Не отвечает за неправильное толкование
Спор о толковании ― это не способ исправления ошибок при заключении договора (на примере дела, рассмотренного ВС РФ, в котором буквально было истолковано несуществующее условие)
Применение ст. 431 ГК РФ сопряжено со множеством практических нюансов. В частности, в спорах о толковании условий договора крайне важна аргументация. Поскольку спор о толковании не должен превращаться в способ исправить собственные ошибки, допущенные при заключении договора по неосмотрительности или незнанию, или иные упущения либо потерю интереса к договору на согласованных условиях.
В частности, суд может отклониться от буквального текста условия договора только в случае, если оно действительно неясно (допустимы два и более равнозначных значения либо невозможно в целом выявить содержание). Причем неясность условия должна быть как сама по себе, так и сохраняться в результате сопоставления с другими условиями и смыслом договора (абз. 1 ст. 431 ГК РФ).
Крайне важно при этом видеть «границы» условия, учитывая, что оно может содержаться в нескольких предложениях, пунктах, статьях договора. Понимание, в чем именно заключается потенциально спорное условие, позволяет предотвратить возникновение ложного спора о толковании.
Неясность того самого условия, которое является предметом потенциального спора, должна быть надлежащим образом раскрыта и прокомментирована в мотивировочной части решения суда с учетом позиций, представленных сторонами.
Значимость необходимых и достаточных пояснений состоит в том, что в противном случае возникает риск произвольного перехода в процессе спора к
(а) поиску действительной общей воли сторон, отличной от текста договора, применительно к условию, которого нет, и/или
(б) поиску действительной общей воли сторон, которой, скорее всего, на самом деле и не было.
Обусловлено это тем, что граница между ясностью и неясностью условий договора условна. Однако констатация неясности не может быть сугубо следствием субъективного восприятия условия по принципу: «я думаю, что это условие ограничено данной частью фразы, и мне она неясна». Суду, как представляется, предстоит в случае спора ретроспективно смотреть на спорное условие с позиции того, как именно стороны понимали или могли понимать его в процессе заключения договора, какой смысл вкладывали.
Подход, основный на презумпции того, что буквальный текст содержит волеизъявление, совпадающее с волей, вряд ли идеален. Однако при прочих равных он позволяет
Поэтому, как представляется, т.н. иные соответствующие обстоятельства, о которых говорится в абз. 2 ст. 431 ГК РФ (предшествующие договору переговоры сторон, переписка, практика, установившаяся во взаимных отношениях сторон, последующее поведение, обычаи и т.п.), значимы не только для целей самого восполнительного толкования, то есть интерпретации неясного текста. Они не менее важны для оценки того, действительно ли текст является неясным (абз. 1 ст. 431 ГК РФ).
В таком выводе нет противоречия.
Для целей абз. 1 ст. 431 ГК РФ иные обстоятельства должны оцениваться для ответа на вопрос «в чем состоит спорное условие, и действительно ли его содержание неясно?».
Для целей абз. 2 ст. 431 ГК РФ иные обстоятельства должны оцениваться для ответа на вопрос «какова действительная общая воля сторон в случае ее противоречия/ расхождения с буквальным текстом?».
На мой взгляд, хорошей иллюстрацией сказанного является дело, приведенное в п. 6 «Обзора судебной практики Верховного Суда Российской Федерации N 3 (2019)», утв. Президиумом Верховного Суда РФ 27.11.2019.
На примере этого дела видно, как в результате игнорирования контекста положений договора и обусловленных этим «содержательных границ» спорного условия можно легко заменить волю сторон своим представлением о договоре и прийти к выводу о совершенно ином содержательном наполнении обязательства, чем то, которое следует из буквального текста и обусловлено намерениями сторон.
Первая инстанция и апелляция: суды пришли к выводу о том, что
Судебная коллегия по гражданским делам ВС РФ признала выводы судебных инстанций ошибочными, в том числе, по следующим основаниям:
Из приведенного дела видно, как суды первой и апелляционной инстанций заменили буквальный текст условия (о передаче ателье как предмета купли-продажи) своим представлением о том, о чем стороны договорились («передача ателье означает передачу права собственности на помещение»), а после этого «додуманное» условие истолковали буквально, опираясь на положения абз. 1 ст. 431 ГК РФ. В итоге была допущена логическая подмена, которая лишила смысла ссылку на необходимость буквального восприятия текста и привела к необоснованному вмешательству судов нижестоящих инстанций в существо отношений сторон.
В этом смысле значимость пояснений сторон относительно договора сложно переоценить, поскольку именно пояснения сторон позволяют сконцентрироваться на обстоятельствах конкретного дела и том самом спорном условии, которое предстоит оценить на предмет ясности/неясности буквального текста.
В акте правосудия нет мотивов отклонения доводов участника спора. Нарушение? Может ли оно привести к неправильному решению?
В печати много написано о мотивированности как свойстве судебного решения.
Отмечается важность этого свойства с позиций справедливости, законности, обоснованности правосудия. При этом, как правило, описываются ситуации, когда суд обязан обосновывать свои выводы о юридических фактах ссылкой на имеющиеся в деле доказательства и установленные на их основе обстоятельства дела (в т.ч. так называемые доказательственные факты), а резолютивную часть акта правосудия сформировать со ссылкой на подлежащие применению нормы материального права.
Между тем, думается, что мотивированность имеет и еще очень важную грань, которая в последнее время отчетливо начала проявляться, чем диагностировала современное «заболевание» деятельности по осуществлению правосудия.
Я имею в виду те ситуации, когда в судебном акте (постановлении) в нарушение нормы процессуального кодекса о содержании судебного решения (постановления, определения) не указаны мотивы, по которым суд отверг те или иные доказательства, принял или отклонил приведенные в обоснование своих требований и возражений доводы лиц, участвующих в деле.
Исторически первым «симптомом» этого заболевания явились такие ужасные фразы в актах правосудия, как: «доводы отклоняются, так как не основаны на законе, так как основаны на неверном толковании норм материального права, так как не относятся к предмету рассматриваемого дела, так как направлены на затягивание судебного процесса, так как свидетельствуют о недобросовестном использовании своих прав», ну, и т.п. и т.д. При этом никакого обоснования, конечно, не приводится.
В настоящее же время суды стали просто не давать оценку доводам участников спора.
При этом никакого процессуального механизма защиты против этого бездействия законом не предусмотрено.
Суд всех инстанций могут просто не оценивать доводы участников спора и сохранить в силе незаконный и необоснованный акт правосудия, повторив их тексты (судьи называют это «Согласиться»).
И с этим ничего не сделаешь. Я думаю, что многие юристы с этим постоянно сталкиваются.
В процессуальных кодексах России всем известна норма о том, что нарушение норм процессуального права является основанием для отмены судебного акта (постановления), если это нарушение привело или могло привести к принятию неправильного судебного решения (акта).
Должен честно признаться, мне эта норма никогда не была симпатична.
На мой взгляд, эта норма служит и служила всегда основанием для большого числа судебных ошибок, которые не исправляются ни апелляционными, ни кассационными судами, не говоря уже о надзорных.
Интересно рассмотреть этот вопрос исторически: когда эта норма впервые появилась, кто автор, в чем был замысел или, как сейчас любят говорить (в особенности выходцы из аппарата ВАС РФ), каково было политико-правовое обоснование?
Но это отступление.
В связи с изложенным я задумался над тем, является ли не указание мотивов, по которым суд отверг те или иные доказательства, принял или отклонил приведенные в обоснование своих требований и возражений доводы лиц, участвующих в деле, основанием для отмены акта правосудия в связи с нарушением норм процессуального права, выразившееся этом в не указании мотивов.
Почему адресованное суду требование указывать мотивы отклонения (принятия) доводов участников спора так важно для правильности акта правосудия?
Почему нельзя довериться суду и предоставить ему возможность выносить решения как бы подразумевая, что суд вынесет решение с оценкой всех возможных доводов участников спора, предвосхищая их.
Полагаю, что во всех случаях данное нарушение должно считаться таким, которое приводит или может привести к принятию неправильного решения.
Более того, считаю, что данное нарушение должно быть отнесено к безусловным основаниям для отмены судебного акта (постановления), по примеру, допустим, такому основанию для отмены, как нарушение правила о тайне совещания при принятии решения.
Поэтому перечень безусловных процессуальных оснований для отмены судебного акта может быть расширен.
Любое спорное материальное правоотношение, лежащее в основе судебного спора, возникает из оснований – юридических фактов. Указанные факты входят в предмет доказывания по судебному делу. Участники спора в зависимости от выбранной правовой позиции ссылаются на наличие или отсутствие указанных оснований (юридических фактов), представляют доказательства этим фактам или их отсутствию и исходя из этого предлагают суду применить те или иные нормы права с учетом содержащихся в их гипотезах соответствующих указаний на юридические факты, предлагают правовую квалификацию спорного правоотношения.
Иными словами, такими действиями участники спора заявляют (приводят) доводы, которые должны получить надлежащую правовую оценку, результаты которой должны быть отражены в акте правосудия.
Отсутствие в акте правосудия результатов оценки доводов участников спора с высокой степенью вероятности приводит (может привести) к неправильному определению обстоятельств, имеющих значение для дела (ГПК РФ), к неполному их выяснению (АПК РФ), к недоказанности обстоятельств, имеющих значение для дела, к несоответствию выводов суда обстоятельствам и дела и судебным доказательствам, к неприменению норм права, подлежащих применению с учетом характера правоотношения лиц, участвующих в деле.
Принцип полноты, всесторонности, объективности судебного разбирательства в ГПК РФ, АПК РФ не предусмотрен, поэтому исходя из замысла законодателя суд не играет активную роль в установлении объективной истины, суд устанавливает, констатирует только ту часть правовой действительности, которая ему доступна благодаря активным действиями участников судебного спора.
Таким образом, суд в силу закона не обязан самоинициативно активно выяснять все обстоятельства в правоотношениях участников спора. При этом я различаю обязательные действия суда по определению юридических фактов предмета доказывания и действия суда по выяснению (установлению) обстоятельств, входящих в предмет доказывания, даже если стороны об этом не заявляют.
Вследствие этой специфической пассивности суда законодатель предоставил участникам спора процессуальные права и возложил на них обязанности заявлять свои доводы с целью обосновать свою правовую позицию как по вопросам права, так и, что более важно, по вопросам факта. Для этого в законе закреплен и принцип состязательности участников спора.
Из изложенного становится очевидным, что действующее законодательное регулирование по вопросу деятельности суда по установлениию обстоятельств дела предполагает высокую степень активности участников спора, направленную на установление обстоятельств дела.
Высокая степень активности участников спора реализуется прежде всего через их доводы, которые они приводят в защиту занятой позиции.
Праву участника спора заявлять доводы корреспондирует обязанность суда их принять, зафиксировать в процессуальной форме (протокол, аудиозапись, судебный акт), предоставить возможность противнику (оппоненту) и создать для него благоприятные условия для возражения против доводов, дать им правовую оценку с указанием мотивов принятия или отклонения.
Таким образом, суд объективно не может отказаться от правовой и фактической оценки доводов участников спора в акте правосудия.
Суд хотя и руководит процессом, но он, по смыслу его законно установленной роли, не главный и не единственный в установлении обстоятельств спора. Если законодатель считал бы его главным и единственным лицом в процедуре установления фактических обстоятельств, то тогда в процессуальных кодексах не было бы гарантий, связанных с обеспечением возможности участвовать непосредственно или через представителей в судебном процессе под страхом безусловной отмены акта правосудия, если эти гарантии нарушены (надлежащее извещение и др.)
Следовательно, полагаю, что судебный акт (постановление), в котором не отражены мотивы отклонения или принятия доводов участников спора, по форме и содержанию вообще не должен считаться актом правосудия.
Поскольку такой акт не признается актом правосудия, в качестве предложения законодательного механизма защиты против отсутствия в акте правосудия мотивов отклонения или принятия доводов участников спора полагаю, что в процессуальных кодексах необходимо предусмотреть право апелляционных и кассационных судов направлять дело (без отмены состоявшихся судебных актов) в соответствующий суд с обязательными указаниями изложить мотивы, по которым суд отверг те или иные доказательства, принял или отклонил приведенные в обоснование своих требований и возражений доводы лиц, участвующих в деле.
При этом считаю, что суды второй и кассационной инстанции в силу их проверочной природы не могут служить заменой суда первой инстанции и мотивировать отклонение или принятие доводов участников спора за суд первой инстанции и вместо него.
Таким образом, в конечном счете, нарушение норм процессуального права в виде не указания мотивов, по которым суд отверг те или иные доказательства, принял или отклонил приведенные в обоснование своих требований и возражений доводы лиц, участвующих в деле, объективно и неизбежно приводит к таким порокам акта правосудия, как неправильное определение обстоятельств, имеющих значение для дела (ГПК РФ), неполное их выяснение (АПК РФ), недоказанность обстоятельств, имеющих значение для дела, несоответствие выводов суда обстоятельствам и дела и судебным доказательствам, неправильное определение характера материального правоотношения участников спора и как следствие неприменение норм права, подлежащих применению с учетом характера правоотношения.
Из этого очевидно следует, что не указание мотивов отклонения или принятия доводов участника спора является таким нарушением норм процессуального права, которое с высокой степенью вероятности может привести к принятию неправильного акта правосудия.
Исключить эту вероятность можно только путем изложения мотивов отклонения (принятия) доводов и надлежащей правовой оценки этих доводов и соответствующих мотивов.
Тема: Проблема неправильного толкования Писаний
Опции темы
Проблема неправильного толкования Писаний
Проблема неправильного толкования Писаний
Некоторые традиционные учения Церкви совершенно противоположны тому, чему Священные писания учат на самом деле. Но так было не всегда. Это произошло постепенно, с течением времени. Как же это случилось? Церковь начинает исследование Писаний с «Нового Завета», формирует понимание его учений, а затем возвращается к исследованию тех Писаний, которые Бог дал вначале.
Так или иначе, Библии пришлось приспосабливаться к меняющимся условиям и к идеологии Церкви. Зачастую это происходило в результате того, что прямое значение текста отвергалось или игнорировалось.
В историческом, логическом и библейском плане этот подход неверен. Исторически последователи Йешуа не принимали на веру всякое учение, которое слышали. Они сопоставляли слышанное с тем, что Бог явил Израилю ранее на горе Синай и на протяжении следующей тысячи лет. С логической точки зрения они не могли проверять прежние, достоверные откровения, которые были для них истиной, на основании нового откровения, в котором они не были уверены в той же степени. С точки зрения Библии, как заповедал Бог и утверждал Йешуа, новое учение или провозглашение мессианства должно было проверяться на основании того, что уже было явлено Богом ранее. Новое необходимо было проверять с помощью Истины, а не наоборот.
Этот подход предполагает, практически гарантирует, что при чтении текста человек узнает не то, что текст говорит на самом деле, но то, что он говорит по мнению читающего.
Кроме того, применяя этот подход, абсолютно невозможно доказать подлинность и достоверность Нового Завета и мессианства Йешуа. Можно просто допустить и то и другое. Это, однако, несовместимо с самим Новым Заветом. Это нельзя назвать верой. Это просто предположение.
Как можно узнать, действительно ли Новый, Завет является тем, на что он притязает? Как можно быть уверенным в том, что Йешуа— Мессия? Откуда нам это известно?
Существует множество религий, имеющих собственные священные книги, претендующие на звание подлинных Божественных откровений, являющихся кульминацией и ключом к пониманию всего, что произошло ранее. Как же мы можем определить, истинны эти притязания или нет?
Является ли Коран тем, на что он претендует? А Книга Мормонов? А Талмуд? Каждая из этих книг утверждает, что именно она правильно объясняет и истолковывает еврейские Писания.
А как насчёт многих других книг, также претендующих на богодухновенность и авторитетность? Каждая книга, каждая религия считает себя истинной, вне зависимости от своего учения. И каждая из них действительно является истинной, если это суждение основано лишь на самооценке, так же как пути человека праведны в его собственных глазах.
Бессмысленно обсуждать, что истинно, а что нет, если у нас нет единого стандарта, на основании которого мы делаем свои суждения. Бессмысленно пытаться определить, в чём заключается скрытый смысл слов Бога, если мы не можем прийти к единому мнению относительно того, что Он действительно сказал и как следует понимать сказанное Им.
То, что определённая религия выдвигает какое-либо учение, ещё не является свидетельством истинности этого учения. В равной степени то, что определённая религия не принимает какое-либо учение, не делает его лжеучением. Но для того, кто уже верит в истинность и авторитетность этой религии, такое принятие или непринятие достаточно значимы.
Тем не менее, основные вопросы остаются: Каковы основания для предъявления прав на авторитетность? Как это можно проверить? И состоятельны ли эти претензии?
Как мог кто-либо в первом столетии (или даже сегодня) узнать, являются ли учения Евангелий, посланий и Откровения истинными? Перенеситесь мысленно в первое столетие, в то время, когда зародилось учение Йешуа и его последователей. «Религиозные лидеры говорят, что это так» или «Они с этим не согласны» — это не является убедительным ответом.
И если Бог явил Себя, чтобы люди могли узнать Его, каждый несёт перед Богом личную ответственность за то, чтобы определять, какое учение является истинным, а какое ложным. Если вы хотите знать и делать то, что угодно Богу, вы должны уметь определять, от Бога это учение или нет. Вы должны определить, является Йешуа Мессией или нет. Многие люди как в то время, так и сейчас претендуют на это звание, провозглашая себя мессиями. Многие люди выдают себя за носителей новых откровений. Как определить истинность подобных притязаний?
Любое притязание на подлинность должно основываться на том, что уже принято как несомненная истина. Провозглашение достоверности Нового Завета или мессианства Йешуа должно быть основано на том, в Божественном происхождении чего мы уверены. Поэтому через весь Новый Завет проходит мысль о том, что Йешуа — его личность, его слова, поступки и т. д. — является исполнением того, что было обещано в Законе, в пророках и писаниях. Для обозначения Торы, Невиим, Кетувим используется еврейский акроним (ТАНАХ)
Писания Нового Завета основывают свои притязания на достоверность на Танахе. Первая глава Евангелия от Матфея начинается с «родословия Иешуа». Почему? Хотя все церковные учения и не придают этой родословной особого значения, именно она определяет Иешуа как возможного Мессию. Без этой родословной он просто не мог бы быть Мессией.
«Свершилось то, что должно было исполниться», — эта фраза неоднократно повторяется на протяжение Евангелий. Каков смысл этого? Показать, что Иешуа является обещанным Мессией. Как сказано в Откровении 19:10: «. свидетельство Йешуа есть дух пророчества».
Именно исполнившееся пророчество свидетельствует о том, кто он такой.
Если Иешуа или какой-либо человек, претендующий на то, что он Мессия, не исполняет пророческих Мессианских обещаний, значит, он не является Мессией, и люди не уверуют в него.
Отвергать Танах — наиболее важное и авторитетное откровение Бога — значит отказаться от библейской основы для определения того, является ли кто-либо Мессией или нет.
В Евангелии от Иоанна 5:45-47 Иешуа говорит тем, кто находится рядом с ним, что они неспособны поверить Ему, потому что не верили и Моисею. «Ибо, если бы вы верили Моисею, то поверили бы и Мне, потому что он писал о Мне. Если же его писаниям не верите, — как поверите Моим словам?» Каждый, кто отказывается признавать писания Моисея, не имеет основания для веры в слова Иешуа.
Закон Моисея подводит нас к Йешуа. Он опекает и наставляет нас на этом пути. Он дает определение, по которому можно узнать Мессию. Ученики это осознали. «Филипп находит Нафанаила и говорит ему: мы нашли Того, о котором писал Моисей в законе и пророки, Йешуа, сына Иосифова, из Назарета». ( Ев. от Иоанна 1:45).
Основой учения Иешуа является Танах. После Своего воскресения из мёртвых Иешуа учил своих учеников, чтобы дать им правильное и точное понимание. Он учил их тому, что позже было ими записано, в соответствии с чем они жили и чему учили последующие поколения учеников. «И начав от Моисея, из всех пророков изъяснял им сказанное о Нём во всем Писании». (Ев. от Луки 24:27)
То, чему Иешуа учил Своих последователей, должно было исходить из того, что Бог уже открыл Израилю. И учение Иешуа ни в коей мере не могло противоречить сказанному ранее. Более того, если бы оно противоречило ТАНАХу, ученики, следуя Божьим заповедям, должны были бы отказаться от него (напр., Втор.12:32-13:18). Оно могло не совпадать с тем, как они изначально понимали текст, но, не с самим текстом. Если бы новое учение призывало их отвернуться от Бога Израиля, им следовало бы отказаться от такого учения, даже если бы оно сопровождалось чудесами и знамениями. (Втор. 13:1-18)
Так, в Евангелии от Луки 24:44,45, Иешуа говорит Своим ученикам: «. вот то, о чём Я вам говорил, ещё быв с вами, что надлежит исполниться всему, написанному о Мне в законе Моисеевом и в пророках и в псалмах. Затем Он отверз им ум к уразумению Писаний». Их вера должна была основываться на Писаниях.
Источником и основой его учения должен был быть ТАНАХ. Ученики Иешуа должны были понять его слова и то, кем он является, поэтому он учил их из ТАНАХа.
Источником и основой учения Павла также является ТАНАХ. Так оно и должно было быть, если Павел хотел оставаться верным Йешуа и его учению. «Ибо я первоначально преподал вам, что и сам принял, то есть, что МАШИАХ умер за грехи наши, по Писанию, и что Он погребен был и что воскрес в третий день, по Писанию». (1 Кор.15:3-4)
Когда Павел предстал перед судом, он сказал обвинителям: «И ни в святилище, ни в синагогах, ни по городу, они не находили меня с кем-либо спорящим или производящим народное возмущение, и не могут доказать того, в чем теперь обвиняют меня; но в том признаюсь тебе, что по учению, которое они называют ересью, я действительно служу Богу отцов моих, веруя всему, написанному в законе и пророках«. (Деян.21:12-14)
Павел просто не поверил бы в то, что не согласуется с Законом и пророками. В Деяниях 26:6, на суде, Павел сказал: «И ныне я стою пред судом за надежду на обетование, данное от Бога нашим отцам«. Именно поэтому он и предстал перед судом. Не за какое-то абсолютно новое учение, недавно возникшее, но за обетования Бога, данные Аврааму, Исааку и Иакову.
«Но, получив помощь от Бога, я до сего дня стою, свидетельствуя малому и великому, ничего не говоря, кроме того, чём пророки и Моисей говорили, что это будет». (Деян.26:22)
То есть Павел утверждает, что его послание основывается на том, очём говорил Моисей и пророки. И у него нет другого источника учения, кроме этого. В послании к верующим Коринфа Павел пишет: «По человеческому ли только рассуждению я это говорю? Не то же ли говорит и закон?» (1 Кор.9:8)
Дух Божий дал Павлу то понимание, которого не было у других, но все-таки это было понимание сказанного Богом ранее. На суде Павел не боится умереть, но хочет доказать обвинителям свою невиновность в том, что ему приписывалось. Он виновен лишь в своей вере Божьим обетованиям, данным Израилю.
Находясь в Риме под домашним арестом, Павел призывает евреев Рима прийти к нему, так как хочет сообщить им в точности то, о чём он уже говорил ранее, то, в чём и заключается его послание, а именно разделить с этими людьми обетование надежды, обетование, данное Богом отцам Израиля. «И назначивши ему день, очень многие пришли к нему в гостиницу; и он от утра до вечера излагал им учение о Царствии Божием, приводя свидетельства и удостоверяя их об Йешуа из закона Моисеева и пророков«. (Деян.28:23)
Послание Павла основывается на Законе и пророках. Он использует эти источники для своего учения, чтобы убедить людей, показать им, что Иешуа является предсказанным Мессией. Он пытался убедить людей как в Риме, так и в других местах, что Божье царство, провозглашаемое им, это то, что уже записано, уже обещано в общепризнанном, достоверном откровении Бога — Танахе. Святой Дух учил его, но учил Он из Танаха. И в духовном, и в логическом смысле не могло быть по-другому.
Как мог еврей первого столетия узнать, является ли истиной провозглашаемое Павлом? Или как мог это сделать любой другой человек? В Фессалонике «Павел, по своему обыкновению, вошел к ним и три субботы говорил с ними из Писаний, открывая и доказывая им, что Мессии надлежало пострадать и воскреснуть из мёртвых, и что сей Мессия есть Йешуа, Которого я проповедую вам«. (Деян.17:2-3) Павел доказывает с помощью Танаха, что Йешуа является Мессией.
Писания привлекают евреев в синагоге Верии: «Здешние были благомысленнее Фессалоникийских: они приняли слово со всем усердием, ежедневно разбирая Писания, точно ли это так«. (Деян.17:11) Павел проповедовал им, а они изучали Писания, чтобы проверить истинность его учения. Сам Бог заповедал им сопоставлять учение Павла с тем, что говорит Танах.
Если бы учение противоречило Писаниям, это показало бы его неистинность, и, выполняя Божью заповедь, им нужно было бы отказаться от учения Павла. Бог призывает Израиль судить об истинности духовных посланий, обращаясь «. к закону и откровению. Если они не говорят, как это слово, то нет в них света». (Ис.8:20)
«Здешние были благомысленнее. ежедневно разбирая Писания». И разбирали они единственные существовавшие на тот момент Писания — Закон, писания и пророков. Они разбирали их ежедневно, чтобы понять, является ли новое учение истинным. Делая это, они выполняли настояние Бога. Бог требует этого от всего Израиля.
И это был единственный способ, с помощью которого можно было установить истинность учения. Если оно согласовалось с Танахом, его следовало принять. В обратном случае Бог требовал отказаться от него. Каков же был результат сопоставления ими учения Павла с Танахом? «И многие из них уверовали, и из Еллинских почетных женщин и из мужчин не мало«. ( Деяния 17:12)
Нельзя основывать свои суждения о Слове Божьем — отвергая или принимая его — на более поздних откровениях. Напротив, именно эти, более поздние откровения нужно подвергать обсуждению. И если новое откровение не согласовалось с тем, что уже было признано как имеющее Божественное происхождение, от него следовало отказаться.
С точки зрения истории, логики и Библии нет другого пути. Чтобы утвердить и подтвердить свою точку зрения, Павел и другие авторы Нового Завета ссылаются на то, что уже утверждено и принято. Они верили и учили всему, что согласуется с Моисеем и пророками.
Может быть, это и тавтология, но это следует подчеркнуть: те, кто не верит так, как верили Иешуа и Павел, имеют веру, отличающуюся от веры Йешуа и Павла.