Пример мифа и его толкование
Пример мифа и его толкование
Миф (др.-греч. μῦθος ) в литературе — сказание, передающее представления людей о мире, месте человека в нём, о происхождении всего сущего, о богах и героях.
Поскольку мифология осваивает действительность в формах образного повествования, она близка по своему смыслу художественной литературе; исторически она предвосхитила многие возможности литературы и оказала на её раннее развитие всестороннее влияние. Естественно, что литература не расстаётся с мифологическими основами и позднее, что относится не только к произведениям с мифологическими основами сюжета, но и к реалистическому и натуралистическому бытописательству XIX и XX веков (достаточно назвать «Приключения Оливера Твиста» Чарльза Диккенса, «Нана» Эмиля Золя, «Волшебную гору» Томаса Манна).
Содержание
Античная литература
Различные типы отношения поэта к мифам удобно прослеживать на материале античной литературы. Всем известно, что греческая мифология составляла не только арсенал греческого искусства, но и его «почву». Это можно отнести прежде всего к гомеровскому эпосу («Илиада», «Одиссея»), который отмечает собой грань между безличным общинно-родовым мифотворчеством и собственной литературой (ему подобны «Веды», «Махабхарата», «Рамаяна», «Пураны» в Индии, «Авеста» в Иране, «Эдда» в германо-скандинавском мире и другие).
Подход Гомера к действительности («эпическая объективность», т. е. почти полное отсутствие индивидуальной рефлексии и психологизма), его эстетика, ещё слабо выделенная из общежизненных запросов, — всё это насквозь проникнуто мифологическим стилем миропонимания. Известно, что действия и психическое состояния героев Гомера мотивируются вмешательством многочисленных богов: в рамках эпической картины мира боги более реальны, чем слишком субъективная сфера человеческой психики. Ввиду этого возникает соблазн утверждать, что «мифология и Гомер суть одно и то же…» (Фридрих Шеллинг, «Философия искусства»). Но уже в гомеровском эпосе каждый шаг в сторону сознательного эстетического творчества ведёт к переосмыслению мифов; мифологический материал подвергается отбору по критериям красоты, а подчас пародируется.
Позднее греческие поэты ранней античности отказываются от иронии по отношению к мифам, но зато подвергают их решительной переработке — приводят в систему по законам рассудка (Гесиод), облагораживают по законам морали (Пиндар). Влияние мифов сохраняется в период расцвета греческой трагедии, причём его не следует измерять обязательностью мифологических сюжетов; когда Эсхил создаёт трагедию «Персы» на сюжет из актуальной истории, он превращает саму историю в миф. Трагедия проходит через вскрытие смысловых глубин (Эсхил) и эстетическую гармонизацию мифов (Софокл), но в конце приходит к моральной и рассудочной критике его основ (Еврипид). Для поэтов эллинизма омертвевшая мифология становится объектом литературной игры и учёного коллекционирования (Каллимах из Кирены).
Новые типы отношения к мифам даёт римская поэзия. Вергилий связывает мифы с философским осмыслением истории, создавая новую структуру мифологического образа, который обогащается символическим смыслом и лирической проникновенностью, отчасти за счёт пластической конкретности. Овидий, напротив, отделяет мифологию от религиозного содержания; у него совершается до конца сознательная игра с «заданными» мотивами, превращёнными в унифицированную систему; по отношению к отдельному мотиву допустима любая степень иронии или фривольности, но система мифологии как целое наделяется «возвышенным» характером.
Средние века и Возрождение
Средневековая поэзия продолжала вергилиевское отношение к мифам, Возрождение — овидиевское.
Начиная с позднего Возрождения неантичные образы христианской религии и рыцарского романа переводятся в образную систему античной мифологии, понимаемой как универсальный язык («Освобождённый Иерусалим» Т. Тассо, идиллии Ф.Шпе, воспевающие Христа под именем Дафниса). Аллегоризм и культ условности достигают своего апогея к XVIII веку.
Однако к концу XVIII века выявляется противоположная тенденция; становление углублённого отношения к мифам происходит прежде всего в Германии, особенно в поэзии Гёте, Гёльдерлина и в теории Шеллинга, заострённой против классицистического аллегоризма (мифический образ не «означает» нечто, но «есть» это нечто или он есть содержательная форма, находящаяся в органическом единстве со своим содержанием). Для романтиков существует уже не единый тип мифологии (Античность), а различные по внутренним законам мифологии миры; они осваивают богатство германской, кельтской, славянской мифологии и мифов Востока.
Новое время и Современность
В 40-70-x годах XIX века грандиозная попытка заставить мир мифов и мир цивилизации объяснять друг друга была предпринята в музыкальной драматургии Рихарда Вагнера; его подход создал большую традицию.
XX век выработал типы небывало рефлективного интеллектуалистического отношения к мифам; тетралогия Томаса Манна «Иосиф и его братья» явилась результатом серьёзного изучения научной теории мифологии. Пародийная мифологизация бессмысленной житейской прозы последовательно проводится в творчестве Франца Кафки и Джеймса Джойса, а также в «Кентавре» Джона Апдайка. Для современных писателей характерно не нарочитое и выспреннее преклонение перед мифами (как у поздних романтиков и символистов), а свободное, непатетическое отношение к ним, в котором интуитивное вникание дополняется иронией, пародией и анализом, а схемы мифов отыскиваются подчас в простых и обыденных предметах.
Мифологическое мировоззрение
В мифологическом мировоззрении мир понимается по аналогии с родовой общиной, которая сплачивает, организует совместное поведение сородичей посредством коллективных представлений, как образца поведения.
Миф по А. Ф. Лосеву
В своей монографии «Диалектика мифа» А. Ф. Лосев даёт следующее определение:
Миф есть для мифологического сознания наивысшая по своей конкретности, максимально интенсивная и в величайшей степени напряженная реальность. Это — совершенно необходимая категория мысли и жизни. Миф есть логическая, то есть прежде всего диалектическая, необходимая категория сознания и бытия вообще. Миф — не идеальное понятие, и также не идея и не понятие. Это есть сама жизнь. Таким образом, миф, по Лосеву, особая форма выражения сознания и чувств древнего человека. С другой стороны, миф, как праклетка, содержит ростки развившихся в будущем форм. В любом мифе можно выделить семантическое (смысловое) ядро, которое будет впоследствии востребовано.
Следует также принимать во внимание, что хотя термином «миф» иногда назывались Лосевым разные религиозные системы, но этот труд — «Диалектика мифа» был лишь альтернативой (иногда неудачной, в связи с преследованиями со стороны советских властей) «диалектическому материализму».
Миф по Ролану Барту
Ролан Барт рассматривает миф как семиологическую систему, обращаясь при этом к известной модели знака Соссюра, выделявшего в ней три основных элемента: означающее, означаемое и сам знак, выступающий как результат ассоциации первых двух элементов. Согласно Барту, в мифе мы обнаруживаем ту же трёхэлементную систему, однако, специфика его в том, что миф представляет собой вторичную семиологическую систему, надстроенную над первой языковой системой или языком-объектом. Эту вторичную семиологическую систему или собственно миф Барт называет «метаязыком» потому, что это вторичный язык, на котором говорят о первом. При исследовании семиологической структуры мифа Барт вводит свою нетрадиционную терминологию. Означающее, подчёркивает он, может рассматриваться с двух точек зрения: как результирущий элемент первой языковой системы и как исходный элемент мифологической системы. В качестве конечного элемента первой системы Барт называет означающее смыслом, в плане мифа — формой. Означаемое мифологической системы получает название концепта, а её третий элемент представляет значение. Это вызвано, по мнению Барта, тем, что выражение знак двусмысленно, так как означающее мифа уже образовано из знаков языка.
Согласно Барту, третий элемент семиологической системы — значение или собственно миф — создаётся за счёт деформации отношения между концептом и смыслом. Здесь Барт проводит аналогию со сложной семиологической системой психоанализа. Подобно тому как у Фрейда латентный смысл поведения деформирует его явный смысл, также и в мифе концепт искажает или точнее «отчуждает» смысл. Эта деформация, согласно Барту, возможна потому, что сама форма мифа образована языковым смыслом, подчинённым концепту. Значение мифа представляет постоянное чередование смысла означающего и его формы, языка-объекта и метаязыка. Именно эта двойственность, по Барту, определяет особенность значения в мифе. Хотя миф это сообщение, определяемое в большей степени своей интенцией, тем не менее буквальный смысл заслоняет эту интенцию.
Раскрывая коннотативные механизмы мифотворчества, Барт подчёркивает, что миф выполняет различные функции: он одновременно обозначает и оповещает, внушает и предписывает, носит побудительный характер. Обращаясь к своему «читателю», он навязывает ему свою собственную интенцию. Касаясь проблемы «чтения» и расшифровки мифа, Барт пытается ответить на вопрос как происходит его восприятие. Согласно Барту, миф не скрывает свои коннотативные значения, он «натурализует» их. Натурализация концепта является основной функцией мифа. Миф стремится выглядеть как нечто естественное, «само собой разумеющееся». Он воспринимается как безобидное сообщение не потому, что его интенции тщательно скрыты, иначе они утратили бы свою эффективность, а потому, что они «натурализованы». В результате мифологизации означающее и означаемое представляются «читателю» мифа связанными естественным образом. Любая семиологическая система есть система значимостей, но потребитель мифов принимает значение за систему фактов.
Миф по Ф. Х. Кессиди
Определения понятий «миф» и «мифологическое мышление». Окончание
Перед рассмотрением гипотезы о том, почему и на базе чего у человека возникло мифологическое мышление, необходимо определиться со значением термина “миф”. В современном языке слово “миф” имеет двоякое значение. С одной стороны, в повседневной речи оно используется скорее в “негативном” смысле, то есть как “вымысел”, “неправда”, что-то не имеющее рациональной аргументации. В лучшем случае, под мифом понимают нечто вроде сказки. С другой стороны, наука, особенно в последние десятилетия, стала понимать миф в ином, “позитивном” смысле.
И вот тут начинаются сложности. Множество научных школ в разные периоды определяли “миф” по своему [1, 12-152]. Существуют десятки, если не сотни, различных вариантов определений и толкований. Поэтому вначале отберем из них те, что наиболее полно отвечают целям исследования. И пусть читателя не смущает то, что одному термину дается несколько определений. Все они по своему верны и в равной степени важны. Позже мы отдельно рассмотрим, почему такое положение вещей для мифа является нормальным и даже естественным.
С другой стороны М. Элиаде предлагает рассматривать миф несколько в ином ракурсе. Он пишет:
То есть по Элиаде миф выступает одним из регуляторов общественной жизни, задавая правила поведения людей, определяя для них что хорошо, а что плохо, что делать можно, а что — нет. Ему вторит Карен Армстронг, которая пишет:
То есть, миф есть еще и один из способов упорядочивания и осмысления реальности человеком. Отличие мифа от искусства в том, что:
Мифологическое мышление сконцентрировано на таких «метафизических» проблемах, как тайна рождения, смерти, судьбы, предназначения и т. д., то есть на вопросах, которые в известном смысле периферийны для науки, и по которым рациональные объяснения не удовлетворяют людей даже в современном обществе. “Живучесть” мифологического мышления связана с тем, что оно позволяет устранять коллизии сознания, вызванные необъяснимостью каких-то событий, выходящих за пределы рационального объяснения. Мифология позволяет передавать менее понятное через более понятное, неумопостигаемое через умопостигаемое и так далее [1, 169].
Мифология не сводится просто к удовлетворению любопытства, ее задача в другом, она дополняет рациональное мышление, придает ему полноту, обеспечивая целостный подход к мировосприятию, при котором элементам хаотичности и неупорядоченности не остается места и есть возможность на каждый жизненно важный вопрос получить ответ [1, 169]. По предположению И.М. Дьяконова, возникновение у человека мифологического мышления имеет психофизиологические предпосылки [5, 21–84], которые будут подробнее рассмотрены дальше.
Сергей Вячесоавович Савельев. Российский учёный, эволюционист, палеоневролог, доктор биологических наук, профессор, заведующий
лабораторией развития нервной системы Института морфологии человека РАН.
Важным аспектом правильного понимания роли мифа является адекватное соотношение его с рациональным знанием (логосом). Очень часто одно противопоставляют другому. Такой подход является в корне неверным. Миф и логос в человеческом сознании дополняют друг друга, обеспечивая “множеству знания” полноту. Даже в тот период, когда мифологическое мышление было превалирующим в человеческой культуре, это не означало, что рациональное у людей отсутствовало. Обе формы мышления возникли, скорее всего, одновременно, но именно благодаря рациональному мышлению люди научились компенсировать физические недостатки, развивать технологии, накапливать практические знания, обеспечивая этим себе преимущество в борьбе за существование.
И хотя с тех пор рациональное мышление проделало колоссальный путь, на каком-то этапе даже став лидирующей формой, тем не менее оно до сих пор не в состоянии дать удовлетворительный ответ на многие важные для человека вопросы мироздания. Рациональное знание едва ли когда-нибудь сможет дать утешение, примирить человека со смертью или воодушевить на самопожертвование. Что же говорить о доисторических временах, когда логос даже в языке еще не имел необходимых инструментов для полноценного функционирования? Поэтому естественно что, как тогда, так и сейчас, человек, не находя рациональных ответов, стремится получать их с помощью мифа и мифологического мышления.
Даже на уровне физиологии разные типы мышления базируются на разных областях мозга, хотя в той или иной мере всегда одновременно работают все области. При рациональном мышлении большую роль выполняет, присущая только человеку, вторая сигнальная система. В мифологическом — существенная нагрузка приходится на эмоциональные центры, то есть на более древнюю лимбическую систему [5, 37]. Подробнее психофизиологический базис мышления будет рассмотрен дальше. Тут же хочется еще раз обратить внимание на то, что даже на физиологическом уровне рациональное мышление и эмоциональное не противопоставляются, а дополняют друг друга.
[7, 97-98]
И у мифа, и у логоса есть свои ограничения, свои сильные и слабые стороны. Но интуитивно люди, еще в глубокой древности, поняли, что между ними нет противоречия, что они дополняют друг друга, и что для выживания человечеству необходимо поддерживать правильный баланс. В обществах же, где такой баланс нарушался, как правило, начинались деструктивные процессы, часто приводившие их к катастрофам.
И вторым важным моментом, вытекающим из соотношения рационального и эмоционального мышления, является то, что оба эти типа мышления всегда присутствуют в сознании человека, меняется лишь их соотношение. И чем меньше в сознании будет рационального, тем неизбежно будет становиться больше эмоционального. А чем больше будет эмоционального, тем легче будет воздействовать на сознание извне. Как и почему это происходит мы рассмотрим в следующей части.
Резюмируя еще раз отметим ключевых для правильного понимания мифа моменты: