друг друга,
Не взирая на все запреты.
Проходя сквозь порталы чувства,
Нарушая святые обеты.
Не стесняясь греха падения,
Проходя сквозь огонь и пламя.
Разгораясь сердцами, в забвении,
Становясь счастливыми. сами!
Люби меня, я так хочу!
Люби меня, я так хочу!
Люби от края и до края,
Люби, Вселенной прокричу,
И мы шагнём в ворота рая.
Люби, как ты любил не раз
Всех тех, кого встречал по жизни.
Люби меня, люби сейчас,
У нас не будет сотни жизней.
Прижми меня к своей груди,
Позволь тобой мне насладиться.
Своей рукой по мне скользи
И дай желанию излиться.
Вдыхай любовный аромат,
Целуй вспотевшие ладони,
Над нами ангелы парят,
А значит нас никто не тронет.
Пройдись губами по плечу,
Впиваясь жадно в мою шею.
Ласкай меня, я так хочу,
В объятьях губ твоих я млею.
Пронзи меня своей стрелой,
Я так давно тебя хотела.
Нас страсть накроет с головой,
Закружат в танце оба тела.
Касаний жарких два крыла
Нас вознесут к воротам рая.
И с поцелуем на губах
Застынет мир, где я другая.
Нежность… Она не бывает фальшивой и громкой…
Льётся из сердца, в котором любовь обжилась…
Эти касанья души, как ладошки ребёнка…
Истинной нежности вечно завидует страсть…
Страсть, как свеча… Отгорела своё и погасла…
Нежность от тёплой любви будет вечно пылать…
Искренность, нежность, любовь – это трио прекрасно.
В сердце аккорды вовек не устанут звучать…
Нежность мужчины…любимого сердцу мужчины –
Это как радуги образ в финале дождя…
Прикосновения плавны и неповторимы…
Сбиты все графики, плачут в сторонке «Нельзя»…
Нежность в любви, как арбитр, заглушающий споры…
Да и любовь без неё, как корабль без морей…
Ревность, обиды – на сердце ненужные шторы…
Надо, любя, становиться добрей и нежней…
Бурная страсть отзвучала, отпела и скрылась…
Двое влюблённых застыли, но в сердце теперь
Тихая нежность с любовью навек подружилась…
Значит, для счастья осталась открытая дверь…
Новая публикация в Золотом Руне
Из цикла «Когда-нибудь, не на этом свете…»
Сквозь дождь и туман, сквозь пространство и время,
в угольное смерти ушко
проникну, приникну, всем телом согрею,
всю жизнь прошепча на ушко.
Я стрелки часов обломаю и выброшу,
сожгу все календари,
но я тебя выношу, выгрызу, выпрошу
у розовой этой зари.
А солнце горит, как рана,
и мне говорит, что рано.
А звёзды только затем и нужны,
чтоб там отыскать свою.
Руки, что их зажигают, нежны,
но держат нас на краю.
О скольких уже поглотила пасть,
заоблачный ров бездонн,
но наша звезда нам не даст упасть,
сама упав на ладонь.
И, божьей коровкой на ней светясь,
легко улетит назад,
но я буду знать: это наша связь
зовёт меня в звёздный сад.
И если солнце — одно на всех,
для камня и для песка,
то эта звезда — и мой плач, и смех
узнает издалека.
Она чуть слева, наискосок,
со мною в ночи любой,
светит оттуда прямо в висок,
транслируя мне любовь.
Ты любил меня светлой, воздушной,
золотой, завитой, молодой.
Полюби меня старой, ненужной,
неказистой, больной и седой.
Отражась в зеркалах, обижаюсь
на безжалостный времени след.
Я всё больше к тебе приближаюсь
по обшарпанной лестнице лет.
С каждым днём мы всё ближе и ближе.
Но любовь — не источник утех.
Полюби меня чёрненькой, слышишь?
Белоснежка завидна для всех.
Что ты скажешь, увидев морщины
и поблёкшие пряди волос.
Мы пред старостью все беззащитны,
если б встретиться нам довелось.
Но я знаю — осушишь мне щёки
поцелуями жарче весны,
и их будет без счёта, без счёта,
и объятия будут тесны.
Ты полюбишь как прежде — любую,
пусть я буду один лишь скелет.
И иду я наощупь, вслепую,
в твои руки по лестнице лет.
***
Устав из каждого болота
себя за волосы таскать,
ушла в себя, в свои тенёта,
тебе меня не отыскать.
Несбывшееся может сбыться,
сведя все пазлы и края,
а после улететь как птица
в необозримые края.
Теперь мне часто только снится,
как мы вдвоём с тобой живём.
Привыкла к счастью как к синице,
что обернулась журавлём.
А им, меня к себе влекущим,
окликнуть издали б: «Лети!».
Но на пути к небесным кущам
как пламя адово пройти?
В нём щели не закроешь ватой,
и Бог, увы, не Айболит.
У счастья вкус солоноватый,
а горе сладостно болит.
Открыты клапаны и шлюзы,
живу, на изморозь дыша.
Моя прожорливая муза,
ненасытимая душа.
И я в спасительное масло
взбиваю сливки облаков,
чтоб после всем святошам назло
взойти в небесный твой альков.
И как мне в это не поверить,
когда такая благодать,
как будто щели — это двери,
и до тебя рукой подать.
Мой новый день в линеечку косую,
в котором что-то напишу шутя,
о том, что заблудилась как в лесу я,
и вот кружу под музыку дождя.
И памяти моей свежо преданье.
Писать стихи, пока встаёт заря,
чтоб оправдаться перед мирозданьем,
что день сегодня прожит был не зря.
А ты пока, нарушив все границы,
для нашей встречи комнату готовь.
И пусть тебе моя любовь приснится,
а мне твоя привидится любовь.
О если бы навеки так совпало,
чтоб мы слились, в одном костре горя,
чтоб яблоко меж нас бы не упало,
не просочился отблеск фонаря.
Ты мной у Бога выкраден, утаен,
и спишь пока лишь под летальным льдом.
А дождь стучится в окна, как хозяин,
что наконец пришёл в родимый дом.
Там старый особняк, веранда и гамак,
там во дворе играет радиола.
Порой они встают из вороха бумаг
подобием сердечного укола.
Знакомое крыльцо… похожий силуэт.
пары конфорок коммунальной кухни…
О как мне явствен след давно умерших лет.
Гори, гори же ясно, не потухни!
Дворовые друзья, весёлые снежки,
с балкона на верёвочке записка.
Когда порой ни зги, ты память разожги
и мёртвых не вычеркивай из списка.
Я прислонюсь к стене среди родных теней,
в тумане проявившегося снимка…
И будет всё ясней, где ночи дней длинней,
где мертвецы с воскресшими в обнимку.
Глядишь на меня лучом исподлобья,
прячась за тучи, словно играешь…
Ну как тебе в этом твоём загробье?
Скажи, про рай нам всегда не врали ж?
Спасибо за письма с любимой ветки,
в форме сердечек — их было столько.
А знаки твои так бывали метки,
что боль моя вмиг становилась болькой.
Летите, листья, письмом к любимым,
читай их невооружённым взглядом.
Как важно знать, что нужны всё им мы,
пусть даже нет их отныне рядом.
У нашего ДК «Кристалла»,
где нынче оперный театр,
сажусь на лавочку устало
под хвойных веток опахала,
и это лучше всяких мантр.
Я вижу профиль твой и ухо
на чёткой облачной кайме,
и кажется, что легче пуха,
вне поля зрения и слуха,
ты обращаешься ко мне.
А жизнь легко проходит мимо,
и мне всё ближе старина.
Любовь к тебе невосполнима,
невышибаемая клином,
она во всём растворена.
На балкон прилетает птица.
Не успели с тобой проститься.
Не успела сказать прости.
Нас уже с тобой не спасти.
И коктейль из любви и боли
я мешала в неравных долях,
чтоб до дна его пить одной
ночью лунной и ледяной.
А небесное и лесное
будут радовать вновь весною.
Птице высыплю горсть пшена.
Передай, его ждёт жена.
Просыпаясь, угадать пытаюсь:
что там за окном? Какое небо?,
постепенно обрывая завязь
с тем, что в снах нащупывала слепо.
Я как та царица Прозерпина,
что в подземном царстве колдовала,
жизнь свою прошедшую лепила,
а потом наутро забывала.
Чудеса случаются на свете.
Ты случился некогда со мною.
Хорошо, что ты не видишь, светел,
мировую эту паранойю.
Во вселенской пустыне голой
громко голос тебе подам.
Я люблю тебя во весь голос,
не на шутку, не по летам.
Если есть ты — пусть обернётся
тот прохожий, что с парой лыж,
пусть в коляске мне улыбнётся
тот кудрявый смешной малыш.
Если есть ты — из тучи выглянь,
проведи лучом по щеке.
Мои плечи к тебе привыкли,
не умеют быть вдалеке.
И сбываются все приметы,
улыбаются малыши,
только где же ты, где ты, где ты,
ни души в мировой глуши…
Если есть ты — то как ты можешь
без меня обходиться Там.
На твоё снеговое ложе
я приду по твоим следам.
Из прошлого не вытащить и волоком,
хоть жизнь идёт нахрапом, напролом,
но я живу под распростёртым облаком,
как под твоим невидимым крылом.
И кажется порою мне до обморока,
что Бог тебя не отнял, не сгубил,
что ты однажды выглянешь из облака
и выйдешь из неведомых глубин.
И сколько бы мне ни было даруемо,
на главное Всевышний вечно скуп.
Летят с небес снежинки поцелуями,
замёрзшими без наших тёплых губ.
Из цикла «Что-то ещё»
Чувство волшебности, колдовства,
преображенье ущербных буден,
то, что придёт на правах родства
и от унылого сна пробудит.
Что-то такое… что-то ещё…
что-то просвечивающее сквозь внешность,
не принимаемое в расчёт
и воспаряющее в нездешность.
Что-то стоящее за и над,
прячущееся в иные формы,
сон или чудо, виденье, знак,
как отклоненье от скучной нормы.
Жить в нарушение всех клише,
чтобы почувствовала: лечу ведь!
Как же важно всё это душе
вычленить, расшифровать, почуять…
«Никто» помножить на «ни с кем»
и вычесть жизнь, добавив тайны –
мой новый адрес на песке,
витальный или виртуальный.
Там разговаривают сны
и память делится бесценным,
там письма с индексом весны
и фотографии по стенам.
Не на костях, не на крови,
мой домик карточный невинный.
Он склеен из моей любви,
и в нём твоей есть половина.
Мой домик из папье-маше
на самом деле очень прочный.
Шалаш мой с милым на душе,
воздушный замок мой песочный…
***
Снег всё тот же. и лужи те же.
И поёт мне «Tombe la neige»
обольстительный Адамо.
Всё как было и всё как прежде,
так легко поверить надежде,
что мы вместе идём домой…
Я изнежена облаками
как когда-то твоими руками,
и плыву я на верхнем до
лёгче пёрышка синей птицы,
тоньше сна, что не смог присниться,
от смущенья растаяв до…
Из цикла «Ещё не вечер»
Я мысленно проигрываю жизнь,
привычную, как утреннюю гамму…
Ведь прошлому не скажешь: отвяжись,
не отряхнёшься просто, как от хлама.
Проигрываю в мыслях и стихах
то, что давно я жизни проиграла.
Звучит в ушах, торжественно тиха,
мелодия небесного хорала.
Ещё не вечер, да, но скоро ночь.
Зачем брести по замкнутому кругу,
ведь ничему уже нельзя помочь,
и не вернуть единственного друга.
Я бисер слов бессмысленно мечу.
Мне небо льёт серебряные пули.
Мой спор с судьбой закончился вничью.
Мы, кажется, друг друга обманули.
Я жизнь свою, изжитую, как ять,
вновь прогоню по всем её длиннотам,
но ничего не стану удалять
и проиграю снова как по нотам.
Проигранная жизнь моя на бис.
За свой базар я небесам отвечу.
И выйду к вам из темноты кулис.
Да, скоро ночь… Но всё ещё не вечер.
Улыбкою голубоглазой
встречает небо поутру.
А ночью, как и встарь, в алмазах,
горит о том, что не умру.
Хотя проходит жизнь в мученье,
её печенья нам не впрок,
но это тайное свеченье,
но эта радость между строк.
Летит воздушным поцелуем
к земле осенняя листва,
чтобы зимой в минуту злую
согреть непомнящих родства.
Или дождь вдруг ушатом холодным обдаст,
возвращая из неба на землю.
Ничего, слёзы высохнут, всё, что бог даст,
благодарно и жадно приемлю.
О бедная покинутая роза,
за ширмочкой от летних сквозняков!
Не знала ты, что пострашней мороза
прощание на сквозняке веков.
Кто любит — так беспомощны и слабы,
они глядят сквозь розы как очки.
Планетой завладеют баобабы
и разорвут им сердце на клочки.
Ах, роза у разбитого корытца.
Одна любовь могла бы удержать.
Не нужно слушать, что нам скажут принцы,
а просто ароматом их дышать.
хозяйкой видеть он хотел…
А я стояла безутешно,
секрет цветочных душ и тел
постичь пытаясь безуспешно.
Что он увидел, заглянув,
мне в сердце, как на дно колодца,
вмиг лепестки свои свернув,
как будто в страхе уколоться?
Поила тёплою водой,
цвети, просила, как вначале.
Ты просто слишком молодой,
а я погрязла в тьме печалей.
На что обиделся цветок?
В душе увидевши смятенье,
какой-то тёмный закуток,
он мне ответил нецветеньем…
Цветы по праздникам и на похоронах…
цветы в границах, в рамках дисциплины.
Но это было точно не про нас.
Спасением от плена или сплина,
они цвели на кухне, на столе
и в нашей жизни были вне контекста,
они хранили жизнь мою в тепле
и не было на нежность лучше теста.
Ты покупал мне розы по утрам
и выбирал всегда на длинных стеблях.
Я ахала, едва глаза продрав,
как будто огонёк в душе затеплив.
А на ночь ты их в ванну опускал,
так бережно их лепестки расправив,
как будто не цветы — меня ласкал,
и это было вне границ и правил.
Теперь же, приходя в твой новый кров,
такие же я покупаю розы,
чтобы «люблю» сказать тебе без слов
и отогреть от твоего мороза.
Запах нашей юной свежести лесной,
жаль, не передать его словами.
Каждый год я покупаю их весной.
Ландыши прохладой дышат даже в зной,
а зимой летят над головами.
Кажется, я слышу их хрустальный звон,
вижу подвенечные их рюши.
На лесной поляне — ландышевый сон…
Маленький букетик нежен, невесом…
До сих пор он греет наши души.
Из цикла «Как долго я тебя хранила в тайне. »
В подкладку сумки в тот день завалясь,
он в ней пролежал три года,
держа между нами незримую связь,
даривший фору и льготу.
Бумажное счастье истёрлось до дыр,
не хочет со мною знаться.
Но как заклинанье, заветный шифр:
шестнадцать и вновь шестнадцать.
Обычно счастье наперерез
бежит, кивая трамваю,
но он, заблудившись, то сходит с рельс,
то масло пред ним разливают.
Ах, счастье, счастье… обман и дым.
Шестнадцать и вновь шестнадцать.
Прошло три года и мне за ним
теперь уже не угнаться.
Ах, как любить бы разучиться,
как занести всё это в спам.
Не по летам летать как птица,
калашный ряд не по зубам.
И пусть покой мне только снится
и сонных вереницы дней,
капец, а не твои ресницы,
каких не видела длинней.
Вселенским холодом согрета,
всё не усвою я урок.
О сколько я твоих портретов
нарисовала между строк!
Я не художница, учусь лишь,
ты там похож и непохож,
но в них навеки заночуешь,
поскольку в будущее вхож.
Всё в этой жизни вперемешку,
но побеждает пред концом –
любви лукавая усмешка
над постным ханжества лицом.
Я долго так тебя хранила в тайне,
как в тайнике, в запрятанной шкатулке.
Моё полуреальное созданье,
ютившееся в сердца закоулке.
Не требовало света и питанья
оно, и обходилось без прогулки.
Мои стихи служили колыбельной,
баюкая, чтоб спало крепко-крепко
то, что хранило крестиком нательным,
но радовало исподволь и редко.
Боли во мне недугом несмертельным,
расти во мне невытянутой репкой.
Живи во мне, от жизни отдыхая,
как в коконе, взлелеян и обласкан,
дыши во сне младенческим дыханьем,
нас не найдёт опасность и огласка.
Цвети во мне любовью и стихами,
как на болоте замершая ряска.
Хранимым будь мелодией метельной,
моим смятеньем, облаком из рая,
наивною мечтою самодельной,
реликвией в заброшенном сарае,
судьбой нерасторжимой и отдельной,
усни во мне, вовек не умирая.
***
Пусть всё пройдёт, развеется как дым,
забвением покроется седым,
пусть обглодает жизнь меня как липку,
а я иду по нашему мосту,
где ожидала, чуя за версту
твои шаги и слабую улыбку.
Я из неясных линий и штрихов,
из слов и недописанных стихов,
твоей судьбе и жизни не помеха.
Порежу душу всю на лоскутки,
на носовые для тебя платки,
но не для плача только, а для смеха.
Мне всё равно, что скажет мир честной,
я истине не верю прописной,
забыты все законы и приличья,
остался только этот лес лесной,
осталось лишь осеннее весной,
осталось только солнечье и птичье.
***
Как ты вышел тогда на звонок из подъезда,
словно ты уже Там.
Исхудавший, родной, беззащитный, болезный,
я тебя не отдам!
Хоть душа каждый год тренировками в смерти
закалялась как сталь,
но болит как и встарь, и завидует тверди,
и молит: не ударь!
Пусть тебя сохранят мои вздохи и охи,
и стихи, и звонки,
пусть тебя защитят всемогущие боги
их щиты и клинки.
Пусть тебя оградят эти чёртовы маски,
и молитвы без слов,
и в перчатках слова, и неловкие ласки
из несбыточных снов.
Все раскручены гайки, развинчены скрепы,
жилы отворены.
Я тебя защищаю грешно и свирепо,
до последней стрелы.
До последнего хрипа в туннельных потёмках,
не пущу на убой.
Как птенца, как ребёнка, слепого котёнка
я укрою собой.
***
Засохший между серых скал
цветочек, что я приласкала.
Пусть не меня он там искал,
и я его там не искала.
Он как-то по-иному цвёл,
не зная, от кого вёл род свой.
Счастливый случай ли нас свёл,
иль породнило нас сиротство.
Мне больно, если ты — не ты,
от нелюбви я леденею,
и лишь под взглядом теплоты
сильнее в поединке с нею.
Прости слова любви немой,
ведь сердце же не из металла,
солдатик оловянный мой,
что я из пламени достала.
И что с того, что ты другой,
и что не мне был адресован,
но доброй сказочной рукой
в моём был сердце нарисован.
И не понять, свои беды итожа,
как мог чужой стать ближайших дороже?
Нас разделяет как пропасть лишь шаг.
Но моего ты не просишь участья.
Как ты обходишься в жизни без счастья?
Без моей жизни обходишься как?
Я из окошка гляжу на дорогу.
Вдруг ты пришёл и уже у порога?
Кроме тебя мне не нужно гостей.
Всё, что вещают — хотела б забыть я,
кроме твоих драгоценных событий
я не хочу никаких новостей.
Разные судьбы и разные будни…
Я у себя буду спать до полудня,
ну а тебе собираться к восьми.
Жду тебя вечно как с фронта солдата.
Помнишь, у Чехова: если когда-то
жизнь моя будет… приди и возьми.
Прости, твою нарушила я тишь,
твой бедный мир безлюдный, нелюдимый,
где ты как жемчуг в раковине спишь,
безрадостный, безлюбый, но любимый.
Реснички знаю все наперечёт
на сделанном когда-то фотоснимке,
где ты тогда зажмурился — не в счёт,
но как мне эти дороги заминки.
Сражалась я с избыточной мечтой,
но силы были всё-таки неравны.
Как ни сильны слова любви ночной,
не быть уже Ассолью Ярославне.
Не родственник, не спутник и не брат,
в своей твою не чувствовала руку,
но я люблю тебя сильней стократ,
как если бы мы были кем другу другу.
Хвала судьбе, что не попутал бес
и жизни не поджаривал на гриле,
но венский вальс насвистывал нам лес
и на мосту мы над землёй парили…
Скажу я по секрету, что финал
переписала Андерсена сказки.
Солдатик оловянный не узнал
трагической убийственной развязки.
И, выхватив героя из огня,
я спрятала в укромное местечко.
Осталось невредимым для меня
нетронутое твёрдое сердечко.
Твои границы я не перейду,
не потревожу словом или взглядом,
но всё-таки имей меня в виду,
ты далеко, но я всё время рядом.
Мы связаны незримой бичевой.
Я алхимичка всё-таки большая:
любовь творю из полу-ничего
и сказку из тоски сооружаю.
Вот и дожили мы до осеннего плача,
будем путаться снова в ногах ноября,
хоть и правды в них нет, а тепла и тем паче,
но остались запасы в крови янтаря.
О печальный художник весёлого жанра,
юмор чёрного цвета тебе не к лицу.
К твоей осени строгой бы летнего жара
подмешать в самый раз — мудрецу и юнцу.
В твоём мире так чисто, опрятно и голо,
твои пальцы дворянски нежны и длинны.
Горький солод судьбы, одинокое соло,
ты как солнце с лицом крутолобой луны.
Пусть тебя расколдует весенняя фея,
всё ненужное сбросив как зимний балласт,
все печали тогда тебе станут до фени,
потонув среди солнечных лучиков глаз.
Дотемна далеко, а ночами так звёздно,
и надежда встречает ни свет ни заря…
Только жаль, что порою, увы, слишком поздно
мы приходим к холодным ногам ноября.
Так Лис ответил Маленькому принцу,
зависимости радуясь своей,
когда уже от боли не укрыться,
когда они уже одних кровей.
Но вспомню я тебя в минуту злую,
когда господь на радость будет скуп.
Летят снежинки, словно поцелуи,
замёрзшие от неслиянья губ.
И кажется, царевна Несмеяна
и Мёртвая царевна, что в гробу,
была такой, поскольку неслиянна
с тем, кто бы смог согреть её судьбу.
А я смеюсь, как будто всё не вечер.
Кораблик провожаю твой: плыви
в большую жизнь, любимый человечек,
под парусом улыбки и любви.
Как будто нет ни горести, ни смерти,
и жизнь опять обманами мила.
Бреду куда-то в снежной круговерти,
что поглощает медленная мгла.
Рассыпана небесная солонка.
Твой пир, зима, чаруй же и балуй!
Растаял день. Я шлю ему вдогонку
по воздуху летящий поцелуй.
Прощаю все потери и напасти.
Прощаю этот сумрак голубой.
И, кажется, я сотворяю счастье
из тьмы всего, что составляет боль.